Скандальное обольщение
Шрифт:
— Ага, а то, что предлагает тебе Уэнделл Найтон, лучше? Да он даже не соизволил поприветствовать тебя надлежащим образом или сопроводить к столу! Ты растрачиваешь себя на мужчину, которому нужна только потому, что способна улучшить его общественное положение и открыть перед ним закрытые прежде двери.
Ее слова разили наповал, подобно удару острого кинжала прямо в сердце. И, несмотря на испытываемую боль, Изабелла сознавала, что кузина права. В каком-то смысле и Найтон, и она сама использовали друг друга.
— Зачем ты портишь себе жизнь? Боже мой, — гневно продолжала Люси, — ты получила то, что доступно совсем немногим в этом мире. Тебе дали второй шанс, и ты готова
— Нет ничего плохого в том, чтобы стремиться к безопасности.
— Это неправильно, Исси, — убеждала ее Люси. — Нельзя продавать свою душу за комфорт и безопасность вместо того, чтобы дарить ее мужчине, которого ты хочешь.
— Ты можешь думать так, потому что никогда не беспокоилась ни о чем более существенном, чем сумма денег «на булавки» и возможность ее увеличения, чтобы купить все, что угодно. Ты можешь отдать тело и душу ради удовлетворения своих чертовых прихотей, потому что глубоко внутри осознаешь, что твой отец обладает влиянием и властью. Он может сделать любого мужчину твоим. В моем случае все совсем иначе.
— Неправда, и ты упрямо отказываешься это замечать. Ты предпочитаешь трусливо прозябать в своей фальшивой безопасности, а не жить в полную силу. Да ты чуть не погибла и вот получила еще один шанс, который отказываешься использовать. Тобой управляют страхи прошлого.
— Возможно, если бы ты знала, что такое нужда, а не получала все блага мира на серебряном блюдечке, представляла бы, каково это — не иметь ничего, и поняла бы мои чувства. Однако ты в своей обычной манере переводишь разговор на то, что бы сделала на моем месте, что чувствовала бы, если бы была мною. Пойми, ты — не я, и никогда-никогда не узнаешь, что значит расти так, как росла я.
— Так вот что ты действительно обо мне думаешь! По-твоему, я испорченное, избалованное, эгоистичное и неблагодарное существо.
— Да! — выкрикнула она и немедленно захотела взять свои слова обратно. — О нет, Люси, не совсем…
Разъяренное выражение лица кузины заставило Изабеллу потянуться, чтобы успокоить ее, однако Люси, сверкнув изумрудными глазами, отмахнулась от нее и побежала к двери.
— Знаешь что, Изабелла, ты ведь тоже совсем не понимаешь меня. Ты гораздо более избалованная и испорченная, чем я, потому что отказываешься от того, к чему я стремилась всю жизнь, от того, что предлагает тебе Блэк. И послушай меня, я почти ненавижу тебя за то, что ты готова отбросить это ради равнодушного уважения и едва заметного влечения со стороны Уэнделла Найтона. Тебе достался бесценный дар, который невозможно купить ни за какие деньги, — подлинное желание, осмелюсь сказать, любовь. Мой дорогой папочка, — яростно прошипела она, — не способен купить мне этого.
Изабелла аж подпрыгнула на месте, когда Люси с силой захлопнула за собой дверь, и в отчаянии упала на пол, отдавшись нахлынувшему на нее потоку слез.
Люси не права. Она ничего не понимает, особенно Блэка, и ее страх перед неукротимой страстью. Страсть погубит женщину, у которой нет ничего за душой. Она уже насмотрелась подобного. Жила в таких условиях. Люси всячески оберегали, богато одевали и кормили. Если ей было холодно, слуга разжигал камин. Когда же мерзла Изабелла, ей ничего не оставалось, как попытаться укутаться ветхим одеялом. Они не могли позволить себе зажечь огонь в жалком очаге, потому что очень часто у них оставался лишь один или два кусочка угля, которые надо приберечь, чтобы приготовить еду.
Нет, Люси не знала, что значит долго испытывать нужду и страдания. Утирая слезы, Изабелла думала о своей кузине, о боли, пустоте и одиночестве,
Люси действительно понимала, что такое грусть. И боль. Отчаянное стремление достичь того, что не суждено обрести.
Они собрались на хорах небольшого масонского храма, куда не доходил свет горящих свечей и где притаились мрачные тени. Серые кольца дыма от воскурения церемониальных благовоний клубились в воздухе, пропитывая одежду и волосы. Под ними простиралось основное помещение храма, где находились члены ложи, окружавшие кандидата, которому предстояло пройти посвящение и получить свой первый градус.
Распорядитель церемонии подошел к тому месту, где, в черных брюках и белой рубашке, стоял Уэнделл Найтон. Его уже лишили сюртука и галстука, в данный же момент изъяли все наличные деньги. Его рубашка была распахнута, грудь обнажена. Потом ему надели повязку на глаза и затянули на шее веревку. Прямо к сердцу приставили острый меч, и Найтон поклялся свято хранить секреты Братства, никому не рассказывать о тайных церемониях, рукопожатиях и паролях.
Блэк помнил, как сам приносил свою клятву. Его отец был мастером церемоний и в действительности проколол лезвием меча кожу на груди своего сына. Блэк явственно ощущал, как теплая кровь течет по его груди и животу. Его посвящение стало не просто торжественным получением первого градуса. Принятие в ложу — символическое отражение обетов и клятв, взятых им на себя. Он был обязан не только хранить тайны ложи, ему предстояло гораздо большее.
Позднее его отвели в древнюю пещеру, в которой некогда собирались на свои тайные встречи рыцари-тамплиеры. Здесь его раздели по пояс и положили на каменную плиту. Его обступили братья, среди которых был отец, старый герцог Сассекс и маркиз Элинвик. Подле маркиза стоял его сын Иэн, наблюдавший за предстоящим действом. Он уже прошел церемонию посвящения в первый градус и был заклеймен.
Когда отец повернулся, чтобы взять рукоятку клейма с раскаленным докрасна металлическим наконечником, Иэн наклонился вперед, делая вид, что шепчет вслух слова священного вступительного ритуала Братства Хранителей.
— Оно припечет твою кожу, как дьявольский язычок, — едва слышно пробормотал он. — Лежи спокойно и молча терпи. Все быстро закончится. Если будешь сопротивляться, они специально затянут церемонию. Они хотят сделать из нас мужчин, могучих душой и телом.
Иэн вернулся к остальным, и Блэк продолжал смотреть на него, не сводя взгляда с голубых глаз Синклера, который в свои шестнадцать был уже крепко сбитым парнем с мускулистой мужской фигурой. В этот момент Блэк понял, что Иэн боролся, возможно, даже кричал и пострадал от того, что сделали с ним трое убеленных сединами мужчин, полных абсурдной решимости исполнить древний варварский ритуал.
— Кандидат готов, — громко и отчетливо провозгласил Иэн.
Он не смотрел по сторонам, продолжая удерживать зрительный контакт с Блэком, оказывая молчаливую поддержку в предстоящих испытаниях. Пятнадцатилетний юноша — он был на год младше Синклера — сомневался, что тот сильнее. Во взгляде Иэна было нечто одновременно успокаивающее и пугающее. Блэк не дернулся и не закричал, когда клеймо с шипением коснулось его груди. Не поморщился, не отворотил нос от запаха поджаренной плоти и горящих волос. Как и Синклер, который был приучен к боли.