Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея
Шрифт:
Теперь это был Юэ Цинъюань, не Юэ Ци.
Он раскраснелся от нахлынувших чувств, но прежде чем он успел что-то сказать, Шэнь Цзю напрямик спросил:
— Так ты поступил на хребет Цанцюн?
Словно вспомнив о чем-то, Юэ Цинъюань вновь побледнел — недавнего воодушевления как не бывало.
— И продвинулся до старшего адепта [4] пика Цюндин? Недурно. Но почему же ты так и не вернулся за мной?
— Я… — начал было Юэ Цинъюань, но тотчас осёкся.
Не получив ответа, Шэнь Цзю вопросил:
— Что ж ты не продолжаешь? Я жду. Я прождал столько лет,
Но Юэ Цинъюань так и не сумел вымолвить ни слова.
Шэнь Цзю молчал, скрестив руки на груди, пока Юэ Цинъюань не произнёс еле слышно:
— Прости, Ци Гэ подвёл тебя.
Грудь Шэнь Цзю переполнилась холодной ненавистью — он почти воочию ощутил металлический привкус крови в горле.
Сперва он жил, словно крыса, ежечасно подвергаясь побоям и оскорблениям. Потом — подобно крысе, скрывающейся в сточной канаве, которую с радостью прибьёт каждый, кому удастся её заметить. Что бы с ним ни происходило, он всё равно оставался крысой, прячущей голову и поджимающей хвост, в панике бегущей от лучей света, ничего не добившейся в этой жизни. Ну а Юэ Цинъюань был фениксом, взлетевшим к небесам, карпом, миновавшим врата Дракона [5].
— Прости да прости, — издевательски бросил он. — Только и знаешь, что твердить одно и то же. — Холодно усмехнувшись, Шэнь Цзю отрезал: — От твоих извинений мне никакого проку.
Бывают люди, от рождения наделённые дурным нравом, и Шэнь Цзю всегда считал себя именно таким, потому-то у него промелькнула горькая мысль: уж лучше бы он узнал, что Юэ Ци в одиночестве помер в каком-нибудь грязном углу, чем видеть перед собой исполненного достоинства и могущества Юэ Цинъюаня, перед которым открывается полное величия безоблачное будущее.
Примечания:
[1] Пройти сквозь огонь и воду — в оригинале ???? (shuishen huore) — в пер. с кит. «вода всё глубже, огонь всё жарче», в образном значении — «невыносимые страдания, критическое положение, ад кромешный».
[2] Грабежи, убийства, мошенничество — здесь используются две идиомы: ???? (sharenfanghuo) — в пер. с кит. «предавать всё огню и мечу», и ???? (touji mogou) — в пер. с кит. «воровать кур и искать собак», в образном значении — «тащить что попало», «вести бесчестный образ жизни», «заниматься втихую любовными делами».
[3] С головы до ног покрытого кровью — в оригинале ?????? (renburen-guibugui) — в пер. с кит. «не похож ни на человека, ни на черта».
[4] Старший адепт ?? (shou tu) — в букв. пер. с кит. «главный/первый ученик».
[5] Врата Дракона ?? (Longmen) — согласно легенде, карп, миновав их, превращается в дракона. В образном значении — «известная личность, знаменитость», а пройти сквозь них — «прославиться, стать знаменитым».
Следующая часть
Глава 91. Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю. Часть 4
Предыдущая часть
В этом мире было слишком много вещей и людей, снискавших ненависть Шэнь Цзю.
Ну а когда вот так ненавидишь всех и вся, едва ли можно рассчитывать
Ну а из всех обитателей хребта Цанцюн первое место среди ненавидимых им людей безраздельно занимал Лю Цингэ.
Ведь он сумел достичь успеха в столь раннем возрасте, обладая выдающимися способностями, потрясающими запасами духовной энергии, а также безупречной техникой владения мечом. На истории его семьи не было ни пятнышка, оба родителя — живы и здоровы. Любое из перечисленных качеств было способно заставить Шэнь Цинцю скрежетать зубами три дня и ворочаться без сна три ночи кряду, что уж говорить о том, кто совмещал в себе их все!
Вдобавок на ежегодном состязании двенадцати пиков Цанцюн противником Шэнь Цинцю оказался именно Лю Цингэ.
И, само собой, у Шэнь Цзю не было ни малейшего шанса на победу.
Любой сказал бы ему, что проиграть будущему лорду пика Байчжань отнюдь не постыдно — скорее, это чистой воды закономерность.
Однако Шэнь Цинцю так не думал. Вместо того, чтобы принимать заслуженное своей стойкостью восхищение, он видел лишь победный взгляд Лю Цингэ, приставившего к его горлу острие Чэнлуаня.
***
Пик Цинцзин издавна славился высшими моральными качествами своих адептов, и Шэнь Цинцю успешно притворялся одним из них [1], но Лю Цингэ неизменно умудрялся извлечь на свет худшие из его побуждений. С этим человеком Шэнь Цинцю был не в силах разыгрывать безоблачные товарищеские отношения.
Самой частой фразой, обращаемой им к Лю Цингэ, была:
— Однажды я точно тебя убью!
Молоденькая [2] девушка с пипой бросилась прочь в испуге, накинув на плечи тонкие одежды.
— Ты-то? — бросил на него мимолётный взгляд Лю Цингэ.
Всего одно слово — а сколько в нём язвительности! Шэнь Цинцю повернул запястье, но, заметив это, Юэ Цинъюань надавил ему на локоть, не давая обнажить меч.
— Шиди Лю! Уйди! — воскликнул он, обернувшись к Лю Цингэ.
Тот был лишь рад удалиться, оставив за собой последнее слово: холодный смешок — и его след простыл, так что они остались в одиночестве в комнате «Радушного красного павильона», один — в расхристанных одеяниях, другой — образец безукоризненности; что и говорить, контраст между ними был разителен.
Сдёрнув Шэнь Цинцю с кровати, Юэ Цинъюань потребовал в кои-то веки раздражённым голосом:
— Как ты можешь вытворять подобное?
— А что я такого? — парировал Шэнь Цинцю.
— Два старших адепта хребта Цанцюн устраивают потасовку в доме веселья [3] — это, по-твоему, достойно?
— Откуда им знать, что мы с хребта Цанцюн, если мы сами им не скажем? — невозмутимо отозвался Шэнь Цинцю. — Само собой, наша школа весьма прославлена, но где в её правилах сказано, что мы не можем ходить в такие места? Хребет Цанцюн — не монастырь, так что то, что я нуждаюсь в женском обществе, никого там не касается. А если шисюн считает, будто это позорит нашу школу, то лучше бы ему научить Лю Цингэ держать язык за зубами.