Сирус с планеты Дэрна
Шрифт:
– Она за этой дверью, – прохрипел адмирал. – Теперь отпусти меня!
– Открывай! – взревел я.
Он послушно отворил дверь. Внутри был небольшой зал. Четыре робота невозмутимо стояли около дальней стены. Стена была полупрозрачная. За ней я увидел закованную, стоящую в полный рост фигуру в зеленом комбинезоне, с поникшей головой, короткими рыжими волосами. Сердце защемило, душа заликовала. Это Виера!
– Сестра Виера! – вырвалось у меня из пересохшей глотки.
Я расправился с роботами и помчался к полупрозрачной стене, отбросив Стэша. Стал бить по стеклу мечем, руками, кулаками. Оно
Стал орать от бессилия и гнева. Повернулся к адмиралу. Он пропал! Эта тварь убежала от меня!
Ринулся из зала, с обеих сторон на меня бежали роботы вперемешку с солдатами. Я начал расстреливать их. Роботы падали, а солдаты укрывались за ними и отстреливались в ответ. Несколько выстрелов угодили мне в плечо и грудь. Костюм их поглотил. Его энергия была уже на исходе. Просто так мне не прорваться. Внутри меня разгоралась паника.
– Командир Экках! – услышал я голос Барко. Его обеспокоенный тон немного встряхнул меня. – У нас сложная ситуация! Раздолбили мы с пушек станции два зинонских крейсера, с ворот валят еще! Не знаю как у тебя, друг мой, но мы убираемся или задавят!
– Действуй, как знаешь, – рыкнул я. – У меня дела на станции не закончены!
– Понял командир! Береги себя!
Я обернулся к Виере. С ужасом увидел, что Стэш, уже одетый в форму, стоит за стеклом и вместе с солдатами высвобождает варийку. Она все еще без сознания. Вариечка моя, что они с тобой сделали? Накачали чем–то.
С яростным криком и сильным прыжком я влетел в стекло. Оно даже не пошатнулось. Рубил его мечом, долбил кулаками. Руки в крови… силы на исходе… я стою и смотрю, как уводят мою Виеру. Стэш, смеясь, помахал мне рукой и скрылся за дверью вместе с солдатами, что несли Виеру.
Раздосадованный и взбешенный я повернулся к проходу. Через секунду оттуда повалили роботы. Западня, я обреченно выдохнул. Наша атака захлебнулась, Виеру увели у меня из–под носа.
Нет! Просто так я не сдамся!
Словно загнанный хекр, я ринулся на зинонцев. Прорубая, прожигая себе проход через тела людей и роботов, я вырвался и помчался в сторону, куда могли увести Виеру. Верил, что у меня есть еще время.
Метался я по коридорам долго. Пока не понял по трупам, которыми усеяны все переходы, что хожу по кругу. Адмирал ушел, с горечью пришло понимание. Нужно выбираться со станции, пока сюда не высадилось зинонское подкрепление...
Мы потеряли больше, чем награбили. Но это дерзкое нападение порт Адро запомнит надолго. С захваченных станций пираты расстреляли большую часть коммуникаций Адро, вывели из строя половину ворот, в том числе разрушили и ворота в столицу. Зинон надолго запомнит дерзкую группировку Хакке.
Мы потеряли много ребят, но мне было плевать, меня грызло лишь то, что я был так близок к Виере и не смог вырвать ее из лап какого–то мерзкого ублюдка. Меня провели, на моих глазах увели мою любимую. Второй раз я допускаю это! Не знаю, как еще держусь, не знаю за что держусь. Меня больше не волновало положение среди пиратов
Стал рыскать в поисках любой информации касаемо Виеры и Стэша, но безрезультатно. Только слухи и ложные следы. Отчаялся… бросался в самые опасные затеи по любой наводке и выживал, уничтожая всех врагов. Со мной были верные люди, что шли за мной. Они все гибли, а я выживал. Набирал новых соратников, они гибли тоже. Я стал черным посланником Квазара, я был проклят им. Нес смерть всем, кто был вокруг меня, нес смерть и врагам и соратникам. Проклятье Великого Квазара очернило мою душу. И когда я превратился в ходячую черную смерть на черном корабле, мою черную душу озарила она...
В эфир по открытой связи ворвался детский смех. Это была маленькая девочка! Сквозь переговоры и ругань, сквозь изречения на разных языках и шумный обмен данными я услышал невинный детский раскатистый смех. И вспомнил, что у меня есть дочь. «Назови ее Сабри», – сказал принцессе перед тем, как покинул Цохако – «Так, я смогу найти ее».
Я мало знал о том, где она может быть. Но должен был с чего–то начать…
И вот я на Варийи. Уже больше ста дней изучаю подступы к школе Ортар и шныряю по лесу. У маленьких ублюдков начался марш.
Сейчас сижу на дереве в зеленом вакко–костюме зинонского командира и смотрю, как Берон развлекается с Широй. Вечер тихий и теплый. Голые тела извиваются в жаркой страсти прямо на траве. Он лениво трахает ее, а она тихонько стонет под ним, вцепившись в траву руками. Палаточный лагерь недалеко, все уже спят, а эти не выдержали, не смогли отдалиться далеко, не соизволили дойти до колонии. Бесстыдство. Подумать только, десять лет назад никто бы не осмелился высунуться в лес без должной охраны, а тем более совокупляться тут. Все знали, кто хозяин здешних Варийских лесов. А теперь о Виере забыли. Но я напомню всем.
Я спрыгнул прямо на спину Берону. Он прогнулся и вскрикнул от неожиданности. Я отскочил и с размаху ударил его под ребра, тот отлетел, ударился о ствол дерева и застонал. Шира в ужасе вскочила и попыталась бежать. Она не узнала меня. Я настиг ее, схватил за руку и без жалости вывернул так, что она пронзительно и истошно завизжала. Ударом в челюсть я прекратил этот шум. На меня набросился Берон, схватив сзади и сдавив массивным хватом горло. Я сбросил его и обрушил на скривившуюся в ужасе морду свои каменные кулаки. Это были уже не варийцы, а обмякшие, как простые люди, слабые создания, которые разжирели в безопасной и размеренной жизни.
За руки я выволок избитых до полусмерти наставников в центр лагеря. Позади валялись убитые мною зинонские солдаты.
– Ублюдки! Все из палаток в строй! – взревел я.
Лагерь зашумел. Было уже темно, но я отыскал несколько ламп, которые озарили синим светом место построения учеников. Перепуганная толпа высыпала из палаток и выстроилась.
Из всех этих варийцев мне нужен был лишь один. Я наблюдал за учениками уже дней пять, среди них я узнал Котоша, он был младшим наставником у ребят. Жил с ними, обучал и контролировал дисциплину. Он был добрым по отношению к своим подопечным и спокойным, отчасти грустный на вид, в его некогда сияющих и жизнерадостных глазах теперь отражалось безразличие.