Система Ада
Шрифт:
– Умею.
– А, ну ты же оттуда.
Они подошли к реке и, подняв оружие и мешки над головой, переправились вброд в уже известном месте. Для Михаила это было третье преодоление неглубокой Леты.
– Кзотова будь готов!
– окликнули их с того берега. Миша вздрогнул. Черт побери, оказывается, здесь что-то может изменяться по воле самого бесправного впередсмотрящего. Тот берег перешел к зотовцам. Радости особенной это, правда, не прибавило.
Дудковская территория, перешедшая к самому прогрессивному человечеству подземного мира, естественно, ничем особенным
Кроме часовых, несших службу в прибрежных укреплениях, больше им никто не встретился. Где проходила линия фронта и когда они ее миновали, осталось неизвестным. Макаров вел довольно уверенно. Никаких условных значков на стенах, никаких приметных пирамидок из камней не встречалось, хотя электрические лампочки попадались все реже и реже. Большей частью шли, освещая себе путь фонарями. Способность к ориентированию у разведчика Макарова была удивительной. И Миша решил, что это шанс. Только странно, что Сашка стал такой смурной. Не перепил ли он воды из Леты?
В одном месте в неосвещенном штреке Макаров сделал знак остановиться. Погасили фонари, прислушались - обычная мертвая тишина, нарушаемая лишь хрипом в чьих-то простуженных бронхах. За поворотом обнаружился довольно широкий темный туннель, В нем были проложены еще вполне пригодные рельсы. Но метров через тридцать железная дорога заканчивалась тупиком, а рельсы уходили под стену. Очевидно когда-то тут произошел обвал. Все невольно с опаской покосились на потолок. Возле осыпавшейся стенки на боку лежал небольшой железнодорожный контейнер. Макаров приподнял его дверцу и посветил внутрь.
– Сучары дудковские, - проворчал он, - пронюхали. Давай быстрее, ребята, хватаем, что осталось, и назад. Дудки могут быть неподалеку.
Он остался держать дверцу и светить внутрь, а остальные хищно кинулись набивать вещмешки тем, что осталось в контейнере. Там оказался ящик с пачками ваты, половина ящика с бинтами. Несмотря на спешку, Миша успел прочитать на одной упаковке "Народный комиссариат медицинской промышленности". Ого, еще со времен Отечественной войны. Также обнаружились коробки с какими-то ампулами и таблетками. Через две минуты контейнер был пуст, а пять солдатских вещмешков набиты едва ли на треть каждый.
– Все. Быстро завязывайтесь. Уходим, - Макаров бесшумно опустил дверцу на место.
На обратном пути Миша старался сам угадать, куда следует поворачивать, как если бы он шел без провожатого. Несколько раз ему это удавалось, но чаще он ошибался. Чертовы лабиринты. Надо было раньше с Васькой в походы по пещерам ходить. Надо бы, надо бы... И соломки подстелить надо бы. И вообще бабой родиться - Грачев бы Чечней не грозился. Где же Васька этот с Равилем? Может, уже дома чай пьют с пи-рожными? Задумавшись, он, кажется, вслух произнес это "с пирожными". Шедший впереди впередсмотрящий Саломанов обернулся и скороговоркой прошептал:
–
– Здесь нормально. Почти дошли. Доставайте шамовку, похаваем и еще, наверное, к обеду успеем.
Это было очень приятно - впервые тут на службе поесть в неслужебной обстановке. У Макарова нашелся складной нож, он быстро вскрыл все три консервные банки, в которых оказалась псевдорисовая каша с запахом мяса. Есть пришлось, по очереди засовывая в банку обломок галеты или проще - грязный палец.
У Шмидта банка и пачка галет была на двоих, конечно, с Савельевым.
– Сашка, - прошептал он еле слышно, - у меня появился план. Надо этого Макарова соблазнить на побег. У него башка варит, не такой долбанутый, как все тут, и ориентируется, как летучая мышь.
– Чего?
– Савельев слушал его не очень внимательно.
– Бе-жать с Ма-ка-ро-вым, - прошептал Шмидт.
– Куда?
– Ты что, Саш, перепил? В Москву бежать, в Тмутаракань, в Суходрищенск. Ты что, тут в могиле...
Савельев вдруг резко вырвал банку у Шмидта из рук и не в очередь засунул туда палец.
– Дезертировать хочешь? Струсил? Наши отважные бойцы геройски гибнут, а ему, видите ли, в Москву приспичило...
– Саша, ты... Как хочешь. Но Катьку я уведу. Саша усмехнулся с набитым ртом.
– Смотри. Что-то ты больно разговорчивым стал. Катька уже капитан...
Тут случилось необычное. Буревестник снял свою ушанку, пошарил за отворотами, вытащил сигарету. Можно было разглядеть, что это какой-то дерьмовей-ший отечественный продукт без фильтра, "Прима" или "Дымок", но запах был - лучше всякой розы. Значит, часовым-разведчикам-автоматчикам тут жилось почти как офицерам.
– Покурим?
– издевательски кивнул Макаров, никого не угощая, и чиркнул спичкой.
Все промолчали. Для Щукина и Чугунко команда покурить, видимо, была павловской лампочкой, вызывавшей рефлекс мгновенного сна. Они мерно засопели. Миша подсел поближе к буревестнику.
– Начальник, можно тебя на минутку?
– Чего, курить умеешь? Попробовать хочешь?
– Хочу. Но я не об этом. Имею сказать тебе, Никита, кое-что важное. Давай отойдем в сторонку.
– Ну давай, коли не шутишь.
Они отошли почти к самому выходу в освещенный штрек. Как сказать ему, господи, вразуми! Этот Макаров явно себе на уме, но как именно? Где гарантия, что после этого разговора не сдадут в лапы местных чекистов? Тогда уж не избежать наказания похуже расстрела. Каково, например, повисеть живым чучелом для штыковых упражнений? Оружия ни впередсмотрящий, ни буревестник из рук не выпускали.
– Никита, ты... понимаешь... Ты здесь, в пещере, родился?
– А где же еще? На, затянись, ладно. Макаров оставил ему микроскопический бычок. Миша жадно затянулся, обжигая пальцы и губы. Горлo опалило, в голову с отвычки ударило дурманом.