Сказ про Игната-Хитрого Солдата
Шрифт:
Игнат хитро поглядел на друга, покрутил ус:
– А может, и волшебные сапоги устают? Ведаешь, Савелий, сколько им работы-то было меня носить, по всей земле туда-сюда? От Полтавы до моря студёного, а оттуда в степь южную, а оттуда опять же в снега вечные... Притомились сапоги, вот я и дал им отдохнуть, сам замаршировал.
– И посох-то у тебя какой-то чудной, - разглядывая палку, которую Игнат нёс на плече, сказал
Савушка.
– Ох, тяжёл... Никак, чугунный?
– Не чугун, а железо.
– Игнат нежно погладил посох.
–
Сумерки опускались на лес.
– Раз на привал становиться не желаешь, то надо поспешать, - сказал Савушка.
– Уж косить-то я буду завтра, с зари. А сейчас идём, я тебе покажу тропку, короткую, быструю...
Длинноногий, как журавль, Савушка пошёл впереди. Игнату приходилось на два Савиных шага делать три своих.
– Слушай, Игнат, - вдруг остановился Савушка на развилке двух троп. До ночи близко, а до села далеко. Может, заночуем на хуторе у моего кума? Он тут недалече живёт, тоже бобыль, как я.
– Спасибо, мил человек, - ответил Игнат, - Я к ходьбе приучен, ночи не боюсь. Тебе завтра на болото от кума идти ближе. А я хочу домой попасть. Ежели не успею дойти - тоже не беда. Солдат что муха: где щель, там и постель, где забор, там и двор. Чертей болотных я не боюсь. Пусть они меня боятся!
Савушка довёл Игната до дороги.
Плотно сплетённые корни деревьев делали лесную дорогу твёрдой, как камень, и звонкой, как сухие доски, из которых музыканты мастерят свои инструменты. Но сейчас сухая пыль покрывала лесную дорогу мягким ковром.
– Ну, Савелий, спасибо за хлеб-соль, - подмигнул другу Игнат. Прощевай, босой с косой!
И солдат, слегка прихрамывая, зашагал по пыльной дороге.
– Ать-два, ать-два, горе - не беда!
– вновь зазвучала песня.
"Были бы у меня сапоги, - с добродушной завистью подумал Савушка, смотря вслед Игнату, - и я шагал бы целый день без устали!"
Он уже повернулся было к лесу, чтобы идти к куму ночевать, когда заметил на дороге чёткие следы ног Игната.
Заметил и склонился в недоумении над ними: сапоги солдата оставляли следы... босых ног!
У самоходных сапог не было подмёток.
2. Лесные тени
Козла опасайся спереди, коня - сзади, а злого человека - всегда и везде.
Старинная поговорка
К тому времени, когда поползли на дорогу из чащобы ночные тени, Игнат успел отшагать версты три.
Солнце алым факелом горело где-то за лесом, на самой земле. В небе ещё было сиреневато-светло, но среди дремучих древесных стволов уже наступил вечер.
– В походе солдат без песни - всё одно что в бою без штыка!
– громко сказал Игнат.
– Ну-ка, рота, ать-два, ать-два... запе-е-вай!
Солдат живёт не тужит,
По белу свету кружит...
И стоящие по обе стороны деревья
Кончив одну песню, Игнат тотчас же запевал другую. А в лесу становилось всё темнее. Раз споткнулся Игнат о притаившийся под пылью дороги корень, другой...
– Ро-та, стой!
– скомандовал себе солдат.
Он остановился, потёр ушибленный о корневище палец ноги, вздохнул:
– Недалече я уйду таким манером! Придётся на ночлег располагаться! Что ж, солдат небом укроется, стоя выспится, росой умоется, ветром причешется, в бою погреется, на одной ноге отдохнёт - и снова в поход!
Игнат облюбовал себе ветвистый коренастый дубок шагах в десяти от дороги. Снял бесподмётные сапоги-самоходы, привязал их к посоху, забросил железный посох на нижний, толстый сук. Босыми ногами обнимая корявый ствол, Игнат полез на дуб.
В широкой развилке сучьев Игнат устроился совсем неплохо.
– На брюхо ло-жись!
– скомандовал он.
– Спиной укры-вайсь!
Пошевелился, устраиваясь поудобнее.
– Спи, солдат, спи, во сне есть не хочется!
– пробормотал Игнат и задремал.
За двадцать пять лет службы Игнату сны ни разу не снились: не до них было, лишь бы голову приклонить, поспать бы вполглаза. А в эти дни, когда он шёл к дому, сны начали возвращаться. Сначала неуверенно, понемногу старые сраженья, в которых случалось рубиться, случаи из казарменной жизни. Но чем ближе подходил солдат к родным краям, чем легче становился узелок с хлебом, тем чаще снилась еда. А когда узелок совсем усох и последний кусок был съеден, то все сны стали съедобными. В них непрестанно дымились котлы с кашей и щами, жарилось мясо и караваи душистого хлеба сами катились в рот. Ручьями лилось молоко, а весёлая белолицая яичница-глазунья зазывно шипела на сковороде, подмигивая круглым жёлтым глазом.
– Чего от снов ждать, когда ими живот командует, - смеялся утром Игнат, вспоминая ночные видения и угощаясь "утиным квасом" - водой из ближайшего ручья.
И на этот раз стоило солдату глаза закрыть, как вновь увидел он различную снедь - пироги с горохом, наваристую янтарную уху, медовые соты и котёл сметаны...
А потом явился полковой командир и стал жарить целого быка. Вместо вертела сквозь быка продели пику и вращали его над огнём, чтобы со всех сторон ровно поджарился.
Но бык жариться почему-то не захотел, соскочил с пики, заржал по-лошадиному и помчался по двору.
"Морду, морду ему держи!
– кричал полковой командир.
– У-у, ирод, ржёт на весь свет!"
Игнат метнулся было наперерез недожаренному быку, но начал куда-то падать. И... проснулся вовремя: ещё бы чуть-чуть, одно движение - и слетел бы Игнат с дубовой своей постели прямо в обятия сухих колючих кустов.
– Морду, морду ему крепче держи!
– послышался злой хриплый голос.