Сиротка. Книга 2

Дюпюи Мари-Бернадетт

– Сколько же сюда нужно мебели, – протянула девушка, впечатленная размерами будущего жилища своей матери. – И сколько штор! В доме не меньше дюжины окон!

На этот раз подошел первый же ключ из связки. Внутри дома было очень просторно. Пустые комнаты казались огромными.

– Для одного человека места слишком много, – высказала свое мнение мадемуазель Алис. – Думаю, твоей матери здесь понравится. Хотя было бы лучше, если бы она посмотрела на дом, прежде чем его покупать.

– Думаю, ей просто хотелось иметь дом

в Валь-Жальбере, – сказала девушка. – Не важно какой. Знаете, Алис, для моей матери важнее всего быть рядом со мной.

Рядом с Эрмин, держась за ее руку, стояла Шарлотта. Девушка слишком разволновалась и потому забыла, что малышка не видит и ей нужно все подробно описывать.

– Пол скрипит, – заметила Шарлотта. – И немного скользит. А еще здесь странно пахнет, совсем как в классе.

– Ты права, – откликнулась учительница. – В доме прекрасный паркет, и его часто натирают воском.

Эрмин оставила девочку под присмотром мадемуазель Алис и поднялась на второй этаж. Там она увидела еще шесть комнат с безупречно окрашенными стенами.

«Этот дом содержался в образцовом порядке, – подумала она. – Наверное, кто-то приходил сюда убирать».

По ее подсчетам выходило, что управляющий уехал из поселка в конце 1926 года, то есть три с половиной года назад.

«Как он, наверное, сожалел об отъезде!» – сказала она себе, легкими шагами спускаясь по лестнице.

Алис успела открыть в гостиной окна. В саду ветви хрупкого куста с розовато-белыми розами танцевали на ветру. Шарлотта уловила легкий сладковатый аромат цветов.

– Мимин, я бы хотела подарить маме розы, – сказала девочка. – Можно мне сорвать несколько штук?

– Конечно, Лолотта! Я нарву тебе целый букет.

Ни ножа, ни ножниц у Эрмин с собой, конечно, не оказалось, поэтому пришлось управляться с помощью собственных ногтей. Внезапно она задумалась и тут же уколола палец. Мать Шарлотты слабела день ото дня. Она давно не вставала с кровати. Эрмин вспомнились слова песни «Белые розы». Она вздрогнула.

«Господи, защити эту несчастную женщину!» – взмолилась она про себя.

Через час Эрмин отвела девочку домой. На пороге сидел Онезим Лапуант и курил трубку.

– Как себя чувствует ваша мать? – спросила девушка.

– Как обычно, – ответил парень, вздыхая.

Эрмин зашла поздороваться с мадам Лапуант. Ее поразил контраст между красивым домом управляющего и мрачным, плохо убранным домом семьи Шарлотты.

Сама же девочка была счастлива подарить маме (которую звали Аглая) цветы. Сев на краешек кровати, она рассказала ей, как провела день.

– Мы с Мимин играли в лошадку, она носила меня на спине. Она бежала быстро-быстро, а я держалась за ее шею. Еще учительница сказала, что в нашей стране много семей с фамилией Лапуант.

– Не знаю, как вас благодарить, мадемуазель, – сказала больная женщина. – Если бы я могла ходить, я бы сама ухаживала за моей девочкой.

Она очень вас любит, вы это знаете?

– Я тоже ее очень люблю, мадам Аглая, – сказал Эрмин. – Могу я сделать что-нибудь и для вас?

– Дочка все время повторяет, что вы поете лучше всех на свете. Мне давно хочется послушать. Говорят, в поселке развешены афиши, на которых написано «Снежный соловей целое лето поет в Ch^ateau Roberval». И «соловей» – это вы, так сказала мой сын. Да, Онезим?

Онезим пробормотал что-то невразумительное. Эрмин не могла отказать. Она отступила к середине комнаты и остановилась между заставленным грязной посудой столом и буфетом.

Девушка спела «Золотые хлеба». Она начала с довольно высокой ноты, потом поднялась еще выше. Великолепные модуляции ее голоса звенели в убогом жилище, и тем, кто ее слушал, вдруг показалось, что стены дома раздвинулись и все пространство заполнило золотящееся под лучами солнца пшеничное поле. Слова «спящие долины» и «зеленый вереск» вызывали в памяти соответствующие картины природы. Растроганная до глубины души, Аглая Лапуант расплакалась.

Когда Эрмин умолкла, больная женщина сказала:

– Вы напомнили мне прекрасное время, когда я была так же молода, как вы, мадемуазель. Какой красивый у вас голос!

– Спасибо, мадам Аглая. В следующий раз я спою вам еще что-нибудь, – пообещала Эрмин. – А теперь мне пора. Я должна помочь Бетти приготовить ужин.

Чувствуя на себе ироничный взгляд Онезима, девушка торопилась покинуть дом, обшитый снаружи посеревшими досками. Когда она проходила мимо, парень проговорил тихо:

– А вот и маленький соловушка, из которого я сварю себе суп!

Эрмин сделала вид, что не услышала. Она ощутила смутное сожаление. Внутреннее чутье подсказывало девушке, что Лора и ее богатство нарушат мирное течение ее жизни.

«Лучше б мама не была такой богатой, – призналась она себе. – В Валь-Жальбере ей не будут рады. Люди отнесутся к ней настороженно, будут ее осуждать. Если бы у меня было столько денег, я бы раздала их бедным. Наверное, я бы пригласила докторов для матери Шарлотты и вылечила саму девочку…»

В доме Маруа ее встретили прохладно. Жозеф, сидя у печи, курил свою трубку.

– Говорят, твоя мать будет жить в доме управляющего? – спросил он. – Жаль! На улице Сен-Анн нет электричества, и мадам Лоре пришлось бы вечером сидеть при свечах. Но дрова ей на зиму точно понадобятся. Думаешь, она их найдет? Нет! И я ей помогать не собираюсь.

Похудевшая и бледная, Элизабет следила за приготовлением заячьего рагу. Она сердито посмотрела на мужа.

– Нельзя быть таким злым, Жозеф! Мы будем соседями, а соседи помогают друг другу, особенно зимой.

– Не волнуйся, Бетти, – отозвалась Эрмин. – Была бы печка, дрова найдутся. В доме управляющего прекрасная система отопления, и я за маму не волнуюсь.