Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомурушка тридцать вторая
Шрифт:
Что делать, как быть? Аз гадал, аз скакал битый час вокруг дуба, дабы не замерзнуть! Но я, добрый молодец, Иванушка-дурачек, догадался! Удалой долго не думает, понимаешь!
Под епанчой на груди у меня – пулеметные ленты! А в лентах патроны! А в патронах пули из свинца! Эх, аз – молодец: без коз, без овец, зато в пульках свинец! Ну хоть сейчас – в Зимний дворец, однозначно! Вынул я из пулеметной ленты один патрон. Эх, только у молодца в ладони и золотца, что патрон с латунною гильзой и пулей из оловца!
Зарядил
Эдак аз призадумался, пращ за пазуху спрятав; кружил, кружил на кобылке вкруг дуба да задел невзначай епанчой за дубовый сук. За тот самый, который надломился.
Сук тут и вовсе обломился, кобылка моя с испугу рванула, ну, аз как треснулся башкою об сушину – так искры из глаз и посыпались, воображаешь! Я с кобылки – бряк в сугроб, но поднялся, а кобылка моя вокруг дуба скакать продолжает как ни в чем не бывало!
Гляжу: от тех искр сушина запалилась. Пока я голицами ее хлопал да влагою из себя мочил, она вся и сгори!
А тетерев всё на дубу высоко сидит, на меня даже не глядит, вишь, не пошелохнется! Знать, энто глухой тетерев – мошник!
Я тогда ружьеце с плеча снял, к глазу поднес, в тетерева прицелился, кулаком себе в глаз – бац! Искры из глаза так и посыпались!
Одна искра упала на полку, ружье выстрелило – вечная слава тетереву! Поплатился мошник за свою глухоту!
– А ты гуторил: туто охотишка дрянная! Эх, ты, вруша – Внуша-Голуша! – дробочу* я своему Внутреннему Голосу, вешая ружье на плече.
А Внутренний Голос молчит, сказать-то и нечего!
А тетерев с дуба упал да на зайца попал!
А заяц вскочил да и дал стречка! Бежит, под ноги не глядит, земля дрожит, деревья кругом валятся!
Пол-леса повалил да дичины-то про меня – страсть сколь набил! Среди той дичины – слоны* всевозможные, волков серых – несколько стай и одиннадцать ведмедей, трождызначно.
– А ты гуторил: туто охотишка дрянная! Эх, ты, вруша – Внуша-Голуша! – гаманю* я своему Внутреннему Голосу.
А Внутренний Голос молчит, сказать-то и нечего! Знать, эвтот Голос – молчун али немой. А может быть, он вообще не мой, а чужой Внутренний Голос? Может, он сатане в дядьки не годится? Может, его сатана вовсе не пестовал? А может, сей Голос и вовсе обомомлел? Может, и он – мошник?
А я, добрый молодец, Иванушка-дурачек, охотою той – страсть, как доволен остался! Охота – всему делу голова! Русский человек без охоты не живет. Охота не работа, айда на охоту; а коли нет охоты, не ходи! Хорошо промышлять охотой. Охота – природа человека. Охота – веселье. Охота полюбится – ум расступится, понимаешь.
Ну-с, повелел я лошадке за мною ступать и принялся энту дичину-то собирать. Собираю, собираю, вдруг вижу: по насту сломя голову бежит
У зайца поджилки затряслись, он остановился и обомомлел. А затем расстегнул на своей шкуре молнию, самолично содрал с себя шкуру и протянул волкам. Ведь заяц эвтот был тертый калач и с него так часто сдирали шкуру, что энтот, понимаешь, тертый калач завел себе легко сдирающуюся шкуру на застежке-молнии, однозначно.
Волки тут же схватили заячью шкуру и разодрали ее пополам. Они воспользовались половинками заячьей шкуры, чтобы защитить от обморожения самое дорогое. Первый волк, бывшая особь альфа, он же экс-атаман, обмотал себе участок на чреслах, однозначно; второй волк, бывшая особь бета, он же разжалованный есаул, обмотал себе голову, понимаешь.
Засим волки поглядели на зайца, увидели на нем плеер с наушниками, ни слова зайцу не сказали, только щелкнули зубами свирепо.
У зайца поджилки затряслись, и он обомомлел. А затем самолично снял с себя плеер с наушниками и протянул волкам.
Волки тут же схватили добычу и разодрали ее пополам. Они воспользовались половинками добычи, дабы украсить самое дорогое. Первый волк, бывшая особь альфа, он же бывший атаман, нацепил себе плеер на участок на чреслах, понимаешь; второй волк, бывшая особь бета, он же в прошлом есаул, нацепил наушники на голову, однозначно.
Ни слова не сказав обомомлевшему зайцу, волки дали деру и мгновенно исчезли из вида.
Заяц постоял, постоял в обомомлении тринадцать наносекундочек, а затем дал деру и мгновенно исчез из вида.
Ну а я, добрый молодец, Иванушка-дурачек, вылез со своею лошадкой из-за сугроба да и продолжил собирать охотничьи трофеи. Дичину-то всю собрал да и стал думать, как бы ее увезти. Стал как бык, и не знаю как быть: не то стричь, не то брить, не то опалить.
Тут-то мой Внутренний Голос – а его сам сатана пестовал – подал свой голос:
– Вали на пеганую* – пеганка* всё свезет!
Я воплю в восторге:
– Ах, энто мысль! Хорошо на пегашку* валить – пегашка всё свезет! Молодец, Внуша-Голуша!
Стал я дичь на пегашку валить: на каждую пежину – по своей дичине! Как свалю дичину на пежину – кобылка лягнет да хвостом махнет! Ну да ничего: всякая кобыла под возом обрыкается*. Так на тридцать восемь пежин и навалил дичи!
Наконец, приметил я на хвосте у кобылки последнюю пежинку, привскочил да и сел! Лошадка шустра, а от хвоста не уйдет!