Скандальный роман
Шрифт:
Иногда женщина уходит, чтобы вразумить мужчину, чтобы разозлить его, заставить действовать, обратить на себя внимания. А иногда она просто уходит.
Потому что ты кретин.
И сегодня, когда я закрыл Руслану собой, мне показалось, что внутри что-то щелкнуло, перемкнуло. Все объяснимо — выброс адреналина, внезапная опасная ситуация, стресс и прочее. Но и позже, когда мы разговаривали в кофейне, это ощущение сохранилось. Я смотрел на нее и понимал, что мне интересно ее слушать. Мне нравится на нее смотреть. Я думаю, мы оба ощутили подобие притяжения. Ее взгляд был более чем заинтересованным и красноречивым. Конечно, очень молода, но если ей больше восемнадцати, то я ничего не нарушаю.
Конечно
Стейс напомнила мне про Рождество, и только сейчас я заметил, как преобразился Манхеттен. Повсюду праздничные красно-белые украшения, гирлянды, изображения Санты и его оленей, и прочая рождественская атрибутика. Мне кажется, я целую вечность не смотрел по сторонам, двигаясь каждый день в безумном ритме Манхеттена, а по вечерам напиваясь до отключки. Засмотревшись на гуляющего в костюме Санты пьяного аниматора, я получаю толчок в спину, а потом еще один. В бегущей толпе очень сложно на самом деле смотреть по сторонам.
Я переехал в Нью-Йорк пять лет назад сразу после заключения контракта с Warner Bros. И первые два года мне здесь действительно нравилось. Я был ослеплён большим городом, внезапно обрушившейся славой и заоблачными гонорарами. Интервью, передачи с моим участием, пресс конференции, творческие встречи. Меня стали узнавать на улицах. Все хотели пообщаться с известным автором. Мужчины жали руку и предлагали пропустить стаканчик. Женщинам непременно хотелось проверить, так ли сексуален сам автор, как герои его романов. Я так увлекся, играя роль крутого писателя, что забыл о том, ради чего я вообще жил раньше. Когда ты внезапно прыгаешь слишком высоко, то искажается вкус маленьких побед, простых радостей жизни. Все теряет смысл, прелесть и новизну.
Я не разочаровался в людях. Лишило вдохновения меня совсем другое. Я разочаровался в себе. Многие критики считают, что писателю важно то, что они скажут, что их похвала или ругань заставляет нас менять что-то в себе, работать над ошибками или оттачивать достоинства. Это далеко не так, у меня все иначе. Я главный критик всего, что я делаю. И этот критик внутри меня в обнимку с утренним лентяем говорят: Вынь голову из одного места, Алекс, и начинай что-то в этой жизни менять.
Мне стоит подумать над предложением, о котором говорила Стейси. Работа над интересным проектом может помочь мне встряхнуться, дать новый толчок к действию. И я смогу свалить наконец-то из Колумбии. Преподавание философии для кучки малолетних идиотов не совсем мое поприще для внутреннего развития.
Через сорок минут я захожу в стены надоевшего до чертиков кампуса и стремительно направляюсь к аудитории, где через… хмм, через пять минут начнется экзамен по философии.
— Джордан, ты опять пропустил собрание! — раздается слева от меня раскатистый голос ректора факультета, на котором я преподаю. Выругавшись про себя, я нехотя останавливаюсь и поворачиваюсь с натянутой улыбкой к «жирному Тому». Так мы называем его в коллективе. Во внешности невысокого полного Кевина Райта есть некая схожесть с персонажем
— Попал в пробку, сэр, — бессовестно лгу я.
— В какую пробку, хотелось бы узнать? Ты живешь в пешей доступности от университета, Джордан.
— Я ночевал сегодня не дома, Мистер Райт, — невозмутимо отвечаю я, и, поминая запястье, демонстративно смотрю на часы.— Прошу прощения, но через три минуты у меня экзамен.
— Зайдешь в мой кабинет, когда закончишь, — высокомерно заявляет «Жирный Том».
— Обязательно, — киваю я, проглатывая желание послать его на весёлые три русских буквы, и быстрым шагом удаляюсь в нужном мне направлении. Если бы не приличный оклад, который мне выплачивает университет, я бы давно сказал Кевину Райту все, что я о нем думаю. Однако финансовые дыры, образовавшиеся за период длительного застоя, необходимо чем-то закрывать. Но однажды я выберусь из кризиса и исполню давнее желание поставить переевшего гамбургеров засранца на место.
Не обращая ни малейшего внимания на притихших с моим появлением студентов, я прохожу к своему столу в центре, сажусь и отрываю ноутбук, не поднимая головы, игнорируя тихий шепоток, пронёсшийся по аудитории. Экзамен должен был принимать Адамсон, мой коллега, но он приболел, и меня поставили на замену. Перспектива не очень. Философия для будущих бизнесменов далеко не самый любимый предмет, и я уже предчувствую девять кругов тупости, которые меня ждут.
«Как началось утро, таким будет день», — уныло думаю я, поднимая голову и обводя взглядом два десятка второкурсников, взирающих на меня с любопытством. Им интересно, что я за зверь и получится ли у них сожрать меня сегодня. Чувствую себя, как клоун на арене цирка в окружении застывших в предвкушении зрителей. Сама аудитория наводит на подобные ассоциации. Поднимающиеся вверх ряды парт с рассевшимися на них в хаотичном порядке студентами, и внизу, в самом центре я за своим столом. Главный артист кордебалета. Ха.
— Меня зовут Алекс Джордан. Сегодня я буду принимать экзамен вместо мистера Адамсона, — представляюсь я, не поднимаясь с места. — Все подготовили проекты? Может, кто-то сразу хочет признаться, что недостаточно потрудился, и придет в другой раз? — рассеяно скользнув взглядом по лицам собравшихся, с надеждой спрашиваю я.
Желающих высказаться нет, что неудивительно. Абсолютная тишина в ответ.
— Отлично. Все готовы к защите. Начнем, — хмуро говорю я, отрывая список группы на персональном компьютере. — Кто-то хочет выступить первым?
Теперь тишина становится зловещей. И звук открывающейся двери заставляет вздрогнуть даже меня. Поднимая голову, я хочу понять, у кого хватило наглости опоздать на экзамен. Точнее, запомнить в лицо смертника, который останется сегодня без зачета.
— Извините, пожалуйста, за опоздание, — произносит женский тонкий голосок со знакомым акцентом. Мой взгляд застывает на лице опоздавшей студентки, и я у меня в который раз за сегодня возникает ощущение нереальности и абсурдности происходящего. В каких-то двадцати метрах от меня мнется с ноги на ногу Руслана Мейсон, девушка, на которой мне посчастливилось с утра полежать. Ее глаза открываются шире, когда она тоже меня узнает. Я слышал, конечно, поговорку, что мир тесен, но не считал, что она относится к Нью-Йорку, к этому миллионному муравейнику, где можно каждый день ходить в один и тот же клуб и не встретить ни одного знакомого лица. Видимо Вселенная неверно истолковала мое сожаление о том, что приятная встреча так внезапно оборвалась, не дав мне шанса узнать ни телефон, ни адрес заинтересовавшей меня девушки. Я, конечно, хотел ее увидеть еще раз. Но не здесь. И не в качестве моей студентки.