Сиротка. Книга 2
Шрифт:
– А когда ты шла с тем мужчиной, ты уже потеряла память? – спросила Эрмин.
– Да! Воспоминания о тебе стерлись из моего разума, моего сердца. Я не помнила ни тебя, ни Жослина. Я оказалась в больнице. Медсестры делали мне уколы, наверное, я была беспокойной. Меня лечили, как лечат сумасшедших, невменяемых. Мне прописали сильнодействующие успокоительные препараты и заперли в палате. Один молодой доктор заинтересовался моим случаем. Каждое утро он задавал мне вопросы. Позже он показал мне отчеты, в которых описывал процесс лечения. Приехав в Монреаль (больница, в которую я попала, была в Монреале), я говорила доктору о своем брате Реми так, словно он все еще был
К тому времени я познакомилась с отцом Овида, Фрэнком Шарлебуа, богатым промышленником. Он год носил траур по своему сыну и невестке, а потом взял меня в жены. Фрэнк был на тридцать пять лет старше меня. С ним я чувствовала себя защищенной, у меня появились роскошный дом и прислуга. Благодаря ему я смогла улучшить свое образование, научилась вести себя как леди из высшего общества и говорить, как они. У нас родился сын, Жорж, но ему не суждена была долгая жизнь. Перед родами меня осмотрела акушерка. Я слышала, как она пробормотала под нос, что это не первый мой ребенок. Я возразила, и она не стала настаивать.
Лора выпила воды. Эрмин заметила на ее красивом лбу крохотные жемчужинки пота.
– Мама, ты не обязана рассказывать мне все это. Если подумать, меня это не касается. Но что же стало с моим отцом?
– Подожди, дай мне закончить, – взмолилась Лора. – Я понимаю: то, что я говорю, не предназначено для ушей невинной девушки, но акушерки в таких вещах не ошибаются. Я была поражена и взволнована этим открытием. Роды прошли плохо. Пуповина обвилась вокруг горла малыша, и он задохнулся. Доктор попытался его реанимировать, но на следующий день Фрэнк похоронил своего новорожденного сына.
– Как давно это случилось? – взволнованно спросила Эрмин.
– В двадцать седьмом году… Мне было так плохо, что я больше не хотела детей. Что до моего бедного супруга, то он стал угасать на глазах. Смерть маленького Жоржа стала для него сильным ударом. Я же думала только о том, что сказала акушерка. Я знала, что не помню многого из своей прежней жизни, и не могла найти покоя, терзаясь мыслью о том, что где-то растет мой ребенок, рожденный от мужчины, которого я, без сомнения, любила. Но память оставалась закрытой.
И вот в прошлом году на Рождество случилось то, чего никто не ожидал. Муж преподнес мне, среди прочих подарков, чудесную муфту из горностаевого меха. Фрэнк обожал меня. Заказывал мне платья в Париже, дарил драгоценности. Только Господу известно, почему ему пришло в голову подарить мне эту горностаевую муфту. Я сидела возле елки в большой гостиной и перебирала подарки, как вдруг мои пальцы коснулись чего-то мягкого и шелковистого. Я долго рассматривала муфту, потом сунула в нее руки. Мне она очень понравилась. «Мех горностая! – сказал Фрэнк. – Этот зверек все реже встречается в наших лесах». Я гладила мех, прижимала его к лицу, повторяя про себя это слово – «горностай». Потом я вдруг заплакала, тело мое сотрясала дрожь. Мне показалось, что еще мгновение – и я умру на месте. Едва слышно я повторяла: «Белый горностай, белый горностай…» И вдруг, как во сне, я увидела лицо мужчины. Он смеялся и прижимал к груди ребенка. В сознании всплыло имя – Мари-Эрмин… Знала бы ты, моя дорогая, как странно это было… Я попыталась описать свое состояние Фрэнку. Словно передо мной была картина в рамке с матовым или запотевшим
Девушка внимательно слушала. Рассказ матери она находила одновременно увлекательным и грустным.
– Фрэнк очень рассердился, я никогда не видела его в таком состоянии. Он вырвал муфту у меня из рук и бросил ее в камин. Я не находила смысла в этом поступке. Мне показалось, что он хотел сжечь мое прошлое – то прошлое, которое занимало все больше места в моих мыслях. Он допрашивал меня с таким пристрастием, словно я была преступницей. Хотел знать, где мой первый муж, но я не могла ему ответить. Мы сильно поссорились. В свою защиту скажу, что, беря меня в жены, он знал, что я потеряла память.
На следующий день он успокоился. Пришел наш семейный доктор, и я говорила с ним более двух часов. За ночь ко мне вернулось многое из того, что я забыла. Это были мучительные часы. Без труда я подсчитала, что тебе, моей дочке, уже пятнадцать. И я, твоя мать, прожила в разлуке с тобой четырнадцать лет. Я предложила Фрэнку развестись. Я полагала, что это будет достойное решение в такой сложной ситуации. К тому же я хотела снова стать свободной, хотела найти вас, Жослина и тебя, но особенно тебя. Фрэнк согласился, но неделю спустя умер у меня на руках. Его сердце не выдержало всех этих волнений. Какая ирония судьбы! Я осталась вдовой с солидным состоянием. Об остальном ты догадываешься. Я нашла тебя и решила остановиться на лето в этом отеле. Дорогая, я очень устала. Давай ляжем на кровать.
Лора встала, хрупкая, но сильная. Не дожидаясь ответа дочери, она легла на кровать и положила голову на подушку. Потом грациозным движением сбросила свои атласные туфельки. Эрмин тоже чувствовала себя усталой. Долгая исповедь матери вызвала в ее душе массу противоречивых эмоций.
С робкой улыбкой она прилегла рядом с матерью, и та сразу же притянула ее к себе.
– Теперь мы можем говорить сколько угодно долго, я и ты. Время у нас есть. Я намеренно не стала вдаваться в подробности. А ты, мое дорогое дитя, еще ничего не успела рассказать мне о своем детстве под строгим надзором монахинь, о своей жизни у Маруа…
– А мой отец? – грустно спросила Эрмин. – Ты правда не знаешь, что с ним случилось?
– Нет! Может, он все еще прячется на севере страны, в лесах. А может, он умер. Я все же думаю, что его нет на свете. Иначе как он мог меня оставить? Но он оставил. Когда и где? Я не могу вспомнить. А ведь он так меня любил! Что-то с ним случилось, скорее всего, несчастный случай.
На Эрмин снизошло внезапное озарение. Приподнявшись на локте, она заглянула в лицо Лоре.
– Мама, ведь его могла задержать полиция! Ты везде искала?
– У меня достаточно денег для таких поисков. Я звонила во все мэрии крупных городов, в больницы, в полицейские участки, в тюрьмы. Но никто не мог мне сказать, что случилось с высоким черноволосым Жослином Шарденом. Я сама съездила в Труа-Ривьер. Представь себе, деньги Жослина до сих пор лежат в банке. Там же хранилось и наше свидетельство о браке.
Лора коснулась губами лба дочери, погладила ее по волосам.
– Ты здесь, со мной, и это самое главное, моя маленькая Эрмин!
Девушка вздохнула. Она посмотрела в глаза своей матери, которые были так близко, и сказала: