Система Ада
Шрифт:
Катя невольно смутилась, почувствовав на себе любопытные мужские и женские взгляды. В своей жалкой повседневной хунвейбиновской спецухе она, конечно, не производила желанного каждой женщине впечатления. Не о растущем в ней ребенке, не о своей Несчастной пленной судьбе, не о Мише Шмидте, к которому в ней, кажется, зрела любовь, не о Саше Савельеве, любовь к которому умирала, она подумала в тот мoмент, а лишь о том, что надо было появиться хоть в своем офицерском кителе, на котором она не успела вставить пуговицы под. растущее пузо.
– Вот это,
– сказал один из застольников, плечистый крепыш с седым ежиком волос на круглой голове.
– Значить, эта, - подтвердил Зотов.
– Только не внучка, а правнучка. Катерина.
– Ну, садись, угощайся, - круглоголовый сделал широкий жест обеими руками.
Катя невольно оглянулась на новоявленного родственника. Тот кивнул. Она, потупясь, села на настоящий, мягкий, хотя и довольно обшарпанный венский стул. На покрытом несвежей скатертью столе ближе всего к ней оказались фрукты. Измученный организм возопил о витаминах. Рука сама потянулась, схватила нежнейший бордовый персик. Девушка вгрызлась в него, не обращая внимания на сок, потекший по подбородку.
Ближайшая к ней соседка налила полную рюмку ликера, бережно подвинула к новенькой.
– Спасибо,- с полным ртом сказала Катя.
– Запомни этот день, девочка, - заговорил круглоголовый.
– То, откуда ты пришла, теперь для тебя останется в страшном сне. Здесь высшее общество, и здесь тебе будет хорошо. Здесь, можно сказать, Система Рая, да?
– он выдержал паузу, дабы присутствующие оценили каламбур. Все действительно вежливо улыбнулись, закивали. Только Зотов оставался непроницаемым.
– Редкий человек попадает сюда из Системы Ада. И назад уже никогда не возвращается. Отсюда можно только к коломенским ребятам в Соленую пещеру. И единственная причина сего предательство.
– Предательство, - пьяно повторила накрашенная женщина в белом платье под ватником.
– Теперь, Катя, ты избранная, - торжественно провозгласил круглоголовый, - и за это надо выпить.
– Кончай лабуду молоть, Федор, - неприязненно пробасил Зотов.
– Дай с девочкой поговорить. Пойдем ко мне.
Просительные интонации властителю Зотову, казалось, были совсем не знакомы. Только приказатель-ные. Катя схватила яблоко и тоже поднялась из-за стола.
– Стоп!
– вдруг сказала соседка по столу, нагнулась и быстро вытащила у Кати из-за голенища сапога длинный нож.
– А это зачем?
Катя совсем забыла про нож и густо покраснела. Ведь действительно застигнута на месте преступления. Над столом повисло напряжение. Однако Зотов по-прежнему был спокоен.
– Это на всякий случай, - торопливо объяснила Катя.
– Ваш часовой меня чуть не изнасиловал на глазах у Двуногого. Если б не нож...
– Ты убила часового?
– спросил прадед.
– Нет, только поцарапала.
– Это который?
– В бейсболке такой, в американской кепочке "Ныойоркер".
– В расход его, Семеныч, - бросил Зотов и направился к другому малозаметному выходу из грота.
Катя
В личном гроте великого и недостижимого Зотова было довольно уютно. Широкая и низкая кровать, электрический обогреватель, полевой телефон, множество книг, газет и журналов, среди которых валялся Даже "Пентхаус" на русском языке. Яркие лампы под потолком, на стенке, на столе. Из-за ковров можно было даже подумать, что это не каменный мешок, как все тут, а какое-то иное помещение. Не хватало толькo кота на лежанке, негромко работающего телевизора и занавешенного окошка, за которым завывает зимняя вьюга.
Зотов нашел в небольшом шкафчике чистые стаканы, достал початую бутылку виски. Налил себе и выпил. Еще раз плеснул - себе побольше, Кате поменьше.
– Садись. Давай за встречу.
– Спасибо, мне нельзя.
– Чего так? Крепкое, что ли?
– Нет, Иван Васильевич, я беременная.
– Вот как, значить. И до праправнуков я дожил.
Речь этого человека не отличалась богатством интонаций, а лицо богатством мимики. Он был плоть от плоти пещеры. Каменный. Иногда он застывал с жестко сомкнутыми губами, и Катя боялась, что застывал навсегда. Даже глаза его не блестели от алкоголя.
Если вся эта фантастическая встреча была реальной, то на Зотова она не производила особого впечатления. Встретился старик со своей взрослой правнучкой, хотя, кажется, даже сына своего никогда не видел взрослым. А Катя не то чтобы хотела, ей нужно было о многом расспросить Зотова, но она боялась его и молчала.
Но, наконец, молчание сделалось невыносимым.
– Иван Васильевич, я... Это так... Это просто невозможно.
– Что?
– Зотов чуть ли не со скрипом вернулся из своих дум и посмотрел на правнучку из-под седоватых бровей.
– Я не знаю... Ну почему вы молчите? Если мы с вами правда родственники, почему вы больше меня ни о чем не спрашиваете? Почему не спросите, как я сюда попала, по какой причине?!
– Катю вдруг, неожиданно для нее самой прорвало, она перешла почти на крик.
– А...
– она в испуге прижала к губам ладони, - а может, вы уже мертвец? И все тут мертвецы? Но почему же они, мертвецы, опять умирают? Но я-тo живая. Я даже забеременела тут, в пещере. Убейте меня, Иван Васильевич...
Катя сидела на стуле, а Иван Васильевич на низкой кровати, но смотрел он на нее с недостижимых высей своих лет.
– Иван Васильевич, а сколько вам лет? То есть я знаю, здесь нельзя так... Вы в каком году родились?
Ее отчаяние произвело на каменного впечатление. И мысль о нелепости всего происходящего доползла до его мозгов. Складки лица, углы фигуры снова начали разглаживаться.
– В первом.
– В каком смысле? В первом году зотовской эры? И тут Зотов даже улыбнулся. Одними уголками глаз.
– В тыща девятьсот первом. Там, в Марьино, и родился. Погляди-ка. У Васьки нет такой фотки?