Система Ада
Шрифт:
Держалась она на них не очень уверенно. Адмирала она, кажется, совсем не замечала. Зато, уставясь на Катю, вытянула трубочкой красные губки и протянула:
– У! У-у! У-у-у!
Первый раз с удивлением, второй раз с долей некоторой положительной оценки, а третий - вообще непонятно как, по инерции. Женщина была в дымину пьяна. Она вышла в другой проход, потом вернулась и исчезла там, откуда появилась сначала. На пороге в очередной раз споткнулась и матерно выругалась.
Здесь, в Системе Ада, стало уже привычно, что время, заполненное немногочисленными делами и сном, тянулось долго. Но Кате это ожидание уже действовало
– Ну долго нам еще?
– обернулась она к адмиралу, вовсе не стараясь говорить потише.
Двуногий вобрал голову в плечи и, точно заговор от черта, скороговоркой прошептал:
– Хороша наша жизнь, до края наполненная радостью труда.
И тут к ним вышел рослый бородатый мужик и встал в проходе, выпятив пузо и сунув кулачищи в карманы грязного рабочего халата. Двуногий тут же вскочил, вытянулся по стойке "смирно", поднял вверх правую руку. Его губы и глаза страшно пучило изнутри боевыми лозунгами, но адмирал сдерживался невероятным усилием воли.
– Заткнись, - пробасил мужик, останавливая неначавшуюся речь.
Катя, однако, осталась сидеть. Но ей это тоже стоило усилий. Весь облик мужика - строгое лицо, всклокоченные длинные волосы, уверенная поза, даже грязный халат источали харизму власти.
Катя стала догадываться, где его видела, и вскоре догадка превратилась в уверенность. Первый раз, когда они попали в Систему Ада и их после допроса повели на расстрел. Тогда он стоял рядом с капитаном Волковым, а ее и Мишу с Сашей надолго разлучили. Второй раз именно он выглядывал из-за каменных кулис перед концертом на месячнике зотовско-дудковской дружбы и смотрел на нее. Но будь на месте Кати Миша Шмидт, он с ненавистью и без сомнений узнал бы в мужике того электрика, который второй раз, походя, приговорил его к смерти.
Нынешнее взаимное разглядывание и молчание продолжалось с минуту.
– Значить, Катерина Игоревна будешь, - вдруг констатировал мужик.
– Да, - кивнула девушка.
– Деда, Зотова как зовут?
– Василий Иванович.
– Где он родился?
– В Липецке. То есть в Липецкой области, в деревне.
Злость ее испарилась мгновенно. Она бы хотела сразу выкрикнуть в лицо Зотову, будь он мифический или реальный: "Апельсины жрете, сволочи!" Но тут эти вопросы о предках, этот властный тон... Ей уже хотелось, чтобы именно этот могучий мужик оказался и самим Зотовым, и ее родственником одновременно.
– В какой деревне?
– Марьино. По-моему, Лебедянского района.
– На Дону деревня-то?
– голос властного мужика помягчел, даже каменные черты лица разгладились.
– На Дону, - осторожно выдохнула Катя.
– Бывала там?
– Да.
– А сестры старшие у Васьки, у деда твово, Манька и Катька есть?
– Баба Маня умерла, а баба Катя жива. В Липецке она сейчас, у тети.
– У Катьки еще глаза разные. Один карий, другой серый?
– Да.
– Ну точно. Вот ведь как, значить.
Могучий бородач уселся рядом с девушкой на скамейке, устало опустив плечи. И его властность стала таять.
– А Васька жив?
– Жив. Они с бабушкой сейчас в Подмосковье переехали. У деда астма. В городе жить не может. Им в деревне дом
– наконец, без всякого перерыва, спросила Катя.
– Зотов, - очень тяжело вздохнул мужик, точно атлант, уставший держать на себе весь этот подземный WHp. Да так оно, кажется, и было.
А Двуногий все стоял и стоял навытяжку, округлив глаза от двойного почтения.
– Зотов я, Зотов Иван Васильевич, - повторил бородатый.
– Прадед я твой получается, Катерина. Вот так, значить.
По спине у девушки пробежал какой-то странный холодок. Она не сделала ни малейшего движения, чтобы броситься в объятия этого каменного человека, выглядевшего лет на сорок пять, хотя сразу поверила, что он говорит правду. Подобные фокусы с возрастом здесь были обычны, да и потом ей самой очень захотелось в это поверить. Прадед тоже не делал попыток прижать правнучку к сердцу.
Опять затянулось молчание, которым воспользовался адмирал Двуногий, чтобы скрипнуть сапогом.. Зотов поднял на него усталый взор, с его лица еще не успела сползти некоторая мягкость.
– Что стоишь?
– Так точно!
– выкрикнул Двуногий, которому, чувствовалось, очень хотелось добавить "ваше величество", но коммунистическая этика не позволяла.
– Телефон наладь, - процедил Зотов.
– Нечего сюда шастать кажный день. К завтраму связи не будет, не смотрящих твоих, а тебя самого живьем отдам.. Сам знашь кому. Пошел.
Адмирал повернулся и, чеканя шаг, насколько позволяла неровная поверхность пола, отправился к выходу. Даже не делая паузы в движении и не поворачивая головы, как-то неуставно попрощался:
– До свидания, товарищ Екатерина Игоревна!
– Ну, пошли ко мне, внуча, - с не слишком ласковой интонацией пригласил Зотов девушку и пошел первым.
Она немного помедлила. Прадед шел, не оглядываясь, горбясь, слегка шаркая, точно только сейчас почувствовав свой возраст в нормальном летоисчислении. Ей не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
Совершенно очевидно, что здесь и находился центр управления странным и неуютным миром Системы Ада. И Катя совсем не ожидала увидеть тут хотя бы бe как в америкабских фильмах, хотя бы простенький пульт управления с мониторами следящих телекамер, с серьезными и молчаливыми военными, ведущими сложную и малопонятную игру. Напротив, то, что предстало перед ее взором, как раз и было наиболее ожидаемым.
У длинного стола выпивали и закусывали. Причем занятие это казалось непрерывным. Три женщины, одна из которых уже выходила в прихожую, и пять мужиков выглядели вполне откормленными и в разной степени пьяными. Пустые и полные бутылки, деликатесы, свежие фрукты в хрустальной вазе говорили о том, что загадочные пути снабжения с поверхности земли существуют и последние поступления были отнюдь не тридцать лет назад, а едва ли не вчера. На каменной приступочке, убранной плюшевым ковром, наигрывал современного вида двухкассетный магнитофон. Каменные стены грота украшали не только ковры, но даже картины самых пошловатых мастеров. Все это выглядело, как настоящая воровская малина. Пьяная беседа разом прекратилась, когда вошел Зотов. Чувствовалось, что он здесь хозяин. Только магнитофон одиноко и глуховато продолжал исполнять ресторанным голосом "Чубчик кучерявый", причем не то на немецком языке, не то на идише.