Скалолазка и мировое древо
Шрифт:
— Есть ли у богини желание встретиться с Шивой? — деликатно поинтересовался старейшина.
— Я встречалась с ним совсем недавно. Поэтому такого желания у меня нет.
— Тогда мы спрячем тебя в деревне. Следуй за мной.
Он побежал сквозь рощу. Я припустила за ним, насколько позволяло сари. Преодолев посадки деревьев, где я все-таки сорвала грущу, мы оказались в деревне. Сложенные из камней домики выстроились в два ряда на склоне. Старейшина вежливым жестом указал мне на ближнюю распахнутую дверь.
Согнувшись
— Туда! Туда!
Я пролезла в кладовку. Жевун закрыл за мной дверь и еще чем-то загородил ее снаружи. Я сидела на коленках, с одной стороны придавленная дверью, с другой — не меньше чем полудюжиной детей, похожих на маленьких обезьянок. Было темно и пыльно, лучи солнца пробивались сквозь редкие щели в кладке. Несколько носов сопело прямо в ухо. Пахло огурцами.
Неудобно изогнувшись, я прильнула к одной из щелей. Сквозь нее можно было увидеть часть деревни, а также то, что творилось за ее пределами.
Бхуты... тьфу, то есть люди в камуфляже поднялись туда, где должен находиться джип убитого археолога. Одного из боевиков я узнала даже на расстоянии. Его бритый квадратный череп сверкал на солнце. Кремом бы от загара помазал, сгорит ведь!
Пока я разглядывала, что творится на окраине леса, дети трогали меня за руку и за плечо. Им понравился цвет моей кожи. Я отбивалась от этих ручонок, но они продолжали настойчиво тянуться, пока их не остановил гневный шик матери. Оказывается, она тоже была здесь — сидела в глубине.
Боевики исчезли из поля зрения. Вероятно, обследовали место трагедии. Через какое-то время послышался далекий звук заработавшего двигателя — они завели джип. Потом этот звук стал удаляться и вскоре растворился в плеске горной реки.
Дверь кладовки резко распахнулась.
— Выходить! Выходить! — замурлыкал отец семейства.
Ребятня тут же высыпала в комнату, опрокинув меня. Богиня Алена растянулась на полу и едва не расквасила нос. Мать семейства выходила последней и помогла мне подняться. Разгибая спину, я врезалась макушкой в потолок.
— Ох, ё-ё...
В этот момент дети почему-то рванули обратно в кладовку. Я этого сделать не успела, потому что в дом неожиданно вошла немецкая овчарка.
Она встала в дверном проеме, нюхая воздух. Затем с решительным видом направилась ко мне.
Я застыла, словно статуя, упираясь макушкой в потолок. Снаружи вновь послышался шум двигателя. Теперь он раздавался совсем рядом, прямо с улицы деревни...
Джип с боевиками прокатил мимо окон. Стоило одному из них повернуть голову, как он заметил бы меня. Они не уехали, как подумали жевуны, а подкатили в деревеньку на транспорте.
Овчарка ткнулась носом мне в щиколотку. Вопросительно визгнула. Обошла меня по кругу. Я ждала, когда она поднимет голову и рявкнет — зычно, оскалив зубы. Типа я нашла беглянку, позвольте вцепиться в ее сухожилие!
Джип
— Добрый день, уважаемые бхуты! — послышался льстивый голос старейшины. — Что привело вас в нашу скромную деревню вишнаитов? Не желаете отведать ягненка?
Низкий голос ответил ему негромко, слов я не разобрала. Овчарка не собиралась уходить, ей явно казался подозрительным мой запах. Жевун-отец, застывший в другом углу комнаты, не сводил с собаки глаз. А той оставалось только тявкнуть...
Снаружи послышался короткий свист:
— Фс-сс! Аристотель! Ко мне!
Овчарка еще раз посмотрела на меня.
— Иди к хозяину, — прошипела я сквозь зубы. — Не тяни время, а то костей от ягненка не получишь.
И собака подчинилась.
Она задрала хвост и посеменила прочь. Как только ее волосатая задница исчезла за дверью, я тут же нырнула в кладовку. Отец семейства снова загородил дверь снаружи (на этот раз я видела, что это самодельный шкаф). Я провалилась в кучу детей. Ноги задрались кверху, повернуться не было никакой возможности. Заглянуть в щель — тем более. Мне оставалось только слушать.
Снаружи шли напряженные переговоры. Жалобно зарычал пришедший в себя йети. В ответ залились лаем овчарки, раздались два пинка, и йети заткнулся. Затем слышался топот сапог, минут десять хлопали двери, кричали женщины, угрожающе лязгало оружие. Затем кто-то произнес по-английски:
— Да ну их, дебилов!
— Ягненка забери.
Затем жалобное блеяние. Заработал двигатель. Джип прокатил через деревню, и все стихло. Кажется, в этот раз бхуты уехали окончательно.
Я почувствовала, как чья-то рука гладит мое сари. Виновником на сей раз оказался не один из детей, а их мать.
— Сари, — сказала она со значением. — Сари чудесное!
— Правда?
— Пес не почуял запах из-за сари.
Когда она сказала это, я вновь уловила запах воска, исходивший от ткани. Может быть, сари и чудесное, но овчарку, мне кажется, отпугнул необычный запах.
Старейшина задумчиво стоял посреди улицы. Со всех сторон к нему пробирались любопытные односельчане и пытались его разговорить, но он только отмахивался от них. И лишь завидев меня (я возвышалась над народом на две головы), он заулыбался.
— Что они искали? — поинтересовалась я.
— Они не говорят на нашем языке. А я плохо понимаю их язык. Только Шива говорит на нашем языке.
— Но все-таки?
— Они спрашивали, не приходила ли сюда женщина, одетая как мужчина? Я сказал, что мы такой не видели.
Жевуны вокруг меня радостно загудели.
В поддень состоялся пир в честь богини Алены. Мы сидели под тентом на расстеленных одеялах. Меня угощали рисом, лепешками из грубой пшеничной муки, имбирным чаем, салатом из огурцов с помидорами и всякими сладостями, среди которых оказалось два ломтика горького шоколада. Старейшина поведал, что шоколад им достался от погибшего археолога, хороший был человек.