Скаутский галстук

Верещагин Олег Николаевич

Видя, что я не понимаю, он с жалкой улыбкой два раза взмахнул дрожащей пятернёй и показал ещё палец. Одиннадцатый номер!

Оттолкнув немца, я бросился по коридору…

…Когда я ворвался в помещение, Клаус Шпарнберг как раз поворачивался ко входу лицом — и я, сразу поняв, что последует за этим, тут же прыгнул и покатился в сторону, от живота дав очередь. Я видел, как он кувыркнулся за сейф, и мои пули с отвратительным громом и визгом полетели рикошетами в разные стороны, а через долю секунды из-за сейфа грянули выстрелы — раз, два, три! Эсэсовец стрелял наугад, но я почувствовал, как по волосам словно провели пальцем. Ответного выстрела не последовало — ЭмПи был пуст, и перезаряжать его стало некогда. Чутьём ощутив, что у меня заминка, Клаус выскочил из-за сейфа, стреляя буквально в упор. Я, рывками перекатываясь по полу туда-сюда, выхватил «парабеллум» и ответил

огнём. Он снова повалился — теперь уже за стол — и продолжал палить то справа, то слева от стола. Я в осатанении бил в него, но никак не мог угадать, где он вынырнет в следующий раз — и тоже мазал. В какой-то момент мой пистолет замолк — и тут же Клаус выскочил из-за стола, рванувшись к сейфу, возле которого висел на стене пистолет-пулемёт.

И замер.

Мы смотрели с ним друг на друга через комнату, пропахшую ещё нерассеявшимся пороховым дымом. Он — стоя в рост, только чуть пригнувшись. Я — поднявшись на колено. Он — вообще без оружия (пистолет отбросил). Я — с разряженным «парабеллумом». До меня дошло, что только теперь он узнал меня — и его лицо исказилось изумлением, страхом и злостью:

— Сколько же раз надо тебя убить, чтобы ты умер, русская сволочь?! — спросил он без акцента. Он всё время косился на мой пистолет, и я понял, что он знает — я безоружен. Нетрудно понять — хотя бы потому, что я ещё не выстрелил… Клаус тяжело дышал, грудь под мундиром ходила ходуном, мне даже по-казалось, что я слышу его дыхание… но потом я сообразил, что это дышу я сам.

— Есть бог на свете, — сказал я, прикидывая. Ему — допрыгнуть до стены, схватить оружие, развернуться, одновременно сдёрнув затвор с предохранительного выреза… Мне — вырвать обойму, выхватить запасную, вставить, передёрнуть затвор… Мне не успеть. Он меня прошьёт. И он это сделает, как только всё оценит.

— Твой бог умер, — Клаус покачал головой, его лицо сейчас напоминало череп, на котором чудом сохранились остатки волос. Всё тело эсэсовца подёргивали нервные судороги. — И вы все умрёте, русские выродки.

— Если мой бог умер — почему ты так дрожишь? — спросил я.

Вместо ответа Клаус, очертя голову, бросился к стене. Ясно было, что он всё ставит на этот бросок, зная, что я сейчас попытаюсь поменять магазин — иного выхода у меня нет! — и не успею. Не могу успеть! Он действовал страшно быстро, с той быстротой, которую придают человеку опыт, ненависть и страх — и повернулся ко мне, уже целясь, с криком — по-прежнему на русском, он хотел, чтобы я его понял перед смертью:

— Сдохни!..

Потом он дёрнулся и окаменел на широко расставленных ногах. Ствол ЭмПи описал короткую дугу и уставился в стену сбоку от меня. Клаус задрал левое плечо, выстрелил длинной очередью в угол потолка и деревянно упал на спину.

Между его глаз — удивлённых и остекленевших — торчала уродливым выростом рукоять моей финки. Он умер стоя, умер до того, как его тело дернулось и нажало на спуск, всё равно, впрочем, промахнувшись.

Я опустил вытянутую руку и сказал:

— Бог есть. Уверяю тебя, скотина. Впрочем… ты в этом уже убедился, — и я перекрестился…

— Успел всё-таки, — сказал Сашка, врываясь следом с ППШ наизготовку. — Ты везучий, Борька…

Мы уходили из посёлка как-то даже неспешно, группкой, ни от кого не прячась. Внезапно Юлька засмеялась и указала рукой, покрытой копотью, на висящий на стене плакат немецкого объявления. Мы подошли ближе, перебивая друг друг, начали читать вслух.

ВНИМАНИЕ!

Командованием тыла 18-й армии вермахта и аппаратом рейхскомиссариата «остланд»

Разыскивается

Группа малолетних диверсантов и бандитов нквд, совершающих поджоги, акты террора и убийства военнослужащих вермахта и служащих гражданского аппарата.

Дальше шли наши клички и не очень точные, общие приметы. А в самом конце было написано заманчивое:

Крупное материально-денежное вознаграждение

Предлагается за предоставление любых сведений об означенных преступниках!

— Интересно, — хмыкнул Сашка. Я осмотрелся, достал из кармана маскхалата огрызок карандаша и, облизав его, приписал ниже, на свободном месте, крупными буквами:

А

я предлагаю ровно одну копейку за голову любого из представителей власти грабителей и оккупантов. Головы же предателей русского народа не стоят и этого.

«Шалыга».

— А почему мы правда не малолетние диверсанты НКВД? — спросил Гришка с шутливой печалью. Сашка ответил:

— Потому что их не бывает. [58]

…Одна бомба не взорвалась. Три упали за пределами аэродрома с большим разбросом. Одна угодила точнёхонько в «дорнье» и разнесла его в клочки.

58

У тех, кто смотрел чудовищный по лживости, но очень яркий фильм «Сволочи», не осталось сомнений в том, что уж спецслужбы-то СССР детей использовали, причём подло и жестоко, как смертников. На самом деле достоверно известен лишь один случай целенаправленного использования детей спецслужбами во время войны. В конце 1942 года в Гемфурте абвер создал спецшколу, куда собирали подростков— сирот с оккупированной территории СССР. Но когда в конце лета-начале осени 1943 года началась их заброска в тылы наших войск, то… обернулась она поголовной явкой всех заброшенных в органы НКВД. 15-летний Михаил объяснил это так: «Почти все… зная, что им надо будет совершать диверсии, договорились втихомолку не выполнять задания немцев, не вредить своим, а сразу явиться в любой штаб Красной Армии и всё рассказать.» После этого в школу был внедрён наш агент, который сумел вывести детей в расположение Красной Армии. Никто из детей арестован не был, никто не подвергся никаким наказаниям и не пострадал как-то иначе. К сожалению, эта правда в наши дни почти никому не известна; её заменили антисоветские (именно так, это не фигура речи!!!) выдумки, призванные представить государство СССР как сборище негодяев во власти и тупых исполнителей внизу. Я перелопатил кучу информации из самых разных источников, но не нашёл по этой теме вообще ничего, кроме досужих выдумок, претендующих на «свидетельства очевидцев.» Впрочем, я не отрицаю, что факты такого использования всеми спецслужбами мира могли иметь место. Но скорее всего речь идёт об агентах-одиночках очень высокого класса, подготовленных с раннего детства (вроде японских ниндзя), исполнявших адресные убийства и крупнейшие диверсии. Естественно, что о них никакой информации просочиться в печать не могло и разговор на эту тему не имеет смысла. Историю же школы в Гемфурте более-менее правдоподобно, хотя и в кичёвом ключе, освещает другой новый художественный фильм — «Родина или смерть!»

И последняя (вообще-то пятая) попала в склад, где находился бензин. Аэродром, прикрытый зенитчиками и истребителями, считался защищённым от атак с воздуха абсолютно надёжно (это не раз доказывалось), и произошедшее повергло командование в состояние, близкое к ступору. По отзывам адекватно реагировавших на вопросы очевидцев (взрыв слизнул с лица земли 3/4 персонала и лётного состава вместе с двенадцатью бомбардировщиками, пятью истребителями, запасами авиабомб, наземной техникой и прочим; пейзаж там походил на лунную поверхность — и адекватно реагирующих осталось немного) аэродром атаковало нечто непонятное, вроде огненных шаров. Наверное, это так и осталось бы загадкой, если бы не чёртова найденная невзорвавшейся авиабомба с прикреплённым к ней двигателем конструкции «Женька-1».

На следующую ночь бригада Мухарева разгромила лагерь для офицеров, освободив и выведя в леса больше трёхсот человек.

Глава 43

Нас награждали 15 сентября.

Если честно, я плохо помню само награждение. Его проводил какой-то прилетевший с Большой Земли немаленький чин с личной охраной, сначала зачитавший перед строем отряда приказ Сталина «О задачах партизанского движения» — если честно, там не было ничего нового или такого, чего бы мы не делали и без приказа, но все воодушевлённо кричали «ура!» и я тоже покричал, за компанию, почему бы нет? Тем более, что это было первое настоящее построение отряда на моей памяти. Потом долго что-то ещё говорили, а я прошлой ночью не выспался и начал стоя задрёмывать. Сквозь сон мне показалось, что меня окликнули, я спросил: «А?» — и проснулся. Сашка с круглыми глазами шёл от этого чина обратно в строй, что-то придерживая на груди, а меня позвали ещё раз: