Система Ада
Шрифт:
– Что ты хочешь?
– наконец подал он голос.
– Оставь Ванечку в живых, расти его, черт с тобой. Скажи, что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы вы велели своим гонцам вывести нас отсюда. Меня с сыном и Мишку Шмидта. Еще Гагарина, тетю Дашу и всех сумасшедших из психиатрического грота. Рувку Рабиновича, врача. Буревестника Макарова, Мишкиного приятеля. Равиля Кашафутдинова из дудковского войска... Хотя... я не знаю, я слишком много прошу. Но меня с ребенком и Шмидта. Вывести наружу из пещеры. Я знаю есть выход у деревни Мочилы.
– Хорошо, - кивнул Иван Васильевич.
– Дай мне немного времени, и я решу. Не делай пока ничего.
– Ладно. Идите, решайте. Мне нужно ребенка кормить. Даю вам немного времени. Через некоторое ? время, если мы со Шмидтом не пойдем к выходу, я... i-ну, вы поняли.
– Да.
Зотов продолжал внимательно разглядывать Мишу. Тот стоял, ссутулившись, уже готовый ко всему плохому.
– Молодой еще, ох молодой, хоть и поседел больше меня. Долго еще прожить мог, - констатировал владыка.
– Ну, раз не хочешь становиться Дудком...
"Станешь мертвяком", - мысленно закончил фразу Михаил.
– Тогда пошли, - снова вздохнул Зотов, и Мише показалось, что с видимым облегчением.
– Дормидонтыч, веди его за мной.
И через два поворота, всего через пару десятков метров, хоть и в сопровождении чужих людей, Миша и Катя встретились. Сколько тяжких лет мучений прошло со времени их разлуки, но они сразу узнали друг друга по глазам, в которых последнее, что читалось, - несгораемое чувство.
Мужчина с седыми космами на голове, зарастающий грубой серой щетиной с навеки неотмываемыми черными руками. Пополневшая, постаревшая близорукая женщина с ребенком на руках. Это были, казалось, еще вчера юные москвичи, юные мирные россияне.
Им было уже некуда спешить, и они медленно . сблизились, смакуя каждый шаг.
– Миша.
– Она положила ему голову плечо. Между ними был ребенок. Он немного срыгнул и закапризничал. Почувствовав присутствие нового теплого существа, которое питало к нему нежность, мальчик отвлекся, загукал, но потом все-таки расплакался.
– Его надо перепеленать, - прошептала Катя.
– Даже если мы все сейчас умрем, надо, чтобы он был сухим.
– Не спускай с них глаз, Дормидонтыч, - глухо проговорил Зотов и вышел из грота.
Не было его довольно долго. Чтобы протянуть время, -Катя перепеленывала ребенка как можно дольше. Миша взял его на руки страшно бережно, стараясь не дышать. Ванечка засопел крошечными ноздрями и вскоре успокоился и уснул. Катя, когда его передавала,. шепнула про карту и указала глазами на свой живот. Шмидт пожал плечами - пригодится ли карта, если их жизни все еще не в их распоряжении, и кто знает, что случится в ближайшее время, то есть сейчас.
Зотов вернулся в сопровождении круглощекого животастого мужичка и бывшей Катиной служанки Лены. У нее в руках была стопка чистых тряпочек, должно быть, для пеленок, у мужичка - зеленоватый армейский вещмешок,
– Вот, значить.
– Зотов бережно пнул мешок, там что-то звякнуло, и каменно улыбнулся. Только глаза его не улыбались.
– Дорога вам долгая. Два дня, Володь?
– Да, - подтвердил толстяк.
– Так что вот вам тут еды на дорогу - галеты, тушенка, апельсины, молока бутылка... Хотя у тебя самой еще молоко есть. Водки бутылка мужику. Главное - фонари, хорошие фонари, от сердца отрываю, свечки. Там дальше ведь света нет до. самого выхода. Да, Володь?
– Да, - с готовностью кивнул толстяк.
– Ножик еще, веревка...
– Товарищ Зотов, - перебил его Шмидт.
– Чего?
– Вы что, отпускаете нас?
– недоверчиво спросил Миша, крепче прижимая к себе ребенка.
– Идите, конечно, - сказал Зотов таким тоном, словно эти молодые московские родственники уж слишком загостились у него, пора и честь знать.
– Спасибо, - вырвалось у Миши. Катя промолчала.
– А это ребеночку пеленочки будут, Екатерина Игоревна, - сказала Лена и положила перед Катей стопку белья.
– Это вот Володя, гонец мой. До выхода вас доведет, - представил Иван Васильевич толстяка.
– До какого?
– спросила Катя.
– У села Мочилы. Сама же говорила.
– Нас вы одних отпускаете?
– Нет.
– А кого еще? Гагарина? Тетю Дашу?
– Нет. Есть еще люди. Им тоже надо, - неопределенно ответил прадедушка.
Они собирались лихорадочно быстро. Миша проверил содержимое вещмешка не вздуты ли консервы, работают ли фонари, острый ли нож. Катя мигом все уложила.
Они только молча переглядывались друг с другом. Неужто всё вот так просто и закончится? Неужто в Зотове так просто пробудились добрые чувства и их злоключениям пришел конец?
Зотов закурил, молча сунул Мише начатую пачку сигарет и спички. Катя переобулась в хорошие, почти новые кроссовки. Это были, без всякого сомнения, ее собственные кроссовки, в которых она была, когда давным-давно впередсмотрящий часовой Мотя первый раз арестовал их как дудковских шпионов. Лена специально отыскала их для Кати на складе. В обычных тут сапогах с распухшими после родов ногами ходить было невозможно.
В чем пришла, в том и уйдет - символично. Дай бог, чтобы символ был добрым.
– Посидим на дорожку, братцы?
– предложил Володя, и все сели.
Володя имел с собой объемистый, но почти пустой рюкзак. Он достал оттуда каску с фонарем и надел на голову, не включая пока осветительный прибор. Мише показалось, что именно эта оранжевая каска венчала когда-то голову покойного ныне Васи Рябченко, инициатора всей авантюры. Хоть каска его вернется ненадолго на поверхность земли.
Миша забросил за спину вещмешок, поправил лямки. Катя взяла ребенка, отдала своему парню.