Сияние Каракума (сборник)
Шрифт:
— Вах, так и ты, видно, не знаешь, — наседал на неё кто-то из самых назойливых. — Прошлым летом Чопан с арбы свалился и ногу сломал, а кость-то и срослась криво.
— Да уж ладно тебе! — попытался кто-то его урезонить.
— Ах-ха-ха-а!..
— Ой, ногу мне отдавил, неуклюжий!
Шум, толкотня всё не утихали. Кто стоял позади — норовил пролезть вперёд, поглядеть, ловко ли невеста жениху сапоги стягивает и пришивает, как принято, пуговицы на рубаху. Огульдженнет между тем медлила — от волнения у неё дрожали руки.
И в эту самую минуту сквозь толпу протиснулась Оразгюль.
— Что ты копаешься, дрянь девчонка?! — с ходу закричала она. — Заставляешь людей ждать… Или ты не умеешь пуговицу пришить? Или, может, сапоги с мужа снять позором для себя считаешь? Негодная, ты что — решила новые порядки заводить?! Ну-ка, живо!
И она в припадке ярости толкнула девушку в плечо. Шум и говор вокруг разом смолкли. Послышались неодобрительные замечания, вопросы:
— Что это за скандальная баба?
— Голубушка, ты в своём ли уме?
— Похоже, что нет…
— Не вам, безмозглые, судить об этом! — взвизгнула Оразгюль, и лютая злоба перекосила её лицо.
— Эй, придержи язык! — с угрозой проговорила женщина, прикрывавшая рот яшмаком.
— Сама придержи, поганая дочь осла! — продолжала бесноваться жена Атака. Тут уж не выдержали мужчины, дотоле с достоинством молчавшие:
— Постыдись, сестрица, ведь себя роняешь перед всеми!
— Старшая родственница, хозяйка на тое, — а гостям настроение портишь…
— Слушай, а кто всё-таки эта баба? Что-то узнать не могу…
Это уже подшучивали над скандалисткой. Хотя все присутствующие, конечно, знали, кто она такая. Но вспоминали, как несколько лет назад она прикинулась полупомешанной, чтобы увильнуть от работы в колхозе.
— Ага, вот и довелось её повидать! — съязвил кто-то. И Оразгюль не выдержала всеобщего презрения — сорвалась с места и исчезла в толпе.
Чопану, как и многим окружающим, злоязычная баба порядком отравила настроение. Только одна Огульдженнет, кажется, ничего не замечала, толком даже не успела разобраться, что за шум возник около неё. До того сильной и глубокой была её радость, что вот она сидит рядом с возлюбленным, с которым теперь не разлучится до конца дней, и вокруг люди ликуют, радуются их счастью. Почти не замечая, что делает, словно в тумане, пришила она к рубахе мужа пуговицу, потом ещё одну… Разрумянилась девичья щека под платком, чуть сбившимся в сторону. И не одна девушка с завистью поглядывала издали на счастливую Огульдженнет…
…А месяца через полтора после свадьбы Чопан Хайдаров пешком отправился на станцию, закинув за плечи самодельный вещевой мешок на широких лямках. Он шёл служить в Красную Армию.
…Служить всего два года. Сущий пустяк. Как говорится, оглянуться не успеешь. Так, во всяком случае, полагали Хайдар-ага и Боссан-эдже.
Старик за это время осуществил одно из своих давних намерений. Пригласил из города строителя — он же плотник, он же и каменщик — и с его помощью сложил во дворе домик для младшего сына. Домик небольшой, в две комнаты всего, зато аккуратный, уютный — загляденье! Только бы жить в нём сыну с невесткой в любви да согласии, детей растить… Старикам-родителям
С надеждой ожидал Хайдар-ага возвращения сына. Вот, наконец, и письмо:
«…Отец, готовься к тою. Скоро вернусь, ждите…» Боссан-эдже тотчас отправилась к сватье. По обычаю, невестка, ожидая уехавшего мужа, оставалась у своих родителей. Теперь надо было подготовиться к встрече супруга, принарядиться, новый дом прибрать и обжить.
Сама Огульдженнет похорошела, чуточку располнела, силой и здоровьем палилась. Свежестью сияло розовощёкое, чуть-чуть смуглое личико. Движения, жесты её стали более сдержанными, грациозными.
Огульдженнет после визита свекрови примерила новый халат и шёлковый платок с крупными алыми розами по зелёному полю. Косы Огульдженнет, как у замужней, покоились теперь на спине. И по-прежнему тихонько позвякивали серебряные украшения вокруг головы.
Она поселилась в новом домике, но проводила там только ночи вместе с одной из подросших дочек Атака. Остальное время от рассвета до темпа хлопотала по хозяйству, помогая свекрови. Огульдженнет, как требовал обычаи, со свекровью разговаривала почти шёпотом, не приподнимая яшмака. Свёкру же старалась отвечать без слов, только кивала почтительно головой. Закрываться яшмаком — это она не считала унижением для себя. Даже и мысль об этом не приходила ей в голову.
Все помыслы и чувства были поглощены одним: когда же вернётся Чопан? Долго-долго по ночам глаз не могла сомкнуть. Прислушивалась — не идёт ли?
…Стоял летний погожий день. Завтракали в доме младшего сына. Хайдар-ага, облокотившись о подушку, допивал последнюю пиалу чаю. Огульдженнет в другом углу — на фоне тёмного шкафа казалась изваянием — неподвижно склонилась над рукоделием, вышивала узорами цветной кисет, готовила подарок Чопану.
Боссан-эдже, как обычно в этот час, хлопотала по двору. Солнце, багровое, словно перед ураганом в песках, взобралось уже довольно высоко над плоскими крышами домов.
— Написал — приеду скоро, — сам с собою разговаривал Хайдар-ага, переливая зелёный чай из пиалы в чайник и обратно. Да и не сам он эти вопросы решает… Ну-ка, Огульдженнет, доченька, вспомни, милая, всё ли приготовили для тоя. Сама знаешь, старуха-то день-деньской по хозяйству колготится, ох-хо-хо-хо!..
Огульдженнет скользнула к шкафу, распахнула дверцу. Увидав многочисленные свёртки в бумаге, в цветных платках, в белой бязи, старик удовлетворённо заулыбался, погладил бороду:
— Молодец, невестушка, вижу, ты успела приготовиться. Постаралась, умница, рук не пожалела!
На пороге появилась Боссан-эдже, с улыбкой на раскрасневшемся морщинистом лице.
— Послушай, отец, какой шум доносится с улицы. Может, нашего Чопана встретили парни и провожают до дому?
Хайдар-ага поднялся, шагнул к двери. Огульдженнет, однако, опередила свёкра. За дверью все трое остановились, прислушались. В самом деле, какой-то страннный шум доносился из центра села. Точно гомон и гул многолюдной толпы. А вот радио на этот раз говорит громче обычного. В ту пору единственный репродуктор висел у правления колхоза. Именно там, кажется, сейчас и собрались люди. Множество народу. Почему?