Система природы, или О законах мира физического и мира духовного
Шрифт:
Вот, следовательно, каковы истинные основы наших нравственных обязанностей; эти обязанности необходимы, потому что они вытекают из нашей собственной природы и потому что мы не сумеем достигнуть своей цели, то есть счастья, если не воспользуемся средствами, без которых его никогда нельзя добиться. Но чтобы наше счастье было прочно, мы нуждаемся в привязанности и помощи окружающих пас людей; последние же согласятся любить и уважать нас, помогать нам в осуществлении наших планов, трудиться для нашего счастья лишь в той мере, в какой мы будем готовы трудиться для их благополучия. Эту необходимую взаимную связь называют нравственной обязанностью. Она основывается на рассмотрении мотивов, способных побудить разумные и стремящиеся к определенной цели существа придерживаться необходимого для ее достижения поведения. Этими мотивами могут быть лишь постоянно возрождающиеся в нас желания доставить себе удовольствие и избежать страдания. Удовольствие и страдание, надежда на счастье или страх несчастья - вот единственные мотивы, способные реально повлиять на волю разумных существ; чтобы обязать такие существа, эти мотивы должны лишь существовать и быть известными; чтобы познать их, достаточно рассмотреть нашу душевную организацию, согласно законам которой мы можем любить или одобрять в других людях, а последние в свою очередь могут любить или одобрять в нас только поступки, влекущие за собой реальную и взаимную выгоду, к которой и сводится добродетель. Таким образом, стремясь к самосохранению, стремясь наслаждаться безопасностью, мы обязаны придерживаться необходимого для этой цели поведения; чтобы заинтересовать других в нашем самосохранении,
Всякие попытки придать морали иные основы, чем природа человека, должны приводить к заблуждениям; для нравственности нет более прочной и солидной основы, чем природа человека. Некоторые даже вполне добросовестные авторы полагали, что для придания большей святости и важности в глазах людей обязанностям, налагаемым на них природой, необходимо окружить их авторитетом, исходящим от существа высшего, чем природа, и более могущественного, чем необходимость. Руководствуясь этим, теология овладела нравственностью, пытаясь связать ее с религиозным вероучением: полагали, что этот союз сделает добродетель более священной, что боязнь невидимых сил, господствующих над самой природой, придаст больше веса и действенности ее законам; наконец, воображали, что люди, убедившись в необходимости морали благодаря ее связи с религией, станут считать и религию необходимой для их счастья. Действительно, именно гипотеза о необходимости бога для поддержания нравственности является опорой теологических представлений, равно как и большинства религиозных систем на земле: воображают, будто без признания бытия божьего человек не будет ни знать своих обязанностей по отношению к самому себе и другим людям, ни руководствоваться ими. После того как установлен этот предрассудок, начинают думать, что туманные представления о метафизическом боге столь необходимым образом связаны с нравственностью и благом человечества, что нельзя посягать на божество, не уничтожая в то же время естественных обязанностей человека. Полагают, будто потребности и желание счастья, столь очевидный интерес обществ и отдельных лиц, окажутся недостаточно сильными, если не поддержать их с помощью всей силы воображаемого существа, из которого сделали судью всего сущего, и не наделить их его санкцией.
Но всегда пагубно соединять фикцию с истиной, неизвестное с известным, бредни распаленного воображения с холодным разумом. Действительно, что получилось у теологов в результате произведенного ими сумбурного сочетания чудесных призраков с реальностью? Заблудившееся воображение потеряло всякий след истины; религия захотела при помощи своего небесного призрака повелевать природой, согнуть разум под своим ярмом, подчинить человека собственным прихотям; и часто она принуждала его во имя божества заглушать голос своей природы и нарушать самые элементарные предписания морали. Когда же эта религия хотела удержать от грехов смертных, доведенных ею до отупения и умственной слепоты, то она имела для этого лишь какие-то идеальные мотивы и столь же идеальную узду; она могла лишь заменить истинные причины воображаемыми, известные и естественные мотивы - чудесными и сверхъестественными, реальности - романами и баснями. Благодаря такому извращению истинного порядка вещей нравственность лишилась надежных принципов; природа, разум, добродетель, очевидность стали зависеть от какого-то непостижимого бога, никогда не выражавшегося ясным образом, заставлявшего умолкнуть голос разума, высказывавшегося лишь устами каких-то мечтателей, шарлатанов и фанатиков, которые под влиянием своих бредней или же желания использовать заблуждения людей стали проповедовать отвратительную покорность, фиктивные добродетели, нелепые обряды - словом, какую-то произвольную мораль, благоприятную их страстям, но часто пагубную для всего остального человечества.
Так, желая вывести мораль из бога, ее фактически подчинили страстям людей; основывая мораль на призраке, ее фактически не основывали ни на чем. Производя нравственность от какого-то воображаемого существа, о котором каждый имел особое мнение и непонятная воля которого истолковывалась либо безумцами, либо мошенниками; основывая на мнимых желаниях божества добрые или дурные качества - одним словом, моральность человеческих поступков; делая образцом существо, которое изображалось изменчивым и непонятным,теологи не только не придавали нравственности непоколебимую основу, но, наоборот, ослабляли или даже уничтожали ту, которую она имела от природы, заменяя ее своими сомнительными догадками. Бог, судя по приписываемым ему качествам, является какой-то непонятной загадкой, которую всякий толкует по-своему, а всякая религия объясняет на свой лад, которую различные теологи решают как им угодно и исходя из которой каждый человек строит себе особую мораль, соответствующую его личному характеру. Если бог внушает мягкому, снисходительному и справедливому человеку желание быть добрым, милосердным и сострадательным, то необузданному и бездушному человеку он внушает мысль быть бесчеловечным, безжалостным и нетерпимым. Мораль этого бога меняется от человека к человеку, от страны к стране; некоторые народы с ужасом взирают на поступки, признаваемые другими народами святыми и богоугодными. Одним этот бог представляется кротким и милосердным; другие считают его жестоким и воображают, будто ему можно угодить жестокостью.
Мораль природы ясна; она очевидна даже для тех, кто ее нарушает. Совсем иное дело религиозная мораль; она так же темна, как предписывающее ее божество, иди, вернее, так же изменчива, как страсти и темпераменты людей, поклоняющихся этому божеству или говорящих от его имени. Поверив теологам, в морали пришлось бы видеть самую проблематичную, спорную и трудную науку. Чтобы открыть принципы обязанностей человека по отношению к нему самому и к его ближним, нужен был бы тончайший и глубочайший гений, проницательнейший и искушеннейший ум. Но неужели подлинные источники морали доступны лишь ничтожной кучке мыслителей и метафизиков? Выводить мораль из какого-то бога, которого каждый представляет себе лишь согласно собственным идеям, - значит ставить ее в зависимость от каприза каждого отдельного человека; производить мораль от существа, которое ни один человек не может познать, - значит утверждать, что не известно, откуда она могла появиться. Чем бы ни считать активное начало, которому приписывают происхождение природы и всех содержащихся в ней существ, какое бы могущество ему ни придавать, оно могло сделать лишь то, чтобы человек существовал или не существовал; но, сделав его тем, кто он есть, придав ему способность чувствовать, любовь к существованию, социальные чувства, оно не может, не уничтожая и не изменяя его, заставить его существовать по-иному. Человеку в соответствии с его природой, качествами, наличными свойствами, делающими из него существо человеческого рода, необходима мораль, а стремление к самосохранению должно заставить его предпочитать добродетель пороку в силу той самой необходимости, которая заставляет его предпочитать удовольствие страданию. Согласно теологам, человек нуждается в сверхъестественной благодати, чтобы делать добро. Это учение было, конечно, очень вредно для здравой нравственности. Люди всегда ожидали благодати свыше, чтобы творить добро, а их правители никогда не прибегали к благодати свыше, то есть к естественным мотивам, чтобы побудить их к добродетели. Между тем еще Тертуллиан писал: "Зачем вы мучаетесь в поисках закона божьего, обладая законом, который общ вам со всеми людьми и который начертан на скрижалях природы?" (Тертуллиан, "О Венце воина".)
Утверждать, будто без представления о боге человек не может обладать нравственным чувством, то есть отличать порок от добродетели, все равно что утверждать, будто без представления о боге человек не чувствовал бы потребности есть, чтобы жить, не отличал бы и не предпочитал бы какую-либо пищу; это все равно что утверждать, будто, не зная имени, характера и качеств изготовившего нам какое-нибудь блюдо повара, мы не в состоянии судить, нравится или не нравится нам это блюдо, хорошо оно или нет. Человек, не знающий, что думать о существовании и моральных атрибутах бога,
до сих пор не разрешен".) Людям без умолку твердят, чтобы они делали добро, потому что бог хочет этого; но им никогда не объясняли, что значит делать добро, а также - что такое бог и чего он требует от людей. Если же он начнет поступать противоположным образом, то вскоре расстройство его организма покажет ему, что природа не одобряет его поведения, что он идет вразрез с ее требованиями и вредит самому себе; вследствие этого он вынужден будет согласиться с отрицательным мнением, сложившимся о нем у окружающих, которые станут ненавидеть его и порицать его поступки. Если этот человек под влиянием своих страстей не сумеет разглядеть ближайших следствий своего беспорядочного образа жизни, то еще меньшее влияние сможет" оказать на него мысль об отдаленных наградах и карах, грозящих ему со стороны невидимого, пребывающего на небесах монарха; голос этого бога никогда не будет звучать в его ушах так ясно, как голос собственной совести, немедленно вознаграждающей или карающей его.
Все это с полной очевидностью показывает нам, что религиозная мораль не может идти ни в какое сравнение с моралью природы, которой она противоречит на каждом шагу. Природа побуждает человека любить себя, думать о своем самосохранении, непрестанно увеличивать сумму своего счастья; религия же повелевает ему любить только грозного и ненавистного бога, питать отвращение к самому себе, приносить в жертву своему ужасному идолу самые законные и мирные удовольствия. Природа советует человеку прислушиваться к голосу своего разума и руководствоваться его указаниями; религия же убеждает его, что этот разум извращен и является ненадежным руководителем, данным людям богом-обманщиком, чтобы ввести в заблуждение созданные им творения. Природа советует человеку учиться, исследовать истину, обогащать свои познания в этих исследованиях; религия же запрещает ему всякое исследование, приказывает ему оставаться в невежестве, страшиться истины; она убеждает его, что для него важнее всего отношения между ним и некоим существом, которого он никогда не узнает. Природа советует существу, привязанному к жизни, умерять свои страсти, сопротивляться им, когда они пагубны для него, противопоставлять им здоровые, заимствованные из опыта мотивы; религия же приказывает одаренному способностью чувствовать существу не иметь страстей, быть какой-то бесчувственной массой или же противопоставлять своим склонностям мотивы, заимствованные у воображения и изменчивые подобно последнему. Природа велит человеку любить своих ближних, быть общительным, справедливым, мирным, снисходительным, добрым, доставлять радость окружающим и не мешать им радоваться; религия же советует человеку избегать общества, уединяться от людей, ненавидеть их, если их бредни будут отличаться от его фантазий, разрывать ради божества священнейшие узы, терзать, мучить, преследовать всех тех, кто не хочет безумствовать подобно ему. Природа велит живущему в обществе человеку стремиться к славе, трудиться, чтобы добиться всеобщего уважения, быть деятельным, мужественным, трудолюбивым; религия же говорит ему; будь смиренным, жалким, малодушным, живи в одиночестве, предавайся только молитвам и благочестивым размышлениям, занимайся обрядами, будь полезен самому себе и не делай ничего для других. Легко понять, что религиозные вероучения причиняют весьма существенный ущерб государствам благодаря вызываемой ими потере времени, праздности и бездеятельности, которые они даже вменяют в обязанность; ведь из-за требований религии полезнейшие работы не совершаются в течение значительной части года. Природа делает примером для гражданина добродетельных, благородных, энергичных, с пользой послуживших своим согражданам людей; религия же прославляет жалких, благочестивых мечтателей, безумствующих аскетов, фанатиков, которые из-за нелепых разногласий ставили на карту существование целых государств. Природа советует супругу быть нежным, испытывать привязанность к супруге - подруге жизни, лелеять ее; религия же вменяет ему в вину его нежность и часто заставляет его смотреть на супружескую жизнь как на какое-то грязное, недостойное человека состояние.
Природа советует отцу любить своих детей и воспитывать их полезными членами общества; религия приказывает ему воспитывать их в страхе божьем и делать из них слепых, суеверных людей, неспособных служить обществу, но способных нарушать его спокойствие. Природа советует детям почитать и любить своих родителей, слушаться их и быть им опорой в старости; религия приказывает им предпочитать веления бога и пренебрегать отцом и матерью, если дело идет о божьих интересах. Природа говорит ученому: занимайся полезными вещами, трудись для своей родины, делай для нее полезные открытия, способные улучшить ее судьбу; религия говорит ему: занимайся бесполезными фантазиями, бесконечными спорами, исследованиями, порождающими раздоры и преступления, и упорно защищай мнения, которые ты никогда не поймешь. Природа советует развратнику стыдиться своих пороков, позорных склонностей и злодеяний; она показывает, что если ему даже удастся скрыть от людей беспорядочность своей жизни, эта беспорядочность все же неизбежно отразится на его благополучии; религия же говорит самому испорченному и злому человеку: не раздражай бога, которого ты не знаешь; но если, нарушив его закон, ты предашься преступлению, то помни, что его легко искупить: пойди в божий храм, упади к ногам служителей бога, искупи свои злодейства жертвами, подношениями, обрядами и молитвами; эти торжественные церемонии успокоят твою совесть и очистят тебя в глазах всевышнего.
Так как религия всегда противоречит здравой политике, она так же тлетворно влияет и на гражданина, то есть человека, живущего в обществе. Природа говорит человеку: ты свободен, никакая сила на земле не вправе лишить тебя твоих прав; религия же убеждает его, что он раб и обречен своим богом всю свою жизнь томиться под жестоким игом его представителей. Природа советует человеку, живущему в обществе, любить свое отечество, верно служить ему, выступать на его стороне против всех тех, кто попытается вредить ему; религия же приказывает ему безропотно повиноваться тиранам, угнетающим это отечество, служить им в ущерб родине, стараться заслужить их милости, подчинять своих сограждан их беспорядочным прихотям. Однако если монарх недостаточно предан интересам жрецов, то язык религии тотчас же меняется: она приказывает гражданам бунтовать, вменяет им в обязанность сопротивляться их господину, убеждает их, что лучше повиноваться богу, чем людям. Природа говорит государям, что они люди; что вопрос о справедливом и несправедливом не решается по их прихоти; что воля общества - верховный закон; религия же то говорит им, что они боги и никто на земле не вправе оказывать им сопротивление, то превращает их в тиранов, обреченных стать жертвой разгневанных небес.