Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
— Ты ошибаешься, Тошан, — тихо сказала Эрмин. — Никто не сможет устоять перед улыбкой Кионы.
— До чего ты наивна, бедняжка! — вздохнул он.
Разговор на этом закончился, поскольку в комнату вбежали дети. Тала усадила дочь к себе на колени.
— Будь умницей, Киона, послушай меня! Мы проведем зиму в Робервале, в настоящем доме. Эрмин сможет часто нас там навещать. Ты довольна?
— Да, мамочка! — заверила ее малышка. — А ты не будешь грустить оттого, что рядом нет ни реки, ни леса? Мимин говорит, что ты не любишь город.
Тала нежно провела рукой по ее
— Я не буду грустить. Обещаю. А теперь пойдем домой.
Эрмин проводила их до двери. Мадлен уже действовала — собирала игрушки, складывала белье в чемодан.
— Какое счастье, что ты здесь! — воскликнула молодая женщина. — Сейчас я буду тебе помогать, мне просто хотелось бы уделить как можно больше времени Тошану.
— Правильно. Мой кузен точно нуждается в тебе, — одобрила кормилица. — Иди к нему быстрее.
— Спасибо, Мадлен.
Тошан заперся в своей комнате. Он сидел на полу возле печки и курил сигарету.
— Нет, только не это! — закричала она.
Он постригся. Это настолько изменило его, что Эрмин заплакала.
— Я почти не узнаю тебя, — пожаловалась она. — Я так любила твои прекрасные волосы! Что на тебя нашло?
— У солдат не может быть такой гривы, как у дикарей, — ответил он ироничным тоном. — Я собираюсь вступить в двадцать второй Королевский полк и не хочу отличаться от остальных.
Эрмин чувствовала, что он сам потрясен этим своим поступком. Тошан расстался со своими длинными волосами, которые указывали на его принадлежность к индейцам. Впрочем, не впервые. В один прекрасный июльский день 1930 года она вновь увидела его в каньоне реки Уиатшуан. Он, по своему обыкновению, вышел из леса, когда она гуляла с Шарлоттой, в то время почти слепой.
«Я уже отчаялась, думала, что никогда его не увижу, и тут он возник передо мной еще красивее, чем в воспоминаниях. Но с короткой стрижкой! Поскольку я ему об этом сказала, он ответил, что пока носил длинные волосы, никак не мог найти работу, и тогда постригся на манер дровосеков. Потом он переключился на Шарлотту, выказав при этом такую заботливость, что я влюбилась еще сильнее, хотя почти не знала его».
— Я тебе больше не нравлюсь? — спросил он с улыбкой.
Улыбка была робкой, почти испуганной. Эрмин кинулась в его объятья.
— Ты будешь мне нравиться даже лысым! — горячо возразила она. — Я вовсе не спешила увидеть, как ты расстанешься со своими роскошными волосами. Любимый мой, любимый, не могу представить свою жизнь без тебя. Умоляю, будь осторожен, не рискуй жизнью!
— У солдата нет выбора, Эрмин. Думай обо мне изо всех сил, я почувствую это и ничего не буду бояться!
Забыв обо всем от страсти, они успокаивали друг друга какими-то фантазиями. Она подталкивала его к кровати. Он не сопротивлялся, и, как только они оказались рядом, принялся раздевать ее.
— Хочу увидеть тебя полностью обнаженной, чтобы запечатлеть каждую твою клеточку в своей памяти, в своем сердце. Твои прекрасные ноги, живот, груди… Твои дивные груди! И круглые колени, такие нежные, щиколотки… шею, волосы!
Он подкреплял каждое слово жгучим поцелуем, словно голодный, оказавшийся на пиру. Эрмин
«Он так прекрасен! — думала она. — Настоящий атлет, великолепная статуя, отлитая из меди, но живая, теплая, мускулистая. Любимый мой, мой возлюбленный супруг…»
Изнемогая от желания и предвкушения блаженства, она застонала, но стон этот тут же приглушили горячие губы Тошана.
— Для меня будет пыткой представить тебя с другим мужчиной! — внезапно произнес он. — Я не говорю об измене, ты на такое не способна, но ты так прекрасна, что возбуждаешь вожделение. Если ты поедешь петь в Квебек, твой импресарио Дюплесси сможет воспользоваться ситуацией.
— Да нет же! Октав только друг! — заверила она.
Этот самый друг как-то вечером перед выходом на сцену сорвал с ее губ поцелуй; однако молодая женщина не придавала этому больше никакого значения. В разгар спектакля можно было позволить некоторые вольности, которые, разумеется, могли бы шокировать людей из хорошего общества и с прочными моральными устоями, как, например, Маруа, их соседей по Валь-Жальберу.
Словно читая ее мысли, Тошан добавил:
— Я также опасаюсь Симона! Ты в его вкусе, он всегда так считал. А девушки у него сейчас нет.
— Ты просто насмехаешься, — стала отчитывать его Эрмин, — я всегда относилась к Симону как к брату. Мы росли вместе. А малышка Шарлотта влюблена в него по уши. Если он будет крутиться возле меня, я сумею поставить его на место. В любом случае, поскольку он не женат, то, наверное, уже обручился.
— Насколько я его знаю, вряд ли, — заметил Тошан.
— Ты решил расстаться со мной, — снова сказала она жалобно, — а теперь начинаешь ревновать, когда я здесь и умираю от любви к тебе.
Кончиками пальцев она погладила его тело, а потом начала обводить контур его лица. Он вздохнул и с грустью неотрывно смотрел на нее.
— Моя женушка, моя драгоценная перламутровая женушка, поклянись, что ты мне не изменишь! Иначе, когда вернусь, я убью своего соперника и закончу свои дни в тюрьме.
— Обещаю вести себя разумно, — ответила она. — Я буду так занята в Валь-Жальбере, разрываясь между Бетти, мамой, детьми и поездками в Роберваль, чтобы удостовериться, что твоя мать и Киона ни в чем не нуждаются! У меня столько дел, которые отвлекут меня, но я буду ужасно скучать по тебе. Как-то ты сказал, что по земле пролегают незримые пути, которые ведут туда, где нам предначертано оказаться. Прошу тебя, постарайся не потеряться и вернуться ко мне, любовь моя!
Он поцеловал ее в лоб и нежно погладил роскошную белокурую копну волос.
— Как это возможно — не вернуться к тебе? — сказал он. — Пиши мне, родная, и посылай фотографии детей. Присматривай как следует за Мукки. Он шаловливый, непослушный, с ним нужно быть твердой. Жослин наверняка сумеет с ним справиться. Когда я согласился, что тебе будет лучше в Валь-Жальбере у родителей, я смирил гордыню. Но мысль о том, что мой сын должен будет подчиняться твоему отцу, мне не по нраву.
— Не волнуйся! — ответила Эрмин успокаивающим тоном.