Системный сбой
Шрифт:
За окном полыхнула фиолетовая зарница. Потом ещё одна и ещё...
Женя нерешительно подошла к подоконнику, раздвинула жалюзи кончиками указательного и среднего пальцев, выглянула наружу.
Небо походило на фиолетовую мембрану, с несимметричной сетью бордовых капилляров, отгородившую землю от посторонних глаз звёзд. Раскатов грома слышно не было, да Женя и без того знала, что это вовсе не гроза. Зарницы так не полыхают. Точнее полыхают совсем не так. Они электрические, неживые. Небо над головой казалось живым. Мёртвым и, тем не менее, живым. Скорее, мёртвым и мыслящим. Как-то
Женя отдёрнула пальцы от жалюзи.
Она запуталась.
Или запутались те, другие, которые всё же нажали рубильник.
«Да нет же, они просто сошли с ума. Все. Поголовно».
Из «тамбура» послышалось громыхание. Женя резко обернулась, встретилась взглядом с Целтиным, открыла было рот, но так и не найдясь, что сказать, снова отвернулась к окну.
– Похоже, началось, – тихо сказал Целтин, подходя к Жене. – Сколько это займёт времени?
Женя пожала плечами.
– В любом случае, не больше шести дней, – она мрачно улыбнулась, на миг став похожей на пророка. – Не думаю, чтобы ломать было сложнее, чем строить.
– Там остались ребята, – Целтин кивнул в сторону зашторенного окна.
– Они предупреждены, а значит, готовы.
– Не уверен, что все воспринимали твою игру всерьёз.
– Это только при нас. В душе они верят, иначе давно бы разбежались, сосредоточившись на чём-то другом.
– Похоже, ты действительно знаешь, что делаешь.
Женя подняла жалюзи, уставилась на фиолетовое неистовство, превратившее всё вокруг в проказу.
– Что теперь будет с Соней?
Целтин молчал, не зная, что ответить на этот вмиг ставший неимоверно сложным вопрос. Да, последнее время они спешили, словно стараясь успеть до какого-то, никем не обозначенного срока. Своеобразный час «Ч», дата которого до последнего неизвестна. Вот он настал, а у них даже не оказалось боевого расчёта.
Так и снаружи, в огромных городах, прямо сейчас надрываются военные сирены, которые слышат все и не знают, как быть. Точнее знают: это учебная тревога, ничего страшного не происходит, можно жить дальше, ведь на планете мир. Так говорит телевизор, а он всегда прав.
Последняя вспышка полыхнула совсем рядом. Женя невольно отстранилась от подоконника, налетела на Целтина, которому пришлось обнять подопечную, чтобы та не упала. Женю трясло мелкой дрожью. Как маленького ребёнка, проснувшегося среди ночи от кошмара. Словно подтверждая данность, Женя ущипнула себя за руку. Ничего не произошло, и она уткнулась лицом в халат Целтина.
– Как всё и впрямь нелепо. Ведь даже я до последнего толком не верила. В душе надеялась, что бред. Но это не бред, это мы сами. Как вредоносные бациллы, готовые уничтожить то, что веками возводила природа, не особо заботясь о последствиях.
– Думаешь, это конец?
Женя вздохнула.
– Думаю, как бы мы сейчас не предполагали, всё в конечном счёте будет иначе. Если бы человек мог хоть что-то предсказать, смысл жизни непременно открылся бы ему. Тот факт, что мы до сих пор слепы, свидетельствует лишь об одном: человек – пешка в чьей-то безумной игре. От нас ничто не зависит, более того, наши жизни ничего не значат. Для них. Там... – Женя обернулась к нездорово
С улицы послышалась суета: топот ног, бессвязная речь, визг автомобильных шин.
– А вот и сильные от мира сего пожаловали, – улыбнулась Женя, отстраняясь от Целтина. – Вот кому сейчас по-настоящему страшно.
Целтин обернулся как раз, когда отворилась наружная дверь. В помещение набилась свора вояк, над которыми заметно возвышался «ёжик» Громова. Полковник коротко распорядился, солдаты с автоматами наперевес расположились вдоль стен. Оставшись один на центряке, Громов прошёл в лабораторию, кивнул Жене с Целтиным.
– Что происходит? – спросил Целтин, закуривая.
Громов замер на полпути к окну; будто заворожённый, уставился на фиолетовое светопреставление.
– На нас напали? – Женя опустила жалюзи, понимая, что пока дьявольский свет проникает в лабораторию, добиться от федерала хотя бы одного вразумительного ответа вряд ли удастся.
Громов вздрогнул. Глянул на Целтина с Женей, словно видел впервые в жизни.
– Идёмте. Живо! – Он направился к двери во второй корпус, показав рукой четыре пальца.
От эскорта отделилась четвёрка вояк. Двое солдат расположились по бокам от двери, оставшиеся заняли рубеж напротив, за полковником.
– Объясните, что случилось? – потребовал Целтин, но Громов даже не обернулся.
Снова хлопнула входная дверь. Из «тамбура», тыча в нос пропускам оставшимся караулить вход воякам, выскочил Панфилов. По роже шла рябь, на лбу образовалась уродливая складка – совсем как у пациента с лоботомией, – всклокоченный внешний вид и надетый наизнанку халат свидетельствовали об экстренном подъёме по тревоге.
– Что всё это значит? – Женя преградила путь Панфилову, чего последний явно не ожидал; кожа на лице мигом разгладилась, голова приняла яйцеобразную форму, брови уползли чуть ли не на затылок. Сама ситуация из фатальной сделалась какой-то комичной, так что на пару секунд Жене показалось, будто всё происходящее – фарс. Воякам стало скучно, вот они и решили поиграть в войнушку, как в детстве.
– Назад! – К реальности вернуло дуло автомата, упёршееся в грудь. – Назад!
Женя попятилась.
– Прекратите бесчинствовать! – вскипел Целтин, но тут же остыл, увидев на халате дрожащую точку лазерного прицела.
Громов всё же соизволил обернуться, поднял руку со сжатым кулаком, поднёс к груди. Пыл вояк сразу остыл. Автоматы, звякнув, опустились.
– Я бы не советовал вам провоцировать караул. У всех сейчас нервы на пределе. Идите за мной, и вам не причинят вреда.
– Хоть на этом спасибо, – Женя окончательно убралась с пути Панфилова, который, на манер чихуахуа, потрясываясь, засеменил к хозяину, изредка оглядываясь, словно хвостом чуя опасность.