Система природы, или О законах мира физического и мира духовного
Шрифт:
X. Верховная причина всех вещей обладает бесконечным могуществом.
Только такая причина обладает могуществом; следовательно, это могущество безгранично; но если только бог обладает могуществом, то человек не должен быть способным поступать дурно, так как это значило бы, что он способен действовать вопреки божественному могуществу, и подразумевало бы, что вне бога имеется сила, способная уравновесить его силу или же помешать ей произвести предполагаемые ею действия, в результате чего божество было бы вынуждено терпеть зло, которому оно не может помешать.
С другой стороны, если человек свободен грешить, то бог не свободен: его поведение необходимым образом определяется поступками человека. Справедливый монарх отнюдь не свободен, если считает себя обязанным поступать согласно законам, которые он поклялся соблюдать или которых он не может нарушить, не нарушая справедливости. Нельзя назвать монарха могущественным, если последний из его подданных может оскорблять его, сопротивляться ему или же втихомолку расстраивать все его планы. Между тем в изображении всех религий бог похож на абсолютного владыку, желаний и власти которого как будто ничто не может стеснить; но, с другой стороны, эти религии утверждают, что его подданные в любой момент имеют возможность не повиноваться ему и свободу нарушать его планы. Отсюда ясно, что решительно
XI. Творец всего должен быть бесконечно мудрым. Мудрость и безумие это качества, основанные на наших собственных суждениях; но в этом мире, который, по уверениям теологов, создал, сохраняет, приводит в движение и проникает бог, происходят тысячи вещей, которые кажутся нам безумием, и даже существа, ради которых якобы была создана вселенная, гораздо чаще неразумны и безрассудны, чем благоразумны и рассудительны. Творец всего существующего должен быть в одно и то же время творцом всего того, что мы считаем неразумным, и того, что мы считаем очень мудрым. Кроме того, чтобы судить о мудрости и разуме какого-нибудь существа, надо было бы знать хотя бы цель, которую он себе ставит. Какова же цель бога? Это, говорят нам, его собственная слава. Но достигает ли бог этой цели и не отказываются ли грешники прославлять его? Кроме того, предполагать, что бог чувствителен к славе, не значит ли это приписывать ему наши безумия и слабости? Не значит ли это называть его горделивым? Если нам скажут, что целью божественной мудрости является счастье людей, то я неустанно буду спрашивать: почему же эти люди вопреки намерениям бога так часто оказываются несчастными? Если мне скажут, что намерения бога неисповедимы для нас, то я отвечу, что, во-первых, в таком случае совершенно необоснованно утверждают, будто божество заботится о счастье своих творений, которое в действительности никогда не осуществляется, и, во-вторых, не зная цели бога, мы не можем судить о его мудрости, и рассуждать об этом нелепо.
XII. Верховная причина необходимым образом должна обладать бесконечной благостью, справедливостью, правдивостью и всеми прочими моральными совершенствами, подобающими владыке и верховному судье мира.
Идея совершенства - это абстрактная, метафизическая, отрицательная идея, для которой не существует образца вне нас. Совершенное существо - это подобное нам существо; мы лишь мысленно отнимаем у него все качества, которые считаем вредными для нас и по этой причине называем несовершенствами; вещь всегда бывает совершенной или несовершенной лишь относительно нас и нашего способа чувствовать и мыслить, а не сама по себе. Иначе говоря, вещь совершенна или несовершенна в зависимости от того, полезна она нам или вредна, приятна или неприятна. Но в таком случае как можем мы приписывать совершенство необходимому существу? Совершенно ли благ бог по отношению к людям? Но ведь люди часто страдают от его дел и вынуждены жаловаться на испытываемые ими в этом мире бедствия. Совершенен ли бог в своих делах? Но разве мы не наблюдаем часто рядом с порядком величайший беспорядок? Разве столь совершенные дела божества постоянно не изменяются и не разрушаются, разве они не заставляют нас испытывать против нашей воли страдания и муки, уравновешивающие получаемые нами от природы радости и добро? Разве решительно все религии не предполагают, что бог постоянно исправляет, чинит и улучшает свои чудесные творения? Нам скажут, конечно, что бог не может сообщить своим творениям тех совершенств, которыми обладает сам. Но мы ответим на это, что если несовершенства нашего мира необходимы и для самого бога, то, значит, он никогда не сможет устранить их даже в другом мире, а в таком случае нот бог не имеет никакой ценности для нас.
Метафизические и теологические атрибуты божества делают из него какое-то абстрактное и непостижимое существо, когда его начинают отличать от природы и всех заключающихся в ней существ; моральные качества делают из него человекоподобное существо, хотя при посредстве отрицательных атрибутов его пытаются отдалить от человека. Бог теологии - это какое-то изолированное существо, неспособное поддерживать отношения с каким-либо из известных нам существ. Бог нравственности - это всегда лишь человек, которого думали сделать совершенным, мысленно лишив его несовершенств человеческой природы. Нравственные качества людей основываются на существующих между ними отношениях или их взаимных потребностях. Бог теологии не может обладать нравственными качествами или человеческими совершенствами: он не нуждается в людях, он не находится ни в каких отношениях с ними, так как всякие отношения носят взаимный характер. Чистый дух не может вступать в отношения с хотя бы отчасти материальными существами; бесконечное существо не может иметь никаких отношений с конечными, а вечное - с бренными и преходящими существами. Если бы то своеобразное существо, которое не относится ни к какому виду или роду, не имеет себе подобных, не живет в обществе, не обладает чем-либо общим со своими творениями, существовало реально, то оно не могло бы обладать ни одним из тех качеств, которые мы называем совершенными. Оно принадлежало бы к столь отличному от людей порядку сущего, что мы не могли бы приписывать ему ни пороков, ни добродетелей. Нам без конца повторяют, что бог нам ничем не обязан, что никакое существо не может с ним сравниться, что наш ограниченный ум не может постигнуть его совершенств, что человеческая мысль не способна понять его сущности; но разве тем самым не уничтожают возможности каких бы то ни было отношений между нами и этим столь отличным от нас, столь несоизмеримым с нами, столь непостижимым существом? Всякие отношения предполагают наличность чего-то общего; всякие обязанности предполагают известное сходство и взаимные потребности; чтобы воздавать кому-нибудь должное, необходимо знать его.
Нам скажут, без сомнения, что бог дал знать о себе при посредстве откровения. Но разве это откровение не предполагает существования бога, о котором идет спор? Разве оно не уничтожает приписываемых ему моральных совершенств? Разве всякое откровение вообще не предполагает наличия в людях невежества, несовершенства, испорченности, которые благой, мудрый, всемогущий и всеведущий бог должен был бы предупредить? Разве всякое особенное откровение не предполагает, что этот бог обнаруживает по отношению к некоторым из своих творений несправедливое пристрастие и предпочтение, то есть качества, явно противоречащие его бесконечной благости и справедливости? Разве это откровение не обнаруживает у него отвращения, ненависти или по меньшей мере равнодушия к большинству людей, а то и определенною намерения держать их в неведении, чтобы погубить их? Одним словом, разве во всех известных нам откровениях божество, которое должно быть мудрым, справедливым, полным любви к человечеству, не предстает перед
Чем более мы будем вглядываться в бога теологии, тем более противоречивым и бессмысленным будет представляться нам это понятие, которое теология создает словно лишь для того, чтобы немедленно уничтожить. Действительно, что это за существо, относительно которого нельзя утверждать ничего, что тотчас же не было бы опровергнуто? Что это за благой бог, который постоянно гневается; всемогущий бог, которому никогда не удается осуществить своих планов; бесконечно блаженный бог, блаженство которого постоянно нарушается; любящий порядок бог, который никогда не может сохранить порядка; справедливый бог, допускающий, чтобы невиннейшие из его подданных вечно терпели несправедливость? Что это за чистый дух, который творит и приводит в движение материю? Что это за неизменное существо, которое является причиной движений и изменений, каждое мгновение происходящих в природе? Что это за бесконечное существо, сосуществующее вместе со вселенной? Что это за всеведущее существо, которое считает необходимым подвергать испытаниям свои творения? Что это за всемогущее существо, которое не может придать своим творениям желательное ему совершенство? Что это за существо, которое обладает всевозможными божественными качествами, но всегда ведет себя как обыкновенный человек? Что это за всемогущее существо, которое ни в чем не успевает и никогда не поступает достойным образом? Оно злобно, несправедливо, жестоко, завистливо, раздражительно и мстительно, как человек; оно терпит подобно последнему неудачи во всех своих начинаниях, обладая, однако, всеми атрибутами, способными гарантировать его от человеческих недостатков. Если мы захотим быть добросовестными, то должны будем признать, что это существо - простое ничто и что выдуманный для объяснения природы призрак находится в вечном противоречии с этой природой, ибо, вместо того чтобы объяснить все, он вносит во все хаос.
Согласно самому Кларку, небытие - это то, о чем ничего нельзя утверждать с уверенностью и относительно чего можно уверенно отрицать все; таким образом, идея небытия есть, так сказать, отрицание абсолютно всех идей; поэтому идея конечного или бесконечного небытия заключает в себе внутреннее противоречие. Достаточно применить этот принцип к тому, что говорит наш автор о божестве, чтобы убедиться, что, по его же собственному признанию, оно представляет собой бесконечное небытие, так как идея этого божества является отрицанием абсолютно всех идей, которые могут составлять себе люди. Действительно, духовность есть чистое отрицание телесности. Говорить, что бог духовен, не значит ли это просто сознаваться в его незнании? Нам говорят, что есть субстанции, которых мы не можем ни видеть, ни осязать и которые тем не менее существуют. Отлично, но в таком случае мы не можем ни рассуждать о них, ни приписывать им каких-нибудь качеств. Далее, понимаем ли мы лучше бесконечность, являющуюся чистым отрицанием пределов, наблюдаемых у всех существ? Разве человеческий ум способен понять, что такое бесконечность? И разве он не вынужден прибавлять конечные количества к другим столь же конечным количествам, чтобы составить себе хоть какое-нибудь смутное представление о бесконечном? Что такое всемогущество, вечность, всеведение, совершенство, как не абстракции или чистые отрицания предела силы, длительности, знания? Если верно, как нас уверяют, будто бог отличен от всего, что способен знать, видеть и чувствовать человек; если о нем нельзя сказать ничего положительного, то можно по меньшей мере сомневаться в его существовании; если верно все то, что утверждают о боге наши теологи, то невозможно не отрицать бытия или возможности бытия существа, наделяемого качествами, которых человеческая мысль никогда не сумеет ни постигнуть, ни примирить между собой.
Существующее само по себе существо должно быть, согласно Кларку, простым, неизменным, нетленным, неделимым, не обладающим частями, фигурой и движением - словом, существом, не обладающим каким-либо из свойств материи, которые, как конечные, несовместимы с совершенной бесконечностью. Но говоря откровенно, можно ли составить себе какое-нибудь истинное понятие о подобном существе? Сами теологи согласны с тем, что люди не могут получить полного представления о боге; но предлагаемое нам здесь определение не только не является полным, но и уничтожает все божественные качества, на основании которых мы могли бы высказать какое-нибудь суждение о боге. Поэтому г. Кларк сам вынужден сознаться, что, когда нужно определить, каким образом бог бесконечен и вездесущ, наш ограниченный разум не может ни объяснить, ни понять этого. Но что это за существо, которого никто не может ни объяснить, ни понять? Это - просто призрак, который не мог бы интересовать людей, даже если бы он существовал.
Платон, этот великий творец призраков, говорит, что люди, признающие лишь то, что они могут видеть и осязать, тупицы и невежды, отказывающиеся допустить реальность существования невидимых вещей. Наши теологи говорят нам то же самое; наши европейские религиозные вероучения явным образом пропитаны духом платоновских фантазий, являющихся продуктом темных умозрений и непонятной метафизики египетских, халдейских и ассирийских жрецов, у которых Платон заимствовал свою пресловутую философию. Действительно, если философия состоит в познании природы, то платоновское учение совершенно не заслуживает этого наименования, так как оно только удаляет человеческую мысль от реальной природы, направляя ее в сторону какого-то умопостигаемого мира, где, естественно, она сумеет найти лишь призраки. Между тем эта-то фантастическая философия и лежит в основе теологического мировоззрения. Наши теологи, находясь еще и теперь под влиянием бредней Платона, говорят своим последователям только о духе, разуме, бестелесных субстанциях, невидимых силах, ангелах, демонах, таинственных качествах, сверхъестественных явлениях, божественном озарении, врожденных идеях и так далее. Тот, кто возьмет на себя труд прочесть сочинения Платона и таких его учеников, как Прокл, Ямвлих, Плотин и так далее, найдет в них почти все догматы и метафизические тонкости христианской теологии. Мало того, он найдет здесь источник происхождения символов, обрядов, таинств - одним словом, всей теургии культа христиан, которые в своих религиозных церемониях и догматах лишь более или менее верно следовали по пути, начертанному для них языческими жрецами. Религиозные безумства не так разнообразны, как это обыкновенно думают.