Сияние. #Любовь без условностей
Шрифт:
На мастер-классе присутствовал и Антон Почук – тот самый художник, персональная выставка которого должна начаться в Лавре. Антон был аутистом. Высокий светловолосый юноша с глубокими карими глазами и правильным чертами лица производил впечатление абсолютно здорового человека. То, что это не совсем так, выяснялось только при общении. Он мог несколько раз спросить имя собеседника и через минуту спросить снова. Он абсолютно открыто и прямо выражал все свои мысли и эмоции. Антон без всякого стеснения и чувства меры выдавливал краску на палитру, а потом такими же широкими и мощными мазками
Несмотря на все трудности, выставка Антона была открыта вовремя, и на открытии другие воспитанники центра «Анима» показывали свои творческие номера. Олег искренне аплодировал подвигу этих больших и сильных сердец, которые бьются в столь слабых и, казалось бы, немощных телах.
Будни, выходные, выпуск Тимофея в школе телевидения, поездки с детьми на Диво-Остров, встречи с Софи, цигун в Парке имени трехсотлетия Санкт-Петербурга – все это делало жизнь продолжающейся. Все вроде сглаживалось и постепенно устаканивалось.
В один из выходных Олег даже съездил к Армену в Кронштадт. Олег очень любил эти встречи. Они вместе творили, дурачились, делились сокровенным. Олег рассказывал Армену об их с Софи отношениях, и тот поддерживал друга, как мог. Они писали вместе сцены из пьесы «Средства Связи», вдоволь насмеялись, и Олег уехал в приподнятом настроении.
Прогулки с Софи стали все более формальными. Олег уже начал свыкаться с тем, что она не стремится обнять его, лишний раз прижаться. Огонек в ее глазах вспыхивал все реже и реже.
В Питер вновь приехала Света, подруга Софи, и все стало еще напряженнее. Олегу показалось, что с каждым приездом Светы отношения с Софи становятся все более и более сухими.
Они ездили вместе гулять, фотографировались на газонах зеленой травы, расстеленной на Дворцовой площади в рамках очередного питерского флешмоба, обедали в кафешках, в которых в свое время они уже бывали. С каждой поездкой город словно опустошался. Из него выветривался запах их близости. Все становилось предсказуемым и сухим. Олег понимал, что все больше становится просто папой Лилы. В то же время это было достаточным поводом продолжать отношения, ведь он безумно любил малышку, которая уже узнавала его, тянула к нему ручки и засыпала у него на руках под его камбоджийскую шаманскую песню.
После возвращения из очередной такой поездки, формально попрощавшись с Софи и Светой, Олег записал в своем дневнике:
«Метаморфоза.
Раньше я ставил на карте города точки-сердечки: где мы были с тобой счастливы и любимы друг другом, куда ты привела меня, чтобы порадовать, где я удивлял тебя… Теперь он заполняется крестиками: еще одно место, где ты не обняла меня, еще одно мероприятие, на котором не захотела со мной сфотографироваться. Еще один дворик, где ты была безразлична ко мне… Стираются сердечки, и вместо них появляются крестики…»
Что должно измениться, чтобы изменилось все?
Пространство
– Доброе утро, молодой отец! – поприветствовал по телефону Олега Серега Кузнецов, когда Олег в очередной раз разгребал дела в офисе.
– О! Привет, боцман! – улыбнулся Олег, представляя Серегино лицо.
– У меня для тебя новости. Помнишь, ты просил меня найти квартирку или помещение? Так вот я нашел кое-что, правда, немного большее, чем ты просил. Точнее, в три раза большее.
Сердце Олега застучало сильнее. «Может быть, вот оно, наконец-то? Может, Вселенная услышала его? Но в три раза больше! Куда там? Две семьи прокормить бы».
– Прости, дружище! Не потяну сейчас, – произнес Олег, сам не веря своим словам.
– А ты не извиняйся раньше времени. Давай просто съездим. Там цена вполне адекватная. Таких цен вообще нет на Петроградке. И вообще, ничего подобного нет на Петроградке. И этот объект быстро уйдет.
– А дороже намного?
– Всего в два раза. А еще там Петропавловка видна в одно из окон.
– Ого! Уговорил! Когда можно посмотреть? Заезжай.
– Да я во дворе твоего офиса. Знал, что ты согласишься.
– Ну, ты шельма! Бегу!
Через пятнадцать минут Олег с Сергеем уже стояли во дворе одного из домов по улице Съезжинской, возле большой металлической двери. Через минуту подошел представитель хозяина по имени Андрей – высокий, слегка полноватый мужчина, который деловито улыбался при каждом слове.
– У вас будет своя лестница. По ней никто не ходит, – произнес он, открывая металлическую дверь после набора кода домофона и приглашая их войти.
– Звучит заманчиво. Но что значит «не ходит»? Нам что, пешком подниматься на седьмой этаж? – уточнил Олег, заходя в подъезд и оглядывая лестницу, которая была действительно «черной»: облупившаяся краска, слои пыли на окнах и стенах, торчащий из двери подвала кабель, ползущий черной змеей куда-то вверх между пролетами.
– Дело в том, что это черный ход, – пояснял Андрей гостям, выступая в качестве проводника. – Жители дома здесь не ходят. Парадная лестница и лифт – с другой стороны дома.
Между четвертым и пятым этажами одна из металлопластиковых труб перекрывала свободный проход, и пришлось нагибаться, чтобы пройти под ней. С каждым этажом Олегу все меньше нравилось это местечко. К последнему этажу у него дрожали ноги, а пот выступил бусинами на лбу. Олег практически уже решил, что не будет «вписываться» в эту аферу и идет посмотреть мансарду чисто из-за того, чтобы закрыть этот вопрос.
Когда, открыв ключом дверь мансарды, Андрей вошел вовнутрь и пригласил войти остальных участников «марафона», Олег вошел первым. Он покрылся потом во второй раз. На этот раз от восхищения. Огромное помещение с высоким сводчатым потолком, пятиугольные оконные проемы, оснащенные деревянными стеклопакетами, кирпичные стены, покрашенные бежевой краской, частично закрытые белыми плитами, на полу – ламинат «под белое дерево»…