«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века
Шрифт:
Отсутствие в сочинении о. Аникиты непосредственных, а тем более подробных описаний церковных служб, в которых он принимал участие, можно объяснить дневниковой формой его записей. Но в повествовании Аникиты почти нельзя найти и описаний святых мест. В лучшем случае оно состоит в самом кратком перечислении святынь, монастырей, храмов. Все внимание путника сосредоточено на удовлетворении чувства верующего: «Пали мы пред <Иерусалимом> со слезами на землю и благодарим Господа, яко блаженными сотворил очи и сердца наши видеть град Великого Царя и благоговеть пред святынею Его, к поклонению коей стремились души наши, яко на источники воды живые стремится жаждущий елень» [144] .
144
Путешествие иеромонаха Аникиты… С. 76.
Такие библейские реалии как Гефсиманский сад, гора Фавор, река Иордан
145
Там же. С. 89, 92.
В сравнении с повествованием Аникиты, стиль инока Парфения отличается ясностью и рельефностью изображения [146] . Так, описание библейских реалий в «Сказании» ближе к древнерусской традиции. Опираясь на собственный опыт, Парфений, как и древний писатель, достигал живописной ясности, объективности слога. Сведения о святынях Палестины, почерпнутые из дневника о. Аникиты, напротив, очень скудны. Из его путевых записок невозможно составить отчетливого представления о путешествии, а сам образ Святой Земли оказывается в значительной мере условным.
146
Фрагмент о путешествии о. Парфения на Иордан см. выше.
Как продолжение непрестанной молитвы язык дневника Аникиты подчинен законам старославянского языка. Это проявляется и в лексике, и в синтаксических оборотах дневниковых записей. Текст пестрит славянизмами, предметно-бытовая лексика в них почти отсутствует, очень часты цитаты библейских стихов и молитв: «Царица Небесная! Не остави мене, раба Твоего, но ускори на молитву за меня, грешного, и потщися на умоление Сына и Бога Твоего о мне, преоскверненном, да окропит меня иссопом Своего милосердия, и очищуся, и да омыет мя водою благодати Своей божественной, немощных врачующей и оскудевающих восполняющей, и паче снега убелюся» [147] , — весь текст Шихматова изобилует подобными молитвенными излияниями.
147
Путешествие иеромонаха Аникиты… С. 93.
На страницах журнала «Христианское чтение» путевые заметки о. Аникиты были опубликованы под названием «Путешествие иеромонаха Аникиты по Святым местам Востока в 1834–1836 годах». Вступительная статья и комментарии священника В. И. Жмакина придали дневнику Шихматова форму паломнического путешествия.
Комментируя путевые заметки о. Аникиты, Жмакин постоянно обращался к путеводителям, к свидетельствам современников-паломников, прежде всего к иеросхимонаху Сергию (Святогорцу), Норову и Муравьеву. Тем самым дневник о. Аникиты пополнялся необходимыми конкретными сведениями о тех или иных местах Палестины, Афона, что присуще паломническому сочинению изначально. Любая реалия, значимая для паломника и введенная в текст «Путешествия…» о. Аникиты, как правило, предстает перед читателем изображенная двумя или даже тремя авторами: самим о. Аникитой, Муравьевым и Норовым.
Так, о камне миропомазания в дневнике Шихматова не сказано почти ничего: «…мы, грешные, сведены были в <храм Святого Воскресения> и по прикладыванию к камню Помазания ароматами на погребение Тела Господня, впущены были в часовню…» [148] . Публикатор в примечаниях рассказывает о священном предмете довольно подробно, заимствуя необходимые сведения из сочинений современников: «Этот камень священного миропомазания, на котором Иосиф чистою плащаницей обвил снятое с креста Святое Тело Христово, находится недалеко от входа в храм Святого Гроба; он положен по помосте, одет желтым мрамором и окружен большими свечами. Над ним всегда горят восемь лампад, по сторонам стоят двенадцать подсвечников, принадлежащих грекам, латинам и армянам» [149] . Тут же публикатор дает ссылку, где указывает автора и текст источника, например: «Норов. Ч. 1, 91. Муравьев. Ч. 2. 53».
148
Путешествие
149
Ж м акин В.И. <Примечани я> // Пу тешест вие иеромона ха А н ик иты… С. 141.
Жмакин, как правило, избирательно цитирует писателей-паломников; сглаживая стилевые особенности их сочинений, он ищет в них лишь конкретные описания и фактические сведения. Например, точного изображения требовало чудо благодатного огня. О. Аникита в своем дневнике не уделяет этому явлению пристального внимания. Его рассказ краток: «28-го, в день Великой Субботы, во храме Святого Воскресения Господня сподобился видеть чудо благодатного огня (и освятиться его благодатью), сошедшего свыше на Гроб Господень и возжегшего на нем светильник в знамение, ежегодно возобновляемое милосердным Господом, благоволения Его к православной нашей вере» [150] . Слова Аникиты сопровождаются в публикации рассказом другого очевидца этого же явления — Норова, повествование которого точно и выразительно: «Митрополит греческий, разоблаченный, в одном белом подризнике, со связкою невозженных свечей в руках вошел в часовню Гроба Господня; никогда в другое время не угасающие лампады над Гробом Господним были на этот раз все потушены; митрополит вошел в вертеп Гроба Господня и повергся на колени пред Святым Гробом; не прошло и минуты, как мрак вертепа озарился и митрополит вышел с пылающим пуком свечей» [151] .
150
Путешествие иеромонаха Аникиты… С. 103.
151
Жмакин В. И. <Примечания> Указ. соч. С.150.
Сочинение Норова, введенное в структуру «Путешествия» Аникиты в виде примечаний, значительно дополняло дневник Шихматова еще и потому, что отличалось широтой исторических и литературных взглядов. Научный интерес к священной истории, столь присущий Норову, а отчасти и Муравьеву, у иеромонаха Аникиты совершенно отсутствует. Это относится прежде всего к повествованию о местах, связанных с евангельскими событиями.
Будучи человеком широкого образования вообще и обладая в частности большими богословскими познаниями, иеромонах Аникита как бы отказывается от них во время путешествия. Ко всем святыням и древностям Востока он относится с безусловных доверием, будь то местная легенда о печати последнего шага Спасителя или церковное предание о месте земной жизни и успении Богородицы. Распространенный в XIX в. скепсис по отношению к преданию не коснулся Шихматова, подобно древнерусским паломникам он ни на минуту не останавливается на критической проверке сообщаемых ему сведений о происхождении той или иной святыни.
Еще более чужды тексту о. Аникиты пространные сентенции в стиле Муравьева. Там, где у Муравьева погребальная пещера Лазаря вызывает поток размышлений и эмоций («Какая победа! и кто победитель? Не он ли сам ликующий ныне над праздненною могилою, чрез немногие дни облекается тем же белым виссоном смерти, ложится в столь же тесный гроб, и не подобный ли камень, здесь им отваленный от чужого праха, там заключает его собственный?..» [152] ), в дневнике Аникиты содержится лишь упоминание о чудесном событии: «…сподобился поклониться Господу на гробе воскресенного Им друга Его Лазаря…» [153] .
152
Муравьев А. Н. Путешествие… С. 231.
153
Путешествие иеромонаха Аникиты… С. 85.
У средневекового писателя повествование о христианских святынях традиционно сопровождалось пересказом библейского события. Так, игумен Даниил, говоря о доме Захарии, останавливается подробно на евангельском сюжете о встрече Богородицы и Елизаветы. Находясь на развалинах древнего монастыря, о. Аникита также вспоминает это событие, но в его строках полностью отсутствует элемент разговорной речи, свободного пересказа: «…где целовались обе матери, Дева и неплодная, и где последняя, взыгравшуся во чреве ее младенцу Предтече, приветствовала ю устами Духа Святого полными, яко матерь Господа своего» [154] . Но даже такое краткое изложение евангельского сюжета для Шихматова в целом не характерно. В. И. Жмакину, положившему в основу «Путешествия…» личный дневник о. Аникиты, приходилось вводить библейские сюжеты в текст примечаний.
154
Там же. С. 83.