Сиротки
Шрифт:
– С тобой мое благословение. Помни: ты единственный в королевстве, кому я доверяю, как себе. Я верю, что ты принесешь кольцо, и вместе мы защитим Бракадию и всех, кто нам дорог.
Король поцеловал его в лоб, несильно сжав виски руками. Больше никто из присутствовавших не удостоился подобной чести. Рейнар ощутил, как в глазах защипало – от ветра, должно быть.
– Один грифон – двое всадников, – обратился Редрих к остальным. – В каждой паре должен быть опытный наездник вроде Рейнара и этих двух грифоньих извозчиков, которые довезут вас до Тхоршицы в целости.
Златопыт уже сидел в седле золотого грифона;
Возвышенное настроение Рейнара, вызванное словами короля, испарилось почти без следа. Рядом с Такешем неуверенно топталась бледная как смерть Морра.
– Кажется, вам придется полететь вместе. Проследи, чтобы девушка не испугалась, Рейн, – подмигнул ему король и отошел к своим стражам.
Рейнар подхватил легкую Морру и быстро, даже брезгливо усадил ее на заднее седло, закрепил ремни на поясе и ногах, затем ловко запрыгнул на место первого всадника, затянул свои ремни и выдохнул. Это старое забытое чувство падения и тут же – резкий рывок вверх, сквозь облака… Он даже не подозревал, как сильно скучал все это время по высоте.
Золотой грифон Златопыта ухнул вниз.
Сзади раздалось судорожное сопение. Седло под Рейнаром дернулось.
– Ты в порядке? – буркнул он. Морра не ответила, и он раздраженно обернулся. Ученица Свортека вцепилась в седло; с ее лица сошла привычная высокомерная усмешка.
Второй грифон, немного разогнавшись, прыгнул в пропасть.
– Обхвати меня за талию, – прорычал Рейнар и размял в руках широкие крепкие поводья. – Я не буду повторять дваж…
Морра вцепилась в него так крепко, что он почувствовал на своей коже ее ногти.
Черный грифон с громким клекотом бросился в воздух.
V. Дворняги
Шарка потеряла счет времени. День прошел, два или неделя – она не сказала бы наверняка. Город они покинули уже в сумерках, всю ночь провели в пути, а наутро с востока пришли тучи, такие плотные и темные, что, казалось, ночь и не думала отступать. Тучи принесли дождь.
Она долго приходила в себя. Еще немало времени после побега в теле бушевали ярость и ужас, а перед глазами стояли образы той беды, что она, простая безграмотная девка, устроила, сама не поняв как. Лошадь капитана несла их из последних сил, Шарка безжалостно гнала ее дальше от города, дальше от главной дороги. Сначала по полям, затем – в лес, чтобы скрыться от чужих глаз, раствориться в мокрой тьме, исчезнуть…
Холод проникал в каждую клеточку их тел. Промокший Дэйн лип к сестре, которая и сама сотрясалась от крупной дрожи в своем изорванном, окровавленном платье прислуги. Словно мало было усталости и дождя, животы беглецов мучительно скручивал голод.
Но все это не пугало Шарку так сильно, как полное непонимание, что делать дальше.
У нее с Дэйном не осталось никаких друзей или родственников. По правде говоря, она с трудом представляла себе карту родной страны и кроме Тхоршицы
И все же, подбадривала себя девушка, она не так слаба, как думала. Всякий раз, как казалось, что вот теперь уж точно конец, или когда сводило от боли мышцы, где-то внутри открывался очередной источник сил и согревал окоченевшие руки и ноги. Тогда она брала под уздцы лошадь, пока Дэйн спал в седле, и вела ее сквозь чащу; в тенях светились глаза демонов, отгонявших от хозяйки диких зверей.
Она все пыталась воззвать к демонам, мысленно или вслух: приказывала им разжечь костер, найти какой-нибудь еды, указать путь или разведать окрестности. Но черные морды, сотканные из плотного дыма, как из множества темных лент, лишь растерянно смотрели на нее и скалили клыки, как бы говоря: «Мы защитим тебя во что бы то ни стало от всего живого, но не понимаем, чего ты хочешь». От бессилия к горлу Шарки подступали рыдания, но она сдерживалась из последних сил, чтобы не тревожить Дэйна, который и без того был напуган до смерти. Лишь когда он проваливался в сон, она позволяла себе тихо поплакать, зажав рот ладонью.
Нужно было что-то придумать, иначе они так и будут скитаться по окрестным лесам, пока не умрут. Шарке ничего не приходило в голову, как только ехать в Лососевые Верховья, куда звал бедный Душан, погибший по ее, только по ее вине… При этой мысли Шарку снова накрывало волной скорби и вины, а за ней всегда приходили они: перекошенные от ужаса лица, растерзанные, разорванные на части люди Пригожи и сам Пригожа с его издевками, а затем то, что от него осталось. Видения долго истязали ее, удивительно четкие, как живые; отогнать их было невозможно, и Шарке оставалось лишь ждать, пока они уйдут сами. В руке она до крови сжимала кольцо Свортека.
«Смотри», – Дэйн потрепал ее по плечу и указал пальцем вперед. Он впервые обратился к ней с начала побега. Шарка не без труда вынырнула из своих мыслей и посмотрела туда, куда указывал брат.
Они вышли на поляну у скалы. Казалось, огромный камень заблудился и прилег отдохнуть прямо посреди леса, а возмущенные такой наглостью деревья отпрянули от него во все стороны. У подножия скалы Шарка рассмотрела грот, поросший диким можжевельником.
Тени, совсем как любопытные псы, спущенные с поводка, помчались исследовать грот. Никаких звуков за этим не последовало.
– Молодец, Дэйн, – устало улыбнулась Шарка и похлопала брата по ноге. – Здесь и заночуем.
Но мальчик сердито покачал головой и снова задергался в седле, нетерпеливо указывая на скалу над гротом. Шарка подошла ближе и присмотрелась внимательнее: в камне был грубо вырезан огромный жук с ветвистыми оленьими рогами. Под ним, искаженный и переломанный, лежал грифон – явно, по задумке художника, мертвый: из его клюва выпал язык, лапы были бессильно поджаты под тело, крылья обмякли, как у дохлой курицы.