Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея

Мосян Тунсю

– Глава школы, вы… в порядке?

Тот качнул головой, устремив взгляд на Ло Бинхэ.

– В прошлом, когда демоны атаковали хребет Цанцюн, Ваше Высочество [7] встретило их удар бок о бок с другими адептами. И ваш учитель защищал Цюндин вместе с вами, не щадя собственной жизни. Кто же мог подумать, что годы спустя вы сами поведете демонов на приступ, разорив взрастившую вас школу.

– Я бы не стал этого делать, – равнодушно бросил Ло Бинхэ, – если бы вы первыми не преступили границы [8].

Ци Цинци гневно фыркнула:

–

Ха-ха! Вы только послушайте – «первыми переступили границы»! И это говорит неблагодарная тварь [9], предавшая своего наставника! Мало тебе было укусить вскормившую тебя руку, заставив своего учителя уничтожить себя на твоих глазах, так даже после смерти ты не дашь ему покоя! Кому ведомо, какие мерзости ты вытворял с его телом? А теперь ты осмеливаешься бросать нам в лицо какие-то обвинения – и кто после этого перешел границы?

Казалось, Ло Бинхэ вовсе не слышал ее брани.

– Кто следующий? – бесстрастно бросил он. – Если никто не вызовется, я намерен низвергнуть ваш знак.

Эти слова так поразили Шэнь Цинцю, что он невольно вскинул голову, глядя на воздвигнутую высоко над землей горизонтальную табличку: выгравированные на ней иероглифы «Цанцюн» были начертаны руками основателей школы. Эта табличка была настолько древней, что сделалась лицом их школы, так что снять ее было все равно что отвесить пощечину всему хребту Цанцюн. Когда много лет назад Ша Хуалин устроила набег на Цюндин, она также собиралась сорвать табличку, чтобы представить ее в Царстве демонов в качестве трофея [10].

– Собираешься драться – так дерись, – рыкнула Ци Цинци. – Сперва ты предал огню пещеру [11], затем спалил ворота, теперь собираешься сорвать знак – что ты хочешь этим сказать? Отхватываешь по кусочку вместо того, чтобы действовать напрямик?

– Шимэй Ци, сохраняй спокойствие, – бросил Юэ Цинъюань, поднимаясь на ноги. Хоть его позиция явно была проигрышной, он не позволял себе ни малейшего проявления слабости [12], чтобы тем самым не подорвать боевой дух своих сотоварищей. – Тело шиди Цинцю помещено в главный павильон. Он принадлежал пику Цинцзин моей школы, так что ему надлежит покоиться бок о бок с другими лордами своей горы, чтобы его душа пребывала в мире. Сколько бы усилий ни затратило Ваше Высочество, ему не удастся наложить руки на тело нашего брата, пока дышит хоть один из нас.

– Так тому и быть! – присоединились прочие адепты.

Подобное развитие событий Шэнь Цинцю предвидел с самого начала – потому-то и поспешил на хребет Цанцюн при первой же возможности, зная, что его собратья лягут костьми, защищая его тело.

Уголок губ Ло Бинхэ приподнялся в зловещей улыбке.

– Сам я не стану вредить хребту Цанцюн, – опустив голову, неторопливо произнес он. – Равно как от моих рук не падет ни один из его адептов. Но у меня нет недостатка во времени, так что я подожду.

Это «подожду» царапнуло по сердцу Шэнь Цинцю, подобно стальным когтям.

Ло Бинхэ не из тех, кто станет скрывать истинные намерения за учтивыми словами. У него достаточно грубой силы, чтобы не тратить времени на дипломатические изыски. Когда какая-либо заклинательская школа становилась ему поперек пути, он обычно использовал самые безыскусные методы: резню, террор, захват власти. Едва ли он потратил целых два дня на окучивание хребта Цанцюн просто потому, что у него не нашлось занятия поинтереснее – скорее, он и вправду чего-то ждал.

А именно, чтобы сюда явился сам Шэнь Цинцю.

Кулаки заклинателя сжались сами по себе.

– Приступай, – бросил Ло Бинхэ.

Издав короткий возглас, Мобэй-цзюнь выступил вперед, но неожиданно остановился:

– Я уже провел достаточно сражений.

Очевидно, эти самые разбросанные в художественном беспорядке и вонзившиеся в стены глыбы льда были его творением.

– Так выбери вместо себя кого-нибудь другого, – велел Ло Бинхэ.

Мобэй-цзюнь кивнул. Запустив руку за спину, он вытащил на свет божий прятавшегося за ним человека.

Приподняв его за шиворот, будто котенка, он швырнул его в центр зала между двумя противоборствующими сторонами. Шан Цинхуа с трудом поднялся на ноги, сотрясаясь от страха. Казалось, при виде него глаза адептов Цанцюн готовы были метать молнии.

И не только они: Шэнь Цинцю сам готов был плевать огнем в это вероломное [13] Верховное Божество, этого недоделанного эксперта [14] Сян Тянь Да Фэйцзи!

Ци Цинци тотчас выхватила меч с воплем:

– Предатель!

– Шимэй Ци, прошу, не надо браниться и размахивать мечом, – выдавил виноватую улыбку Шан Цинхуа. – Вы так красивы, и, веди вы себя хоть немного поженственнее…

Как и следовало ожидать, подобное замечание возымело прямо противоположный эффект: кипя от злости, Ци Цинци выплюнула:

– Я сейчас покажу тебе, кто тут шимэй!

Шан Цинхуа еле успел уклониться от ее удара, вновь укрывшись за спиной Мобэй-цзюня, однако тот безжалостным пинком послал его обратно.

– У меня, знаете ли, тоже выбор был невелик, так что не надо вешать на меня всех собак, – не сдавался Шан Цинхуа. – А сражаясь с адептом собственной школы, вы лишь ославите ее в глазах окружающих…

От подобных речей Шэнь Цинцю лишился дара речи: воистину, Шан Цинхуа был куда более беспардонным, чем он в состоянии себе представить. Это же надо сказать такое в подобный момент – тут надо быть воистину… бесстыжим.

– Это с тобой, что ли? – огрызнулась Ци Цинци. – А те адепты Цанцюн, что погибли по твоей вине на собрании Союза бессмертных, разве они не были твоими собратьями по школе? Неужто для того, кто с потрохами продался демонам, существуют собратья в мире людей? Ты явился сюда чинить бесчинства вместе со своим богомерзким господином [15], и после этого осмеливаешься говорить мне о братстве?