Скандерия
Шрифт:
Федотов осунулся, побледнел, совсем перестал обращать внимание на внешний вид — оброс щетиной и, кажется, перестал стирать одежду. На занятиях его по возможности подменял Истомин, тогда как сам Апрель Вениаминович сидел, уставившись в одну точку, или писал в коммуникаторе письма жене.
Все знали, что в статье не было ни слова правды. Федотов любил жену и детей до обожания, и вряд ли ему могла прийти хотя бы мимолётная мысль об измене.
— А ведь умён, шельма, — невесело ухмыльнулся Грибницкий. — Вон как вывернул. Две статьи — бред сивой кобылы, а про Апреля… — Он выразительно хмыкнул.
На
— Обратите внимание, — подал голос Линник, что случалось нечасто, — он ведь намеренно не дал журналу названия. Как знал, что мы попытаемся его запретить. Подстраховался, так сказать.
Сам Линник в последнее время стал нервным. Он всё время оглядывался и вскакивал из-за любого громкого звука. Ясно, он боялся статьи, где открыто могли написать о его нетрадиционной ориентации. Хотя уже много лет никто не обращал внимания на подобные предпочтения, а указывать на них при приёме на работу было законодательно запрещено, Линник всё же заметно волновался. Для этого была причина — многие семьи придерживались традиционных ценностей, а некоторые даже вступали в «Фундаментум», набирающее обороты движение консерваторов, проповедующее ортодоксальное отношение к браку и семье. Словом, Линник боялся огласки и реакции родителей студентов.
— А что, если попытаться найти типографию, где это состряпано? — предложил Лёва. В атмосфере всеобщей нервозности они с Линником даже перестали ссориться.
— Типографий тысячи, — махнула рукой Третьякова. — Да и как мы их найдём? Это в спецслужбы надо обращаться.
— А если привлечь родителей? — сказал Грибницкий. — Может, вместе с Управлением они смогут…
— Тогда надо заводить дело, — перебила его Михайловская. — А нам это ни к чему. И ещё раз, — она обвела присутствующих взглядом, — обращаю ваше внимание на необходимость быть начеку. После истории с Виктором Семёновичем, — Мозгов, всё время смотревший на свои руки, вздрогнул, — будьте внимательны. Обращайте внимание на то, что пьёте и едите.
— Докатились, — пробурчал Грибницкий.
Глава 14
Вычислить Правдоруба никак не удавалось. Тамара Александровна, казалось, ещё больше поседела и стала ниже ростом. Жена Федотова так и не пустила его домой, по ночам из-за стенки до Истомина доносились всхлипы. Мозгов ходил, глядя в пол, и ни с кем не разговаривал.
Линник всё-таки дождался статьи о себе и взял долгосрочный отпуск, из-за чего Гимназия лишилась основного хореографа, и студентам приходилось искать репетиторов. Правдоруб намекал на связи Линника со студентами, так что в Гимназию снова прибыли люди из Управления. Ничего не обнаружив, через пару дней они исчезли, однако Линник на работу не возвращался.
Управление прислало несколько временных педагогов, которые отчеканивали занятия и сбегали, боясь лишний раз заговорить со студентами. Приходящие преподаватели искусств на старшей и университетской ступенях всё чаще приглашали студентов в свои университеты, где работали постоянно, и отменяли уроки в Гимназии.
— Кажется,
— Надеюсь, нет, — отозвалась Агнесса, не поднимая головы от электронного учебника, по которому готовилась к поступлению на университетскую ступень. — Нам ещё два года здесь учиться. Будет очень неудобно, если вузы отзовут свои лицензии.
— Два года, — повторила Валя, по-прежнему наблюдая, как по оконному стеклу струился холодный весенний дождь.
Девочки сидели в рекреационной зоне одного из коридоров, теперь полупустых. Студенты литературного факультета, которому отводился этаж, не нуждались в классах искусств с мольбертами, станками, зеркалами, музыкальными инструментами и столами для лепки. Литераторы, как их называли, проводили свободное время в библиотеке или в рекреационных зонах.
— Знаешь, — Валя наконец отвернулась от окна, — я не уверена, что останусь здесь ещё на два года.
— То есть? — Агнесса подняла голову от конспекта.
— Я думаю, мне надо найти работу и учиться дистанционно.
— Это почему?
— Чтобы помогать маме, ей тяжело будет содержать меня ещё несколько лет. Я же не Ева. Мои картины не продаются.
— Значит, твой талант скорее исследовательский. У тебя же всегда хорошие оценки по художественному анализу, ты и на конференции часто ездишь. Можешь стать исследователем или критиком, защитить диссертацию и преподавать в университете.
— Но деньги нужны сейчас. Понимаешь?
Агнесса кивнула.
— Ты могла бы найти работу и продолжить учиться, — произнесла Агнесса после паузы.
— Я это и собираюсь сделать.
— Нет, учиться здесь.
— И как я смогу заработать? Рисовать комиксы? Или клепать картинки к статейкам в газеты вроде этого Правдоруба?
— Всё лучше, чем ничего, — пожала плечами Агнесса. — А что ты планируешь?
— Устроюсь в издательство или в какую-нибудь редакцию, буду делать иллюстрации к книгам. Или пойду в театр помощником декоратора. Или на киностудию.
— Ты понимаешь, что тебя ни на какую приличную должность без образования не возьмут?
— Понимаю. Но мне, знаешь, не страшно начать снизу. Я не боюсь никакой работы, так даже лучше. Я своё имя заработаю сама, и никто не скажет, что мне всё досталось просто так.
Раздался звонок. Через пару минут в коридоре появилась Ева. Она швырнула на стол брошюру Правдорба и плюхнулась на диван.
— Ну и как вам такое?
— Давай по порядку, — сказала Агнесса, разворачивая журнал.
— Этот гад пишет, что мой отец заплатил за родословную! — выпалила Ева.
— Разве это не правда? — спросила Валя, тоже заглядывая в журнал.
— Правда. Для шутки заказал герб и типа генеалогическое древо, — хихикнула Ева. — А маме понравилось, и она всем растрепала. Но откуда Правдоруб-то об этом узнал?
— Брось, об этом все знают.
— А зачем тогда писать, раз все знают?
— На то он и Правдоруб, — пробормотала Агнесса, просматривая страницы. — О, да здесь не только о тебе.
— А о ком ещё? — Ева заинтересованно заглянула в журнал через плечо Агнессы.