Сироты небесные
Шрифт:
Когда сгустились сумерки, Кривицкий скомандовал: вперёд.
На Судейской площади горели костры. Перед Большим Домом группками по десять-пятнадцать человек стояли абы, кто с оружием, кто без, а с огороженной площадки над входом, освещённый дымными и красными «священными огнями», кричал сорванным голосом поп Паша.
Он кричал на ыеттёю, и поэтому бойцы отряда долго не могли его понять.
Потом оказалось, что они стоят вперемешку с абами и слушают.
Потом к Паше присоединились ещё двое: пожилая женщина из местных и Белоцерковский, второй секретарь обкома. Первой заговорила женщина. Она сказала, что теперь уже точно известно: столкновение организовали обитатели Верхнего. Пока неизвестно, какую цель они преследовали, но зато известно, какими методами пользовались. Это подкуп,
Толпа заворчала…
Как оказалось, издали всё выглядело страшнее, чем было на самом деле. В самой больнице пожар охватил только одно крыло, а с густым дымом и взрывами сгорел сарай, в котором хранился инвентарь, запасы спирта и растительных масел, прессованного сена и жмыхов для ездовых козлов и птиц… Сейчас всего лишь валил густой дым, и свет двух не слишком сильных прожекторов еле пробивался сквозь него.
– Вон она, – сказала Лизка. Она была чертовски глазастой.
Мать стояла в окружении группы людей с лопатами и ломами и что-то говорила им, рубя кулаком воздух. Неподалёку от них лежали в ряд несколько тел, прикрытых тканью.
– Мам! – заорал Артурчик.
Она оглянулась мгновенно…
Потом было несколько минут, которые Артурчик просто не запомнил. Его трясли за плечи, ему о чём-то кричали, плыл дым – и наконец он сообразил, что надо сказать: Спартака мы вытащили…
– Мы вытащили! – говорил он.
– …почему не…
– Мы его вытащили! Он не здесь!
– …сказано было…
– Спартак живой! Живой! Ты меня слышишь?!!
– …сама убью к чёртовой…
– Ты меня слышишь, в конце-то концов?!!
Наконец она сказала:
– Да.
– Это Лизка, – сказал Артурчик. – Она будет у нас жить.
– Хорошо, – отмахнулась мать. – Где он?
– У доктора Хаззарим-хуна, – сказала Лизка.
– А как это вас к нему занесло?
– Стрельнутый помог, – сказал Артурчик. – И ещё ребята. Они у него учатся. И Спартака они же волокли…
– Как он?
– Уже нормально. Правда, Лизка? Мы уходили – он просто спал. Пропотел весь…
– Веди. Нефёдов, возьми двоих – и со мной! Куда идти?
Артурчик сказал. Мать нахмурилась.
– Нефёдов, твою душу пеплом! Догоняй!
После дымного света темнота казалась такой плотной, что и не раздвинуть. Синеватый свет фонарика-жужжалки улетал вперёд шагов на пять, не дальше. Эти фонарики делали в школьной мастерской…
Как там Олег, подумал Артурчик. Как наши?..
У начала ненадёжного мостка остановились. Тросы раскачивались, бледно и прерывисто возникали в пустоте косые доски помоста. Там кто-то шёл.
– Стой, кто идёт? – грозно крикнул Нефёдов, наводя от бедра ружьё с коротким, но очень толстым стволом.
– Свои, – отозвался из темноты молодой цепкий голос. – «Чердак».
– «Карусель», – сказал Нефедов, но целиться не перестал.
Один за другим на твёрдое покрытие эстакады поднялись трое. Обернувшись, стали светить под ноги четвёртому. Потом ему помогли забраться. У него были заняты руки – на плечах он нёс Спартака.
– Нашего парнишку держали, – сказал тот, с цепким голосом. Теперь Артурчик его узнал: это был Шумбасов, первое отделение. – О, и Елена Матвеевна здесь… Опоили чем-то, до сих пор без сознания.
– Кто держал? – спросил Артурчик, чувствуя, что ноги под ним исчезают – будто он ухнул в ползун.
– Да абы, кто ещё.
– Что с ними? – спросила мать ровным голосом.
– Да не волнуйтесь, Елена Матвеевна, всё по-тихому сделали…
Раздался какой-то странный звук. Артурчик посмотрел, и все остальные тоже посмотрели в ту сторону. Это была Лизка. Зажмурив глаза, она ободранными руками изо всех сил зажимала себе рот и поэтому только шипела.
Глава двенадцатая. ПЛАНЫ НА БЛИЖАЙШЕЕ БУДУЩЕЕ
Хором допели, Санька украдкой сунул в рот пальцы, полизал подушечки. Отвык от железных струн…
Гитара была, что ни говори, странноватая, строила непривычно, но звук у неё был тёплый и богатый.
– Ещё одну, – сказал он, – и перерыв. Ага?
Все с неохотой согласились, что ага.
– Подпевайте. Последние две строчки повторяются.
Прошёлся по струнам. Нет, что ни говори – обалдеть, какой звук…
– Всё небо пламенем объято,Пилоты шли в последний бой,А молодого звеньевогоНесут с седою головой…– А молодо-ого звеньево-ого… – подхватили все, и особенно эрхшшаа – но не слова выговаривая, а саму мелодию.
– Торпеда вмазала в «Портоса»,Удачи вылетан запас.И с разворота три пилотаИдут к Земле в последний раз.Машина валится кругами,Всё жарче пламя языки,И я прощаюся с друзьямиПростым пожатием руки.Мы пролетаем, как фанера,Сейчас рванёт боекомплект,И по холодной стратосфереПрочертим мы короткий след.Не соберут нас даже в горсткуС орбиты мы уйдём в распыл.Земля родная стелет жёстко —Я навсегда её простил.И понесутся телеграммыРодных и близких известить:"Гардемарин ваш не вернётсяИ не приедет погостить".Заплачут горько мама с папой,Теперь им внуков не видать,И будет слезы лить девчонкаВ квартире номер сорок пять.И будут карточки пылитьсяНа фоне разноцветных книг.Она уйдёт в гарды учитьсяИ сгинет так же, как жених…– И сгинет так же, как жених…
В наступившей тишине кто-то громко сглотнул.
– «Портос» – это сторожевик такой, – зачем-то объяснил Санька. Может быть, чтобы разбить тишину.
– Да-а… – протянул Ярослав. – Дела…
По идее, надо было размещаться на ночь и спать, но все были слишком уж взбудоражены встречей. Опять же – улетели к чертям намеченные планы, и надо было стремительно продумать новые…
То есть – просто схватить Тейшш, сунуть её в «Неустрашимый» и улететь, оставив Барса и Машу собирать информацию, а то и наводить порядок, – не получалось. Планета оказалась невероятно, сказочно важна, и отдавать её Империи было нельзя – ну просто никак.