Сияние алчных глаз

Наручные часы с будильником пропищали подъем едва слышным, но на удивление настойчивым тоном. Аникин, спавший до этого момента мертвым сном, рывком сел на постели и открыл глаза.

За окном во тьме и тумане плавал отсвет уличного фонаря. В углах комнаты грудились синие тени. Еле слышно урчал холодильник. В соседней комнате, где спали жена и сын, было тихо.

Аникин потер кулаками глаза и осторожно слез с дивана. Старая громадина заскрипела, как корабль в бурю. Аникин чертыхнулся про себя и на цыпочках отошел от опасного места.

Вчера

он заявился домой поздно и, чтобы никого не будить, завалился, не раздеваясь, на диван. Теперь он жалел о своем поступке, представив, во что превратился его костюм.

Аникин потихоньку прикрыл дверь в спальню и зажег свет. Стоваттная лампочка под потолком высветила неказистую обстановку, вытертый диван со смятой подушкой, побитый молью ковер на стене, чуть покосившуюся вешалку с верхней одеждой. Он машинально подумал, что стоило все-таки поменять обои, не дожидаясь обещанной отдельной квартиры, — по крайней мере стало бы веселее жить. В глубине души Аникин уже смирился с тем, что именно он должен поддерживать дух усталых путников, но этим умозаключением с женой пока не делился. Женщины таких шуток не понимают.

Аникин посмотрел на часы — было без пяти шесть. Он намеренно не оставлял себе времени на завтрак, потому что бегать поутру с кастрюлями и чайниками на общую кухню, скрипеть дверью и хлопать холодильником было не в его вкусе. Лучше он потерпит немного и позавтракает чем-нибудь на работе. А, возможно, заодно и пообедает.

С улицы донесся гнусавый сигнал автомобильного клаксона. Аникин встрепенулся и снял с вешалки куртку. Он одевался торопливо, опасаясь, что повторный гудок может разбудить жену.

Однако второго гудка и не потребовалось: дверь спальни распахнулась, жена появилась на пороге, щурясь от света и придерживая на груди наброшенный наспех халатик.

— Привет, Галюша! — немного фальшиво произнес Аникин, приглаживая вихры перед настенным зеркалом и посылая жене виноватую улыбку. — Ты все-таки проснулась?

Жена не приняла его улыбки — ее худощавое, немного заспанное лицо казалось очень серьезным.

— Я что-то не поняла, — проговорила она высоким напряженным голосом. — Ты только пришел или уже уходишь?

Аникин натянул на голову кроличью шапку и шагнул навстречу жене, намереваясь заключить ее в объятия. Она увернулась и устремила на мужа строгий взгляд карих глаз.

— Ты не ответил на вопрос!

— Ухожу, Галюша, — покаянно сказал Аникин. — В одно место надо съездить. Вчера у Балчугина в уголовке машину выпросил на три часа…

— Что ты говоришь! — презрительно щуря глаза, сказал жена. — Чтобы ты что-то выпросил… Никогда не поверю!

— Точно выпросил, — пытаясь перевести разговор в шутливое русло, ответил Аникин. — У нас в прокуратуре, как обычно, полторы машины на ходу…

— Алексей! — перебила его жена, скрещивая руки на груди. — Я давно хочу с тобой поговорить… В последнее время тебя почти не бывает дома, поэтому я буду говорить сейчас, хотя это и не лучший момент…

— Только не сейчас! — быстро сказал Аникин. — Ну, некогда, понимаешь? Приду вечером пораньше — я тебе обещаю…

Словно в подтверждение его слов с улицы донесся длинный

настойчивый гудок. Аникин развел руками.

— Чего стоят твои обещания! — горько сказала жена. — Ты обещал, что у нас будет своя квартира. А мы живем в этом ужасном общежитии, где тараканы чуть ли не по нас пешком ходят. Живем уже, между прочим, два года, и конца этому не видно! Ты — следователь, а живешь в тысячу раз хуже тех, кого день и ночь ловишь. Тебе это не кажется странным?

— Ты просто не видела, как живут на зоне те, кого удается поймать! — угрюмо ответил Аникин. От упреков жены у него мгновенно и надолго портилось настроение.

— Не смеши меня! — продолжала она. — Разве тебе удалось посадить за решетку хоть одного серьезного преступника? Все ваши дела рассыпаются в суде как карточные домики! Улики исчезают, свидетели отказываются от показаний, суд выносит условные наказания. Зато ты бегаешь по городу, высунув язык, пять лет в одном и том же костюме, а твоя семья ютится в сарае, который лишь для приличия называется общежитием…

— Галя, давай оставим этот разговор… — окончательно скиснув, сказал Аникин.

— Мы оставим… — загадочным тоном ответила супруга и, сверкнув глазами, неожиданно выпалила: — Мы вообще оставим тебя в покое! Если те-бе все равно, я заберу Костика и уеду к маме. А ты живи в этой дыре, в этом свинарнике, раз тебе нравится…

Аникин безнадежно посмотрел на бледное, злое лицо жены, махнул рукой и выскочил из комнаты. Прошагав размашистым шагом по выкрашенному в унылый зеленый цвет коридору до лестницы, он на секунду остановился и оглянулся на дверь своей квартиры. Жена не выглянула ему вслед. Равнодушный слабый свет плафонов освещал пустой в этот ранний час длинный коридор с протертым бесчисленными подошвами полом. Аникин опять махнул рукой и побежал вниз по лестнице.

На ходу он размышлял о непостижимости женской логики и о том, насколько реальны угрозы Галины бросить его. Лишь выйдя на крыльцо и глотнув влажного холодного воздуха, Аникин немного успокоился. Его мысли снова заняло предстоящее дело.

От широкого крыльца общежития вела асфальтовая дорожка, ограниченная с обеих сторон густым кустарником, который летом цвел какими-то ароматными белыми цветами, а сейчас представлял собой просто непролазное переплетение твердых, как проволока, ветвей. В конце дорожки стоял старенький «УАЗ» с голубой полосой. Лица водителя с такого расстояния Аникин рассмотреть не мог, но на всякий случай приветственно махнул рукой и пошел к автомобилю.

В следующую секунду ему показалось, что за стеной кустарника метнулась какая-то тень. Он остановился и присмотрелся внимательнее. Пространство за кустами было погружено во мрак, и ни лампочка над входом в общежитие, ни уличный фонарь на тротуаре не могли развеять его.

— Кто там? — неуверенно произнес Аникин, но тут же, застеснявшись собственной подозрительности, пошел дальше.

«Чудится уже черт-те что, — подумал он с неудовольствием. — Нервы сдают, вот и все дела!»

Асфальт под ногами был покрыт коркой изморози — значит, температура упала ниже нуля. Но по всему чувствовалось, что днем опять начнется оттепель.