Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях
Шрифт:
Такова была первая встреча египетских войск с султанскими. С обеих сторон было до 10 тыс. регулярного войска и столько же иррегулярного. Турецкие полки недолго устояли противу натиска египетской пехоты, и сам Мехмет-паша отчаянной храбростью не мог искупить свою оплошность. К ночи дело было решено, а наутро Хомс занят Ибрахимом. Турки потеряли половину своей артиллерии, 2 тыс. убитыми и 3 тыс. пленными.
Эта легкая победа довершала впечатление, произведенное на сирийские племена взятием Акки, и обеспечивала Ибрахиму покорность края. Остатки турецкой дивизии в своем побеге более претерпели от своих нерегулярных сподвижников, чем от победителей. Низамы, именуемые в торжественном слоге Востока мансурие (победоносцами), были осмеяны и ограблены в этом общем побеге нерегулярными наездниками башибузуками. Они сбрасывали с себя мундиры и ранцы, которые навлекали на них поругания и обиды. Можно ли было ожидать более пагубных результатов от первого появления в Сирии этого любимого создания Махмуда, плода десятилетних упорных усилий, на котором основывались надежды грядущих судеб империи? Толпа бегущих заразила паническим страхом все отряды, расставленные на пути для обеспечения сообщений с главной квартирой. Поток грозил разломать и главную квартиру. Для
188
Железный мост, [названный] по бывшим некогда железным воротам с обеих его сторон, где взимались каффары с проходящих.
Подобно Дамаску, Халеб славился в исламе своим буйством. Фанатическое его народонаселение разделяется на две партии — енчарие и эмирие [189] , коих взаимная вражда служила единственной опорой правительственного влияния. Среди вековой повсеместной анархии Халеб постепенно принимал вид анархической республики. В ту пору обе партии — и потомки Мухаммеда, именуемые эмирами, и потомки янычар, учрежденных в эпоху завоеваний и никогда не служивших правительству, — были равно недовольны стамбульскими преобразованиями и упрекали своего султана в ереси.
189
Это разделение распространялось на мусульманскую феодальную верхушку Халеба. Обе группировки различались не только по своему происхождению, но и по источникам дохода. «Эмирие были всегда враждебны христианам, — писал К. М. Базили в 1850 г. в донесении к послу, — енкерие покровительствовали последним и были вместе с ними заинтересованы в торговле и промышленности, тогда как материальная заинтересованность их соперников концентрировалась в эксплуатации сельского хозяйства, земельной собственности, вакфов, ильтизамов и спахиликов» (АВПР. Ф. «Посольство в Константинополе». Д. 892. Л. 245). — Прим. ред.
Когда Ибрахим занял Дамаск, явилась к нему депутация от жителей халебских с просьбой освободить их город от пашей. Османский фельдмаршал, проведав о расположении города и опасаясь бунта, отказался от защиты Халеба и поспешил занять горные проходы Тавра, древние Врата Сирийские, чтобы прикрыть Малую Азию от вторжения египтян. Искендерунские лихорадки значительно обессилили его войско. Вслед за лихорадками показалась и холера. От повальных болезней турецкий солдат не унывает, но поражение под Хомсом лишало его той бодрости, без которой турецкое войско, в чалме ли оно или в ранцах, осуждено поражению.
Чтобы сохранить сообщение с морем, Хусейн-паша занял высоты Белена между Антиохийским озером и Искендерунским заливом. Между тем Ибрахим, подвигаясь к Халебу, находил везде радушный прием, постановлял новые власти и забирал встречаемые на пути обозы турецкой армии. Три недели спустя после хомского дела он атаковал Беленское ущелье. Войска его дрались здесь храбро и с верой в своего предводителя и в победу. Сочувствия народонаселений, утомленных бесчинствами турецкой армии после хомского дела, внушали новую бодрость египтянам. Маневры Ибрахима были хорошо приноровлены к местностям. Египтяне небольшими отрядами последовательно опрокидывали турок с занимаемых ими высот, а артиллерия очищала пред ними ущелья. Беленское дело едва ли не лучший стратегический подвиг Ибрахима [190] .
190
Беленская битва произошла 29 июля 1832 г. — Прим. ред.
Отселе турки безостановочно перебежали остальные отрасли [отроги] Тавра, и сердари-экрем довершил роковые ошибки сирийской экспедиции тем, что по сдаче неприятелю Врат Сирийских в Белене до того потерял голову, что не озаботился о защите Врат Киликийских в Колек-Богазе. В этом ущелье, которое на десять с лишком верст пролегает едва проходимыми тропинками, среди страшных скал и пропастей, один батальон и две пушки были достаточны, чтобы совершенно замкнуть путь в Малую Азию. Фельдмаршал расставил кое-где плохие нерегулярные отряды под начальством какого-то Садык-паши, а сам с остатками разбитой армии поспешно ретировался вовнутрь Малой Азии, по дороге в Конью (древний Икониум).
Курды и туркмены, кочующие в Карамании, были бичом для побежденных, а Ибрахиму служили они проводниками. Слух о выступлении его из Аданы, где египетский авангард едва не захватил самого сердари-экрема, мгновенно очистил перед ним ущелье Колек-Богаз, откуда нашествие египетское врывалось в самое сердце империи.
Заметим еще, что в Искендеруне египетское войско нашло огромные запасы, которые при всей медленности турецкой армии в походе из столицы в Сирию едва поспели морем пред самым ее бегством. Фельдмаршалу было тогда предложено бросить в море все эти запасы, чтобы не достались они Ибрахиму, а без запасов Ибрахим не мог бы его преследовать. Но Хусейн в своем полуевропейском костюме пребывал верным патриархальному духу Азии. «Истреблять щедрые дары, коими аллах утоляет голод своего создания, — тяжкий грех, — отвечал он, — довольно то, что мы ведем войну с правоверными, морить их голодом не нужно».
Оба виновника сирийских бедствий Хусейн и Мехмет были без гнева приняты султаном, которого деды казнили как измену несчастья или ошибки своих полководцев. Когда народонаселения охотно передавались бунтовщику, верность войска и пашей, которые храбро дрались за своего государя, выкупали все их ошибки. Впрочем, Махмуд понял, что гений знаменитого ага-паши истощился в потоках крови янычарской и что одна преданность своему государю при беспощадной суровости к мятежникам не заменяет талантов в полководце. С того времени Хусейн занимает пашалык Виддинский и копит миллионы торговлей и монополиями.
Флот под начальством Халиль-паши не
191
В те годы я служил на эскадре адмирала Рикорда в Средиземном море. Сирийские дела привлекали уже внимание кабинетов. Россия предвидела необходимость вступничества своего. В конце сентября мы посетили с адмиралом Суду и Кандию, где я в первый разу видел египетские регулярные войска. Кандия была вверена паше египетскому в награду за опустошения, сделанные им в Пелопоннесе, и за потерю его флота в Наварине. Страшно было смотреть на тогдашнее состояние Кандии. В проезд наш через живописные деревни злополучного острова не встречалась ни одна живая душа. Лондонская конференция присудила султану Кандию, которой христианское народонаселение с таким остервенением дралось противу турок во все продолжение греческой войны. В продолжение войны турки спасались в Малую Азию или запирались в трех крепостях, где их гарнизон выдерживал натиск христианского народонаселения. По окончании войны, когда Греция была осуждена отозвать свое войско из Кандии и сдать остров туркам, христианское народонаселение спасалось в Грецию. В тех деревнях, которые не были сожжены, дома оставались в ту пору (года два спустя по бегстве жителей) еще не ограбленными, потому что и грабить было некому.
Из Кандии поплыли мы отыскивать турецкий флот. У Родоса встретили мы флот египетский из 13 судов, в том числе 3 линейных корабля и 5 фрегатов. Фрегаты были выкрашены двухдечными кораблями, а к 80-пушечным кораблям была прибавлена третья белая полоса для эффекта. Турецкий флот нашли мы в Мармарисской бухте, которая едва ли не лучший порт Средиземного моря по безопасности, по простору, по удобству защиты обоих его проходов. Турецкий флот состоял из 32 судов, в том числе двенадцати линейных кораблей. Флаг и вымпел великого адмирала развевались на 132-пушечном «Мухмудие». Халиль-паша, командуя флотом вчетверо сильнее египетского по числу и калибру орудий, закрыл, однако ж, цепями оба прохода бухты, боясь атаки. Он со всегдашней своей любезностью угощал нас в великолепной платановой роще на берегу залива и уверял нашего адмирала, что он ждал только султанского приказа на истребление египетского флота. Но он имел основательные причины уклоняться от сражения: экипажи были составлены не из матросов, а из всякого сброда; офицеры не имели никакой опытности в морском деле (теории от турок требовать не станем), а все милости султана не могли внушить капудан-паше морского гения. Халиль, дитя Кавказа, этого рассадника пашей, был в детстве невольником своего соотечественника Хозрефа, который определил его в регулярное войско офицером, сохраняя, однако ж, над ним свои права. В Морейской экспедиции Ибрахим-паша полюбил его за ловкость и телесную силу. В кампаниях 1828 и 1829 гг. противу России личная его храбрость и покровительство Хозрефа возвели его в звание паши. По заключении мира султан, желая показать Европе образчик перерожденных турок, назначил его послом в Петербург, где в самом деле он понравился двору и обществу, стараясь перенимать тон и манеры европейского человека. Когда по шестимесячном пребывании в России возвратился он в Стамбул, султан был в восторге от него за его развязность, за благородные военные приемы, за его рассказы о русской армии, о величии русского двора. Рука султанши — дочери Махмуда и звание генерал-адмирала (капудан-паши) возвели кавказского невольника на высочайшую степень почестей и величия при османском дворе. И после реформы, как и в старину, султаны вверяют свой флот любимцу, который никогда не служил в море.
Египетским флотом командовал Осман Hyp эд-Дин-паша, который заблаговременно получил воспитание в Европе и имел при себе нескольких хороших офицеров-французов.
Но в ту пору у Мухаммеда Али кружилась голова от успехов, которые превосходили все его ожидания. Ибрахим в своих донесениях уверял старика, что после хомского и беленского дел он не побоится встречи со 100-тысячной турецкой армией. У Махмуда нрав был уже закален в борьбе с вассалами; он приходил в злобу, но не в уныние после двухкратного поражения, которое по справедливости приписывалось ошибкам генералов. Мухаммед Али не ходатайствовал о мире, а со стороны законного государя открытия [переговоров] о мире были бы сопряжены с уничижением.
Бунты Боснии и Албании были усмирены. Известно, что Мухаммед Али заблаговременно раздувал пламя бунтов в европейской Турции, чтобы отвлечь внимание Порты от Сирии. Целых два года лучшие полки низама под начальством верховного везира Мехмета Решида, лучшего из турецких полководцев, были заняты войной в Румелии против буйных ее племен [192] . Султан отозвал оттуда свою армию. Кроме двадцати батальонов и двадцати эскадронов, довершивших свое образование в этой трудной школе, усмиренные племена охотно шли под знамена верховного везира, умевшего своей храбростью и своим умом внушить им доверие к себе. Около 30 тыс. албанцев и босняков под предводительством своих удалых беев перешли в Азию. На этих-то сынов Румелии, вскормленных войной в анархической их родине, полагался преимущественно верховный везир для наказания феллахов нильских, построенных в регулярные батальоны, но всегда презираемых турками.
192
Речь идет о восстаниях, вспыхнувших в 1831 г. в Албании под руководством Мустафа-паши и в Боснии во главе с Хусейном. — Прим. ред.