Сияние базальтовых гор (Художник Б. Бобров)

Кабарин Федор Васильевич

ГЛАВА XV

НОЧЬ ВОЛШЕБНОГО СВЕТА

Наблюдая за подвыпившей компанией, Ярусов про себя думал, насколько каждый из них подл и ничтожен. И в нём проснулось мальчишеское озорство, хотелось пощекотать нервы этих бездельников, зло подшутить над ними. Но спохватившись и посмотрев на часы, он учтиво извинился перед занимавшими вместе с ним столик дамами и вышел в фотолабораторию.

— Я не обнаружил в архиве негатива нужного снимка, — пояснил фотограф, — пришлось переснять

копию.

Добавив ещё пару кредиток фотографу и получив снимки, Ярусов закрылся в своём номере.

Долго и внимательно рассматривал Ярусов заинтересовавший его снимок офицера-иностранца, не то итальянца, по внешности, не то испанца, по мундиру, но не мог прийти ни к какому выводу. Так, склонившись над фотокарточкой и думая, он подрисовывал мягким карандашом штатский костюм вместо военного, стараясь узнать незнакомца по штатской одежде. Точно электрический ток, пробежала в сознании догадка.

— Таберидзе! — почти вскрикнул Ярусов и пугливо оглянулся на входную дверь.

Сомнений не оставалось. Это был он, агроном-цитрусовод Таберидзе, в мундире офицера испанского легиона.

На другой день Ярусов снова начал разглядывать фотоснимки. Дорисовав по памяти костюм, в котором он в последний раз видел Таберидзе, он широко улыбнулся, думая: «Это, безусловно, он, Таберидзе… Но кто с ним в компании, на кого эти люди работают?» Он занялся пристальным изучением другого снимка, припоминая, с кем из знакомых ему лиц схожи эти подвыпившие физиономии.

— Ба-а-а! — удивился Ярусов. — Да это же начальник АХО института ЦАВИ и его супруга Фаина Григорьевна — заведующая библиотекой института. Но как мог этот снимок попасть в «Лесную каравеллу», ведь начальник АХО никуда не выезжал за последние пять лет? Где они сфотографированы, за чьим семейным столом? — Постой, постой, — оказал он громко, — а брюнет-то ка втором снимке совсем не тот, не Таберидзе, хотя и похож. Кто же это?

Напрасно Ярусов напрягал память. Он не знал в лицо Эмиля Фирсун. А па фото был именно он. Но и Фирсун не смог бы объяснить, как этот снимок попал в «Лесную каравеллу». Хотя, хорошенько вспомнив, под тяжестью неопровержимых улик, он мог бы сказать, что плёнка, на которую им были засняты чертежи инженера Споряну и «серебряная свадьба» начальника АХО института ЦАВИ, была продана им разведцентру «ОСТ».

Не придя ни к каким выводам о личности жгучего брюнета, Ярусов спрятал снимки, составил подробный текст шифровки и, взяв бланки радиограмм, напечатал на дорожной машинке шифровку, потом телеграмму-шутку, предвкушая её воздействие на ресторанную компанию. Телеграмма-шутка гласила:

«Лесная каравелла», Юлиану Тамманису. Ровно семь часов пулковскому 21 июня слушайте важную передачу девятнадцать пять десятых. — Редакция».

Спустившись вниз, Ярусов положил телеграмму в руку коридорного вместе с долларовой бумажкой и объяснил, кому вручить. Присев к одному из столиков и не скрывая приподнятого настроения, Ярусов небрежным жестом подозвал официанта, заказал бокал вермута,

продолжая наблюдать за компанией Юлиана. Минуты через две коридорный появился в зале и произнёс нараспев:

— Юлиану Тамманису, молния!..

Весь зал настороженно обернулся, наблюдая за нетерпеливо скользящим взглядом Юлиана Тамманиса. Пробежав депешу, редактор порывисто встал и громогласно объявил:

— Господа, дорогие дамы! Сенсация, важная сенсация… — Он громко прочитал вслух текст телеграммы и, обведя зал наполеоновским взглядом, важно опустился в кресло, добавив многозначительно: — Скоро услышим новости.

Ярусов посмотрел на часы: по пулковскому времени, было без десяти семь.

Через несколько минут компания Юлиана, а по её примеру и весь зал наполнил бокалы. Предложил своим собеседникам тост за предстоящую сенсацию и майор Ярусов.

Часовая стрелка приближалась к цифре 7 В зале установилась напряжённая тишина. Все следили за часами.

Наконец полилась мелодия их боя. Все поднялись с бокалами в руках. Стоял с бокалом в руке и улыбающийся Ярусов, чувствуя себя в этот момент именинником. Он с волнением ожидал, думая: «Сейчас, через секунду…» Под сводами «Лесной каравеллы» полились звуки далёкого джаза. Собеседники Тамманиса переглянулись, пожимая плечами. На второй минуте мелодия бравурного джаза утихла и раздался отчётливый голос диктора: «Внимание! Внимание!

Говорит…» И вдруг слышимость пропала. Вперемежку с грозовыми, всё нарастающими разрядами удалось разобрать ещё несколько слов: «…испытание двигателей… двадцать тысяч километров… одним центнером топлива…» Грозовые разряды совершенно заглушили слышимость. Репродукторы заполнили зал завывающим стоном и грохотом. Однако и отрывки фраз произвели сильное впечатление. Все сидели молча, затаив дыхание, впившись глазами в висевшие на стенах репродукторы. Вдруг чей-то голос разорвал напряжённую тишину зала:

— Смотрите, смотрите! Какая молния!

Все устремились к окнам. Где-то за Базальтовыми горами, а может в них, неслись в высоту яркие полосы света, точно лучи мощных прожекторов. Через несколько мгновений в далёком небесном пространстве полыхнуло огромное зарево, заставившее всех зажмуриться.

Обитатели «Лесной каравеллы» сначала затихли в немом изумлении, потом начали шумно делиться впечатлениями. Но там, где пять минут тому назад разверзлись небеса, уже стояла непроглядная туча, раздираемая докатившимися до «Лесной каравеллы» раскатами грома.

— Ну и гроза… — произнёс кто-то нараспев, не скрывая своего удивления.

Через 10–15 минут набежал порыв ветра. Захлопали створки окон, входные двери. По стёклам, желез ной крыше забарабанил всё нараставший дождь.

К утру он достиг небывалых в этих местах размеров. Люди забыли о веселье, отдыхе и сне. По коридорам поползли плоды фантазии перетрусившей публики.

Дождь, не утихая, лил сутки. Горные потоки бушевали, заглушая говор людей, заполняя гулом водопадов всю долину.