Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях
Шрифт:
В этом отношении Махмуд вполне заслуживает принятого им громкого прозвища Гази, победоносца. И, без сомнения, одержанные им победы над фанатизмом своего народа и над буйством этих тиранов, которые именем его терзали народонаселение областей, обращая в пустыню края, благословенные природой, и истощая в своих бунтах и в своих оргиях жизненные силы империи, были и прочнее, и благороднее завоеваний, столь быстро совершенных его предками и несоразмерных с основной силой государства, беспутно раскинутого ими по трем частям света. Сама судьба указывала султану прямое поприще его деятельности и высокое его предназначение; он был постоянно несчастен в борьбе с внешними врагами и с народами подвластными, которым внутреннее развитие открывало новую эру самобытности; но при неудачах его усилий против греков и сербов, при тяжком мире Бухарестском, когда Россия уже в борьбе с целой Европой могла еще торжественно подписывать мир с султаном; под громом наваринским, под вторжением русских войск в самое сердце империи Махмуд не переставал торжествовать над вассалами и над буйством своего
Абдаллах-паша, причудливо подражая своему султану в формировании регулярного войска, нисколько не постигал важности вводимых султаном коренных преобразований правительственной системы и не предчувствовал ожидавшей его и всех его сверстников судьбы. Но паша египетский не мог спокойным оком глядеть на развивавшуюся постепенно систему Махмуда. Победитель мамлюков, англичан и ваххабитов, завоеватель Сеннара, Кордофана, Нубии и Дарфура мог ли свыкнуться с мыслью о том, чтобы сойти с высокого звания владетельного полномочного князя в разряд простого султанского наместника, когда наступит и его очередь по уничижении одного за другим всех могучих вассалов империи? Султан, неизменно следуя великой своей мысли, еще не касался египетского паши. Правда, в старину были поведены неудачные попытки против него; но в это время Мухаммед Али был в великой милости, его ласкали на основании коренного закона восточной политики: «ласкай врага, пока настанет время его погубить». В награду за Морейскую экспедицию Мухаммеду Али была пожалована Кандия [Крит]. Сын его Ибрахим со времени истребления ваххабитов был пашой Джидды на Красном море и покровителем заветных городов Мекки и Медины. Но Кандия и Аравия были более почетным бременем, чем владением прибыльным. Мы уже упоминали о видах Мухаммеда Али на Сирию. Наступила пора или привести в исполнение давно замышленные планы, от которых зависело будущее величие владетеля Египта и упрочение приобретенных им преимуществ, или ждать, чтобы уровень, наводимый султаном на всю империю, коснулся Египта с сирийской границы.
Обстоятельства были благоприятны. В Дамаске господствовала анархия [176] ; новый паша дамасский Селим, при самом своем вступлении в должность, приказал сделать опись лавкам и фабрикам, чтобы обложить город легкой податью. Рабочий класс взбунтовался. Паша имел при себе до 2 тыс. войска; вместо того чтобы выступить в поле, созвать войска с округов и привести чернь в повиновение, он заперся в цитадели, не рассчитавши, что там не было жизненных припасов. Чернь сожгла дворец и осадила пашу. Почетные жители Дамаска, боясь всенародной опалы или анархии, присоединились к черни и направили ее действия. Они писали к Абдаллаху, прося у него советов. Аккский паша, всегда готовый раздувать кругом себя пламя бунта, лаконически им отвечал, что всего прежде надо было отделаться от своего паши. Селим хотел вступить в переговоры; его не слушали. После шестинедельного заключения в цитадели он сделал позднюю вылазку. Остервеневшая чернь растерзала его и всю его свиту и его семейство и разнесла по всем кварталам части его тела.
176
В феврале 1831 г. после обнародования султанского фирмана о сборе чрезвычайного налога в Дамаске вспыхнуло восстание: население отказалось платить налог. Ядро повстанцев составляли жители Майдана, пригорода, населенного беднотой. — Прим. ред.
В таком-то состоянии был тогда Дамасский пашалык. Набулусские горцы не могли простить Абдаллаху разрушение их крепости Саннура. Эмир ливанский был утомлен причудами Абдаллаха, а от египетского паши ждал покровительства. Шейхи палестинские были всегда готовы к восстанию на чей бы то ни было призыв. В Халебе партия янычар, подавленная Джелаль эд-Дин-пашой, дышала мщением. Христиане во всей Сирии, от Иерусалима до Халеба, были истомлены от гонений, от поборов, от обид, нанесенных всем исповеданиям по поводу греческой войны, а веротерпимость, поведенная Махмудом после Адрианопольского мира, еще не успела проникнуть в эту далекую анархическую область.
Мухаммед Али внимательно наблюдал постепенное разрушение законной власти в Сирии, но честолюбивые его замыслы были обширнее и основательнее дерзновенных предприятий пашей, которые так часто поднимали в Турции знамя бунта. В борьбе, которая казалась ему необходимым условием политического его существования, он не полагался на одни свои материальные силы, пекся о мнении народном и предостерегал себя от укоризны ислама в бунте противу гражданского и духовного своего повелителя. Ему был необходим законный предлог к ссоре, а с таким соседом, каков был Абдаллах, найти предлог было нетрудно.
С того времени, как правительственный и военный деспотизм Мухаммеда Али заменил в Египте анархический деспотизм мамлюков систематическим понуждением феллахов к земледелию и к военной службе, многие семейства поселян стали бежать в Сирию от работ и рекрутства. Мухаммед Али обратился к Абдаллах-паше с требованием о выдаче беглецов и об уплате суммы, заимствованной для утишения гнева султанского после двоекратного его бунта. Абдаллах надменно отказал законным требованиям Мухаммеда Али, а относительно выдачи переселенцев египетских он ссылался на свободу, предоставленную мусульманам, переходить из одной области в другую. Он предлагал Мухаммеду Али подвергнуть всякое притязание суду общего их государя. Мухаммед Али знал, что Абдаллах тогда
Среди этих переговоров Мухаммед Али с необыкновенной деятельностью готовил сухопутную и морскую экспедиции в Сирию. В народе носился слух, будто это было с ведома и согласия Порты. В исходе октября 1831 г. [177] 9 тыс. отлично формированной регулярной кавалерии, две батареи полевой артиллерии и тысяча бедуинов перешли Суэцкую пустыню. Эта экспедиция была под начальством Кючук Ибрахим-паши, племянника Мухаммеда Али. Флот из 7 фрегатов и 33 других военных судов и транспортов с 7 тыс. десантного войска и с осадной артиллерией поплыл к сирийскому берегу. На нем был Ибрахим-паша, главнокомандующий армией; штаб составляли офицеры, испытанные в походах Аравийском и Морейском.
177
14 ноября 1831 г. египетские войска покинули Каир. — Прим. ред.
Палестина приняла египтян как избавителей. Газа и Яффа охотно открыли им свои ворота, гарнизоны аккского паши разбежались или вступили в службу египетскую. Сухопутная экспедиция без всякого сопротивления прошла все пространство до Хайфы, города, лежащего у подошвы Кармеля насупротив Акки, от которой он отделен только шириной небольшого залива. Там сухопутная экспедиция сошлась с флотом и приняла десантное войско. К тому же пункту были направлены транспорты из Египта с провиантом и снарядами для осады, ибо, как это хорошо предвидел Мухаммед Али, все сопротивление Абдаллаха должно было сосредоточиться в Акке. Ибрахим-паша еще в Яффе высадился на берег и принял на пути в Хайфу уверение горских племен Иудеи и Набулуса в их повиновении и в готовности служить под его знаменами. В половине ноября осадное войско подступило к Акке, и через несколько дней флот, при благоприятном ветре, открыт огонь по городу.
Египтяне у стен Акки. Рисунок Д. Робертса, 1839.
Абдаллах-паша решился на самую упорную защиту. Неудача французов под Аккой внушала ему бодрость. Кроме того, уже более 30 лет и Джаззар, и Сулейман, и сам он не переставали укреплять Акку новыми бастионами, огромной артиллерией (до 400 орудий), казематами, рвом и цитаделью и строить в ней водоемы, магазины и казармы. В руках пашей крепость эта служила залогом повиновения областей, вынужденного благорасположения Порты, ненаказанности бунта. Гарнизон составляли 3 тыс. отборных албанцев, делиев, мамлюков и курдов — телохранителей паши. Что касается до регулярного войска, оно было забавой только для Абдаллаха, и в этих обстоятельствах он уже отказывался от всякой забавы.
Первоначальные ошибки египтян при самом открытии осадных работ, неопытность войска в новом для него деле осады, зимние проливные дожди и удалые вылазки албанцев длили эту осаду более, чем того ждал Ибрахим. Он звал к себе эмира ливанского в лагерь и хотел воспользоваться чувствами, обнаруженными в племенах сирийских, чтобы быстрее распространить свое владычество на весь край и принять меры предосторожности, прежде чем поспеет помощь от турецкого правительства к осажденной крепости.
При самом появлении египтян в Сирии Абдаллах прибегнул к Порте с просьбой о пособии. Эмир Бешир, который с высоты своих гор наблюдал за происшествиями, чтобы приноровить к ним и свои действия, знал об отправлении Абдаллахом гонца в столицу. Когда он получил приглашение Ибрахима, он мешкал ответом в ожидании известий из Стамбула. Гонец был захвачен подставленными эмиром людьми близ Бейрута на возвратном пути в Акку; депеши прочитаны. Порта ничего не отвечала на просьбы Абдаллаха, его поверенный в столице писал даже, что по неблагорасположению к нему дивана нельзя было ожидать скорой помощи. Это известие заставило эмира принять сторону египтян; а уже Ибрахим в грозном письме клялся головой своего отца разорить все его княжество, если он не явится в лагерь без дальнейших замедлений. Поддерживая угрозы действием, Ибрахим отрядил войска в прибрежные города Сур, Сайду, Бейрут и Тараблюс. Все охотно покорялось полководцу, которого решительные действия, бодрое войско, дисциплина, быстрые движения, ласковые и правосудные речи к жителям наполнили славой о нем всю Сирию. Подмоги всякого рода доставлялись в лагерь из Египта. Молодой внук Мухаммеда Али Аббас-паша поспел с сильным отрядом регулярной конницы и бедуинов, этих казачьих ополчений Востока. Покорение горских племен Палестины представило Ибрахиму удобный случай для занятия гарнизоном Иерусалима. Монастыри иерусалимские, привыкшие к систематическому ежегодному грабительству от пашей дамасских, судей и всех эфендиев иерусалимских, боялись, что египтяне предадут город грабежу и осквернят святыни. Каким восторгом были они объяты, когда при самом вступлении египетского гарнизона в город был обнародован следующий приказ Ибрахима на имя муллы (главного судьи), шейха Омаровой мечети, муфтия, наиба и всех властей: