Скалолазка и мировое древо
Шрифт:
Я поднялась, держась за рассеченную скулу. И тут боевики посыпались на меня с разных сторон, как гремлины. Но мне уже было все равно: живой они меня возьмут или мертвой. В глазах потемнело от ярости. Я начала раздавать хлесткие и тяжелые удары направо и налево, вымещая на противниках злость за то, что потеряла Максимку, за то, что нас преследовали, и вообще — за все, за все, за все! Во мне заговорил бешеный демон, энергия которого была беспредельна.
Мои противники думали, что взять девчонку проще простого. Они не учли, что я больше десяти лет занимаюсь тяжелыми физическими упражнениями
Битва закончилась с появлением командира. Ирбис вырос откуда-то сбоку и резко ударил меня под колени. Не успела я опомниться, как плюхнулась на спину. Слева и справа поднялись невысокие волны. Не теряя времени, кто-то схватил меня за руки, а Ирбис надавил коленом на грудную клетку так, что я не могла и дернуться.
Попалась.
— Наручники! — приказал Ирбис.
Меня распирала бессильная злоба. Но именно в этот момент, когда мной овладела безысходность, я вдруг почувствовала, что могу больше, чем просто махать кулаками. Откуда-то сверху пришло откровение, что мои знания намного сильнее бицепсов братии, вдавивших меня в грязь. Я могу то, чего не могут другие. Я обладаю Знанием!
Я вдруг всей душой поверила в свою уникальность. Вернуть угасшую веру можно именно сейчас, в момент крайнего напряжения, от которого мышцы сжимает конвульсия, а в глазах пляшут белые мухи. Я могу совершить невозможное. Что не удавалось раньше — обязательно получится сейчас!
И только сейчас!!
— Вам лучше отпустить меня, — процедила я сквозь стиснутые зубы.
Кто-то фыркнул. Кто-то устало усмехнулся. Кто-то угрюмо пробасил:
— Что она сказала?
Ирбис пристально посмотрел мне в глаза. В его взгляде не было усмешки. Опытный вояка словно почувствовал угрозу.
— Будет хуже! — подтвердила я. — Предупреждаю в последний раз!
Слева звякнули наручники, вытаскиваемые из чьего-то кармана. Я закрыла глаза. Глубоко вдохнула, стараясь не замечать давления на грудь, и пропела:
— prakRtiM svAmadhiSThAya sambhavAmyAtma mAyayA!! [6]
Гомон боевиков как отрезало. Воцарилась тишина. Они явно не знали, что делать с вдавленной в грязь девчонкой. Вместо того чтобы сдаться и умолять о пощаде, она вдруг запела на непонятном языке, от звуков которого холодеют пальцы.
6
Природу-Совершителя свою направляя, Я проявляюсь своей сверхъестественной внутренней силой.
А я чувствовала их настроение и продолжала петь, вкладывая в каждое слово нежность и могущество души, сложенную из душ отца и матери, а также из тысяч и тысяч душ поколений предков. Их тела давно ушли в землю и превратились в прах, но души живут во мне, лучшие частицы душ! Я стою на вершине гигантской пирамиды эволюции. Я богиня! Я ощущаю силу своей души, ее могучее колыхание! Она наполняет мою речь магией первобытного мира, превращает ее в громовой хор тысяч голосов; слова врываются в окружающий
Видимо, мое лицо приобрело горгонические черты, а голос звучал пронзительно, потому что когда я распахнула глаза, то обнаружила, что все боевики, чьи взгляды были прикованы ко мне, посерели лицами. Я продолжала петь на санскрите о том, что я вечное ослепительное солнце и что по сравнению со мной их разум — жалкие кусочки льда, которые испаряются от одного дыхания. У них нет ни сил, ни воли, чтобы противостоять мне, огромному солнцу...
Когда я закончила, вокруг меня стояла гнетущая тишина. Крепкие, прожженные боевики, выстроившись стеной, не могли исторгнуть из себя ни звука. За их спинами звенела капель и раздавался плеск. Где-то хлопнул пузырь воздуха, поднявшийся со дна.
Нависший надо мной Ирбис поднял голову и поглядел куда-то в сторону:
— Принесли? Отлично. Надевайте.
Мозолистые руки туго защелкнули браслеты на моих запястьях. И одновременно с лязгом наручников я ощутила, как моя вера в могущество праязыка растаяла окончательно, без надежды на возрождение. Меня снова постиг крах! И апогеем его стал момент, когда Ирбис сунул тяжелую пятерню в мою поясную сумку и, пошарив в ней, вытащил на свет драгоценный медальон.
Глава 6
ПОДГОРНЫЙ ДВОРЕЦ
Из котлована, который еще час назад был чудеснейшим горным озером, меня доставили на берег. Я помню этот участок, я здесь пряталась за кустами, когда пробиралась во вражеский лагерь за аквалангами. Перед тем как произвести взрыв, боевики перегнали сюда с вала всю технику, в том числе и грузовик. Встав на цыпочки, я увидела низину. Теперь на ее месте появилось маленькое море с торчащими из воды деревьями.
Взбираясь сюда по осклизлому откосу, я испытывала бесконечную горечь и стыд. Горечь от того, что попалась, а стыд — за малоосмысленную попытку обратить противников в бегство при помощи сотрясания воздуха. Какая же вы наивная, Алена Овчинникова!
Командир боевиков остался внизу. Ему было интереснее возиться с медальоном и пирамидой. Впрочем, обо мне он тоже не забыл: двое солдат, которым меня передали на берегу, получили от него строгие указания по рации. Ирбис велел конвоировать Водолазку (так он меня окрестил) в пункт, при назывании которого я сперва подумала, что ослышалась.
Солдат с высоким лбом и залысинами тоже так подумал, а потому переспросил, приложив губы к рации:
— Я правильно понял? Доставить во дворец?
— Ты понял правильно, — ответил Ирбис из динамика. — Глаз с нее не спускайте. Если сбежит... я вам не завидую.
Угроза расстрела, пожалуй, прозвучала бы безобиднее, чем эта последняя фраза.
— Понял, Крыс, он тебе не завидует! — обрадовался второй солдат, накачанный коротышка. — Выпустит из тебя кишки майор наш Ирбис. И подвесит за них на крюке.
— Заткнись, тупица. Он имел в виду нас обоих.
— Ну да, ты у нас, конечно, умник! Слышишь больше, чем тебе говорят...
— Умолкните оба, — раздраженно сказала я. — Клоуны. И без вас тошно.
— А ты помалкивай, Водолазка, — произнес коротышка. — Залазь в машину.