Сияние
Шрифт:
— Я хочу… все вам рассказать, — выговорил Дэнни. — Жалко, раньше нельзя было. — Он держался за чашку, как будто успокаиваясь ее теплом.
— А почему, сынок? — Джек осторожно откинул со лба Дэнни потные, слипшиеся волосы.
— Потому что эту работу тебе нашел дядя Эл. А я не мог понять, как это тебе здесь сразу и хорошо, и плохо. Эту… — Мальчик взглянул на них, прося помощи. Он не находил нужного слова.
— Дилемму? — осторожно спросила Венди. — Когда любой выбор нехорош?
— Да, ее. — Он с облегчением кивнул.
— В
Джек кивнул. День, когда он подстригал живые изгороди, запомнился ему очень четко.
— По-моему, мы не договорили, а, док? — вздохнула Венди.
Дэнни — воплощенное горе — потряс головой.
— А о чем вы, собственно, говорили? — спросил Джек. — Не уверен, по душе ли мне, что мои жена и сын…
— Обсуждают, как любят тебя?
— Какая разница, все равно ничего не понятно. Я себя чувствую так, будто пришел в кино к середине фильма.
— Мы говорили о тебе, — спокойно сказала Венди. — И, может быть, не все говорилось словами, но мы оба понимали. Я — потому, что я твоя жена, а Дэнни — потому, что он… просто многое понимает.
Джек молчал.
— Дэнни выразился очень точно: казалось, этот переезд тебе на пользу. В Стовингтоне осталось все, что давило на тебя, делая несчастным. Ты стал сам себе хозяин, ты работал руками и мог поберечь голову — полностью освободить ее для вечерних занятий литературой. Потом, не знаю точно, когда… стало казаться, что жизнь здесь для тебя нехороша. Столько времени проводить в подвале, так дотошно просматривать эти старые бумажки, всю эту давнюю историю… Ты разговариваешь во сне…
— Во сне? — переспросил Джек. Лицо выразило осторожное изумление. — Я разговариваю во сне?
— Почти всегда неразборчиво. Один раз я проснулась, чтобы сходить в туалет, а ты говорил: «К черту, хоть игральные автоматы внесите, никто не узнает, не узнает никогда». В другой раз меня разбудил твой крик: «Маски долой, маски долой, маски долой!»
— Господи Иисусе, — сказал Джек, потирая лицо рукой. Он казался больным.
— А все старые привычки, привычки пьяницы! Жуешь экседрин, все время обтираешь губы. По утрам всем недоволен. И потом ты еще не сумел закончить пьесу, правда?
— Нет. Нет еще, но это только вопрос времени. Я обдумывал другой… новый проект.
— Отель. Это проект, насчет которого тебе звонил Эл Шокли? Чтобы ты оставил его в покое.
— Как ты узнала? — рявкнул Джек. — Ты что, подслушивала? Ты…
— Нет, — сказала она. — Я бы не сумела подслушать даже, если бы хотела. Ты понял бы это, не обманывай сам себя. В тот вечер мы с Дэнни сидели внизу. Коммутатор заперт. Работал единственный телефон на весь отель — наш, наверху, потому, что он включен напрямую во внешнюю линию. Ты же сам мне объяснял.
— Тогда откуда ты узнала, чего потребовал Эл?
— Дэнни сказал. Он знал это. Так же, как
— Доктор говорил…
Она нетерпеливо потрясла головой:
— Доктор — кусок дерьма, мы оба это знали. Помнишь, как Дэнни сказал, что хочет посмотреть на пожарные машины? Какое же это предчувствие — он же был совсем крошечный. Он знает. И теперь я боюсь…
Она посмотрела на синяки у Дэнни на шее.
— Ты действительно знал, что мне позвонил дядя Эл, Дэнни?
Дэнни кивнул:
— Пап, он по-настоящему взбесился. Потому что ты звонил мистеру Уллману, а мистер Уллман позвонил ему. Дядя Эл не хотел, чтобы ты что-нибудь написал про отель.
— Иисусе, — снова повторил Джек. — Синяки, Дэнни. Кто пытался тебя задушить?
Лицо Дэнни потемнело.
— Она, — ответил он. — Женщина из той комнаты. Из двести семнадцатого. Мертвая леди.
У него опять задрожали губы, он схватил чашку и отхлебнул.
Джек с Венди испуганно переглянулись над склоненной головой мальчика.
— Ты что-нибудь знаешь об этом? — спросил он.
Она покачала головой:
— Об этом — нет.
— Дэнни, — он приподнял испуганное личико мальчугана. — Смелее, сын. Мы же здесь.
— Я знал, что здесь плохо, — тихим голосом выговорил Дэнни. — С тех пор, как мы переехали в Боулдер. Потому, что Тони мне показывал сны про это.
— Какие сны?
— Всех я не помню. Он показывал «Оверлук» ночью, с черепом и скрещенными костями впереди. И там стучало. Что-то… Не помню, что… оно гналось за мной. Чудовище. Тони показал мне про тремс.
— А что это, док? — спросила Венди.
Он помотал головой:
— Не знаю. Потом мы приехали сюда, и мистер Холлоранн поговорил со мной в машине. Потому, что он тоже умеет сиять.
— Сиять?
— Ну… — Дэнни сделал руками плавный всеобъемлющий жест. — Это когда умеешь понимать разные вещи. Когда знаешь. Иногда видишь разное. Ну, как я узнал, что звонил дядя Эл. А мистер Холлоранн — что вы зовете меня док. Мистер Холлоранн, он чистил картошку в армии и понял, что его брат погиб в катастрофе на железной дороге. А потом он позвонил домой и оказалось, это правда.
— Боже милостивый, — прошептал Джек. — Дэн, ты, случайно, не выдумываешь?
Дэнни изо всех сил затряс головой:
— Нет, клянусь Богом. — Потом с оттенком гордости добавил: — Мистер Холлоранн сказал, у меня самое сильное сияние, какое он встречал. Мы смогли поговорить… он со мной, а я с ним… даже не раскрывая рта.
Искренне изумленные родители еще раз переглянулись.
— Мистер Холлоранн отозвал меня, потому что беспокоился, — продолжал Дэнни. — Он говорит, тут нехорошее место. Для тех, кто сияет. Говорит, он видел всякое. Я тоже кое-что видел. Когда мистер Уллман водил нас по отелю.