Скалолазка и мировое древо
Шрифт:
Перед лицом находилось стекло иллюминатора. Я чуть повернула голову, чтобы заглянуть в него. Снаружи стояла ночь. Внизу проносились темные леса и поля. Мы летели. Куда?
Как странно... Мне приснился большой и красочный сон. А что было до сна? Последнее воспоминание из реальности — Левиафан, похитивший меня из «К.. фе», где я гуляла на юбилее. Он погрузил меня в вертолет, и вот теперь мы летим в неизвестность.
Все остальное приснилось. И чудесная долина Арьяварта с плодоносными рощами, окруженная
— Это был сон! — разочарованно протянула я.
— Что за сон? — спросил Леха. — Эротический? Я там был?
Не меняя позы эмбриона, я развернулась в кресле на сто восемьдесят градусов. Лешка сидел рядом. Выглядел точно так же, как на юбилее. Только галстука на нем не было, а в остальном — такой же милый и замечательный парень, каким я его знаю. По жизни он старается испортить этот имидж, но я почему-то подумала, что теперь не поддамся на провокацию.
— Нет, сон не эротический. Но ты там был. И спас меня от чудовища.
— Ух ты! Мне такой сон нравится... — Он потрогал мой лоб. — У тебя был жар, но сейчас он ушел. Как себя чувствуешь?
— Паршиво. Страшно есть хочется.
— Ты ничего не ела почти сутки. На вот крекеров...
— Как ты очутился здесь?
Леха пожал плечами, подразумевая, что это не так важно. Я взяла у него полную ладонь крекеров, которые он насыпал из пакетика. Крекеры были солеными и необычайно вкусными. Я все съела, попросила добавки и снова все съела. Лишь тогда смогла разогнуться в кресле и оглядеть салон.
И обнаружила в дальнем конце отца.
Он лежал на носилках, без сознания. К вене на локтевом сгибе подключена капельница. Вместо черной водолазки на нем клетчатая рубашка. Я видела его ключицы и открытое предплечье. На них не было черноты.
— Это был не сон! — зашипела я на Леху. — Гонконг мне не приснился!
Он виновато развел руками:
— Твой отец так и не пришел в себя. Он в коме.
Я слезла с кресла и присела на пол возле отца. Взяла его руку. Леха опустился рядом и обнял меня за плечи.
— А где Ирбис?
— Ты говоришь о мрачном майоре с бритой головой?
— Да.
— Он остался в Пакистане. Знаешь, того одноглазого подонка, в которого вселился черный дым, мы погрузили в серебряный гроб. Ирбис сказал, что знает возле своей базы одну заброшенную шахту, в которой можно захоронить гроб на долгие века.
— Постой-постой! Какой Пакистан? Какая база?
— Самая обычная. Военная. Несколько бараков посреди пустыни. Майор сказал, что это основная база Левиафана, его убежище. Он выгрузил там гроб, попрощался с тобой, и мы полетели.
— Куда полетели?
— Домой. Где-то через час будем уже в Москве.
— Как в Москве? Стой! Нужно повернуть назад!
— Алена, мы
— Так нельзя. Я оставила мальчика. Я обещала, что возьму его с собой!
Леха внимательно посмотрел на меня:
— Не было никакого мальчика.
— Нет, был! Ты его не видел. Его звали Максимка. Он помогал мне в Гималаях, в долине Арьяварта. Если бы не он, то я бы...
— Алена. — Леха взял меня за руку, внимательно глядя в глаза. — На карте Гималаев такой долины не существует. Поверь мне, я искал ее, долго искал. Все карты пересмотрел, все путеводители перерыл. Шастал по Непалу, Тибету, даже до Гонконга добрался... Кстати, мне очень помог Глеб Кириллович. Он указал, как найти нужных людей, и документами обеспечил. Он ведь тоже искал эту долину, но тоже не нашел, а у него есть для этого возможности! В общем, все ее искали. Но долины Арьяварта не существует.
— Она существует. Там находится огромный подгорный дворец, где в стенных нишах сидят люди, спящие столетия. Там в подгорных лабораториях исследуют удивительные вещи вроде клонирования или НЛО. Там стоит огромная гора, на вершине которой растет мировое древо, содержащее кладезь знаний. И я добралась до этого древа!
— Алена, — серьезно сказал Алексей, — ты описываешь мистическую Шамбалу. Место в Гималаях, с которым связаны невероятные чудеса. Шамбалу ищут все, но никто пока не нашел. Она тебе приснилась!
Я растерянно посмотрела на Леху:
— Неужели Максимка тоже остался в моем сне?
Посадочная площадка приближалась, обозначая конец моего необычного путешествия. Когда шасси вертолета коснулись бетона, я почувствовала грусть от того, что все закончилось. Но когда открылся люк и салон прострелили задорные солнечные лучи, грудь стала наполняться радостью. В самом деле все закончилось! В том числе — и тяжелые испытания, и постоянная угроза смерти. Стоит ли грустить об этом?
На посадочной площадке военного аэродрома, окруженного густым сосновым бором, нас встречали три автомобиля. «Скорая помощь», такси и знакомый «БМВ» с нулями на номерном знаке. Возле последнего стоял сам Глеб Кириллович.
Первым из вертолета выпрыгнул Леха и помог спуститься мне. К чекисту мы подошли вместе. Леха тепло поздоровался с ним за руку. Я тоже пожала сухую ладонь, хотя мне показалось, что Глеб Кириллович хотел обнять меня, но не позволил себе выказать слабость. Только глаза блеснули влагой.
Он раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но я его опередила:
— Даже не пытайтесь снова уговаривать меня работать на вас!
— И не собираюсь, — ответил старик. — Просто я рад тебя видеть, Алена. Ты мне как внучка.
Санитары бережно выгрузили из вертолета носилки с телом отца и понесли к «скорой». Когда они проходили мимо нас, Глеб Кириллович жестом задержал их.
— Здравствуй, Игорь, — сказал он. — Я рад видеть и тебя. Твоя командировка получилась чуть дольше, чем мы планировали.