Сироты вечности
Шрифт:
– Расскажите. – Сэйерс сделал знак официанту. – Всем еще по одной.
Где-то около бассейна ударили в барабаны музыканты, без особого успеха пытаясь соединить американские шлягеры, карибские мотивы и местные мелодии. Звук вяло растекался в плотном влажном воздухе. Наконец наступила ночь, в жаркой тропической дымке даже звезды, казалось, светили тусклее обычного. Нагути взглянул на яркое созвездие возле зенита, а потом на собственный комлог.
– Проверяете азимут по локатору? – поинтересовался Джастин. – Я тоже от этой привычки никак отвязаться не могу.
– Извините,
И он удалился с террасы в ярко освещенный холл отеля, откуда веяло прохладой кондиционера.
Перед сном Дисантис заглянул в номер к Хизер и детям. Дочь уже улеглась, а Сэмми и Элизабет скармливали терминалу фотографии с отцовского «Никона». Изображения тут же выводились на широкий настенный экран. Ральф прислонился к дверному косяку и молча наблюдал за внуками.
– Это ЗВ! – взволнованно выкрикнул Сэмми.
– А что такое ЗВ? – спросила сестра.
– Зона высадки, – огрызнулся тот. – Ты вообще хоть что-нибудь запомнила?
На стене мелькали картинки: пыль, вертолетные винты, хищные тени «хьюи» на фоне неба, туристы и туристки в форме защитного цвета одной рукой придерживают шлем, другой – болтающийся на груди фотоаппарат, сумочку или пластмассовую М-16. Вот они пригибаются к земле, хотя винты и так достаточно высоко; вот перебегают группками вдоль рисового поля.
– Смотри, это дедушка! – крикнула Элизабет.
Дисантис увидел себя: обрюзгший старик отказывается от помощи гида и, тяжело пыхтя, сам вылезает из вертолета. Сэмми пощелкал клавишами на терминале: картинка увеличилась, зернистое лицо Ральфа расплылось на весь экран. Мальчик переключал цвета и растягивал изображение, пока голова деда не превратилась в багряно-лиловый воздушный шар, готовый вот-вот лопнуть.
– Прекрати, – захныкала Элизабет.
– Плакса, – поддразнил брат.
Тут он неким шестым чувством ощутил на спине чей-то взгляд, обернулся и увидел в дверях деда. Мальчик ничего не сказал, но фотографию с экрана убрал и перешел к следующим снимкам.
Ральф, моргая, смотрел на резко сменявшие друг друга кадры: заброшенная деревня, по обеим сторонам узкой дороги – отряды туристов; крупные планы: они обыскивают убогие хижины, Хизер появляется в низком дверном проеме лачуги, щурится на солнце, неловко поднимает игрушечную М-16 и машет фотокамере.
– Вот тут начинается интересное, – выдохнул Сэмми.
Они как раз возвращались к зоне высадки, как вдруг из канавы вдоль дальнего рисового поля по ним открыли огонь. Сначала туристы замешкались и засуетились, но в конце концов, побуждаемые гидом, со смехом залегли в траву. Джастин остался стоять, он тщательно снимал все происходящее. Изображения появлялись на стене чуть медленнее, чем бывает при обычном просмотре видео. Справа на экране вспыхивали столбики цифр и данных. Вот сам Дисантис падает на одно колено, хватает за руку Элизабет. Он тогда еще обратил внимание, что трава искусственная.
Туристы открыли ответный
Наконец одна молодая супружеская пара с помощью экскурсовода вызвала по рации подкрепление. Буквально через минуту в небе появились три палубных штурмовика «Дуглас A-4 Скайхок». Крылья самолетов украшали старомодные эмблемы американской военно-морской пехоты, ярко выделявшиеся на белом фоне. Оглушительно ревели двигатели, истребители снизились почти до полутора сотен метров. Загремели взрывы, и камера в руках Джастина задергалась. На рисовые поля ложились отсветы пламени, туристы, хотя и были почти в полукилометре от места бомбежки, испуганно вжались в землю. Джастин сумел как-то выровнять фотоаппарат. Вовсю полыхал напалм.
– Гляди.
Сэмми выбрал и увеличил один кадр. На фоне яркого оранжевого пламени стали видны крошечные черные силуэты людей. Мальчик укрупнил изображение еще немного. Теперь можно было различить детали: чья-то оторванная рука, развевающаяся рубашка, остроконечная соломенная шляпа.
– Дедушка, как они это делают? – не оборачиваясь, спросил Сэмми.
– Наверное, голограммы, – пожал плечами Дисантис.
– Нет, не голограммы, – снисходительно ответил внук. – Слишком уж ярко. И даже видно, как куски разлетаются. Спорим, это манекены-роботы.
Элизабет перекатилась с живота на спину и посмотрела на деда. На ее пижаме красовалась мультяшная чудо-утка.
– Дедушка, а про что мистер Сэйерс говорил, когда мы летели обратно? – спросила внучка.
– Когда?
– В вертолете, он сказал: «Мы сегодня задали Чарли перцу». А кто такой Чарли?
– Глупая, – вмешался брат. – Чарли – это вьетконговцы. Плохие парни.
– Дедушка, а почему вы их называли Чарли?
Взрыв на экране бросил оранжевый отсвет на лицо девочки.
– Не помню. – Дисантис немного помолчал. – Ложитесь-ка лучше спать, пока отец не вернулся. Завтра будет тяжелый день.
В номере Ральфа тишину нарушало лишь монотонное гудение кондиционера. Он сидел и безуспешно пытался вспомнить, почему же вьетконговцев называли Чарли. А может, он и не знал никогда. Старик выключил свет, открыл стеклянные двери и вышел на балкон. Его окутала влажная темнота. Дисантис слышал, как тремя этажами ниже на террасе смеются Джастин, Сэйерс и остальные. Смеху вторили отдаленные раскаты грома. На темном горизонте вспыхивали молнии.
На следующий день по дороге на пикник Сэйерс наступил на противопехотную мину.
Под руководством экскурсовода туристы отправились патрулировать узкую тропинку в джунглях. Сэйерс шел во главе колонны, разговаривал с преподобным Дьюиттом, телепроповедником из алабамского Дотана, и совсем не смотрел под ноги. Джастин и Хизер шагали рядом с Ньютонами, молодой супружеской парой из Хартфорда, а Дисантис плелся в самом хвосте и держал за руки Сэмми и Элизабет – следил, чтобы они не ссорились друг с другом.