Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Фирдоуси Абулькасим

Глава вторая

Ормузд призывает Бахрама Чубина

У шаха был слуга: отважный дух И ум соединял в себе Настух. Сказал он шаху: «Дружен будь с победой И горя никогда, о шах, не ведай! Отец мой, праведник Михронситод, В глухом углу отшельником живет. Душою в Зенд-Авесту погруженный, Он изучает божества законы. Живя вдали от суеты сует, Он многое познал на склоне лет. Он к нашей бренной жизни равнодушен, Но светлый разум старику послушен. Придя к нему из мира бед и зол, Я сутки у него в гостях провел. Я рассказал отцу о нашем страхе — Я рассказал ему о Совашахе. Ответил он: «Подобная беда Грозила нам и в древние года». Тут задал я вопрос Михронситоду: «Как вражьему противостать приходу? Что помнишь ты о прежних временах?» Он молвил: «Если спросит шахиншах, Свою обитель я тотчас покину И тайну я открою властелину». И приказал вельможам властелин, Чтоб старца посадили в паланкин, Чтоб во дворец доставили поспешно. Явился старец, мудрый и безгрешный. Спросил Михронситода шахиншах: «Что помнишь ты о прежних временах?» Ответил старец: «Слово правды — свято. Я во главе посольства был когда-то, Я возглавлял сто шестьдесят мужей, Поехавших за матерью твоей. Родитель твой, посольство отправляя, Сказал: «Вы привезите из Китая Царевну, чтобы стала мне четой. Я не женюсь на девушке простой. Рабе не быть подругой Нуширвана, Женюсь я лишь на дочери хакана!» И вот к хакану прибыли послы, И молвили ему слова хвалы. Пять дочерей хранил он в тайном месте, Об их красе я всюду слышал вести. Вот я вошел в священный тот приют, Где женщины и девушки живут. Украсили царевен жемчугами И перевили косы их цветами. У всех венцы светлы, как у отца, Лишь мать твоя стояла без венца. Но все пред матерью твоей тускнели, Хотя сверкала блеском ожерелий. Она стояла, царственно-светла: Недаром от Фагфура род вела. Вздыхала мать ее, познав кручину: Ее дитя увозят на чужбину. Вздыхала также дочь, познав печаль: Покинуть отчий дом ей было жаль. На ней остановил я выбор скорый, От прочих четырех отвел я взоры. «Другую выбери, — сказал отец, — Все пятеро — отрада для сердец». «Подходит мне, — я молвил, — только эта, — Другую выберу — лишусь я света: Весьма печален будет мой удел!» Тогда хакан, подумав, повелел Немедленно явиться звездочету. Предстал провидец, радуясь почету. Спросил отец: «Вот дочь моя. Куда, Ответствуй мне, ведет ее звезда?» А тот: «Царевна, скромная по нраву, Тебе лишь благо принесет и славу. От шахиншаха, вот мои слова, Она родит не мальчика, а льва, И этот лев, дитя твоей царевны, Нетерпеливый, черноглазый, гневный, Пройдет над миром облаком щедрот. Когда же старый шахиншах умрет, Он будет, крепкий телом, стройный станом, Богатый мощью управлять Ираном. Убавит он отцовскую казну, Но этим лишь украсит он страну. Затем, внезапно, грозный враг нагрянет. Он во главе туранских полчищ встанет. Он громом над Ираном прогремит, На всех собраньях станет знаменит, Живое на пути своем раздавит И шахиншаха трепетать заставит. Но шахиншаху будет подчинен Вельможа, что для подвигов рожден. Могучий всадник и поклонник славы, Крепыш черноволосый и кудрявый, Стремителен, умен, красноречив, Опасности, тревоги полюбив, Придет он, гордый и сильноголосый, Высокорослый и орлиноносый, Он будет прозываться Чубина, Порода будет витязя видна, К иранскому придет он властелину, Он приведет к нему свою дружину, На турков он отправится в поход И грозного врага он разобьет!» Когда хакан услышал звездочета, Растаяла тотчас его забота, И дочь свою, внимая мудрецу, Он отдал в жены твоему отцу. Тогда возрадовался я душевно: Всех девушек венцом была царевна! В обратный путь пустился караван. Богатствами нас одарил хакан. Не в силах с дочерью расстаться юной, Он проводил царевну до Джейхуна, И, бросив на нее прощальный взгляд, В слезах, в тоске вернулся он назад. Теперь, о властелин всего живого, Когда ты старца выслушал седого, Я ищущему говорю: найдешь. Ищи богатыря среди вельмож. Он победит врага на поле брани: Твоя судьба — в его могучей длани». Сказал — и тут же испустил он дух. В слезах склонился над отцом Настух. Дворец внезапно огласили стоны, И шахиншах воскликнул, потрясенный: «Нам передав пророческий рассказ, Увы, Михронситод ушел от нас. Хвала Яздану, что благое слово Услышал я от мудреца святого: Когда бы я один помешкал час, Унес бы он в могилу свой рассказ. Мужи простые и мужи совета! Пока не выполните вы завета, — Не зная сна, усердием горя, Ищите вы того богатыря, Ищите, чтоб спасти себя от смерти, Шагами землю всю теперь промерьте!» У шахиншаха верный был слуга. Была ему держава дорога. Фарруха сын, известный простодушьем, Он величался во дворце конюшим. «Пребудь, — сказал он шаху, — милосерд. Мне кажется,

что-то собранье черт, О коем старец говорил правдивый, Являет всадник смелый, горделивый, Из тех людей, чье ремесло — война. Зовется он Бахрамом Чубина. Им пренебречь не вправе мысль благая: Останемся ни с чем, пренебрегая. Он управляет далеко отсель: Ты дал ему Барду и Ардабель. Он возглавляет малую дружину, Правитель он, покорный господину». Тогда к Бахраму послан был гонец, Чтоб он привел Бахрама во дворец. Приказ Ормузда, речь Михронситода Услышал от посланца воевода.

Глава третья

Ормузд назначает Бахрама Чубина главным военачальником

Бахрам, прервав военные труды, Свою дружину двинул из Барды. Усталый, потный, рослый и кудрявый, Предстал он пред властителем державы. Внимательно и долго шахиншах Глядел на всадника: в его очах Он прочитал одно лишь благородство, А все черты являли с теми сходство, Которые назвал Михронситод. Избавился властитель от забот И рассмеялся громко, счастья полон, И ласково с Бахрамом речь повел он. Увидел шах, что воин утомлен, Что нужен отдых воину и сон. С Бахрамом он простился благосклонно. Когда же ночь, как мускус благовонна, Решила сбросить черную чадру, И солнце лик открыло поутру, К царю пришел Бахрам, покинув ложе, И расступились перед ним вельможи. Ормузд велел Бахраму место дать У трона, там, где восседала знать. Поведал миродержец мужу брани Слова о Совашахе, об Иране, Затем спросил: «Как мне спасти страну: Мир заключить или начать войну?» И был ответ: «Пошли войска в сраженье, Иначе ты потерпишь пораженье. Лишь малодушный заключает мир, Когда противник нарушает мир. Чем будешь ты смиренней и покорней, Тем будет враг надменней и упорней. Ты должен радостно итти на рать, Мол, воевать тебе, — что пировать, В таком решении — залог величья, А малодушья не могу постичь я». Спросил Ормузд: — «Что выгодней для нас: Повременить иль бой начать сейчас?» И тот ответил: «Разумом владея, Не мешкают, чтоб наказать злодея. Так начертало мудрости перо: «Несовместимы подлость и добро». Ты прикажи готовиться к походу, — Солью в один поток огонь и воду. Иначе ждет тебя дурной конец: Другой наденет царский твой венец. Когда искусство боя мы проявим, — Победу подчиниться нам заставим, Всевышний нас не упрекнет, и впредь Не будем перед ратью мы краснеть. Позор — познать без боя пораженье, Десятка тысяч не послав в сраженье! Но если ты свою покажешь мощь, И наши стрелы превратятся в дождь, И в тучи превратятся наши луки, И мы возьмем сто тысяч сабель в руки, То двинемся с надеждою в поход. Увидим, что сулит нам небосвод: Иль зло пред силою добра померкнет, Иль сила зла добро во прах повергнет». Услышал речь Бахрама шахиншах, И радость вспыхнула в его глазах. Когда прием закончился у шаха, Вельможи, ставшие добычей страха, Сказали воину перед дворцом: «Ты не прикидывайся храбрецом. У Совашаха воинов так много, Что муравьям преграждена дорога. Зачем же ты сказал царю царей, Чтоб он послал на бой богатырей?» Но так Бахрам ответствовал вельможам: «Я верю, что врага разбить мы сможем. Пусть властелин прикажет поскорей, — Я поведу на бой богатырей». Вельможи к властелину поспешили И о словах Бахрама доложили, Хваля его, и с помощью прикрас Преувеличили их в десять раз. Их весть обрадовала миродержца, Она развеяла заботу сердца, И шахиншах Бахрама объявил Военачальником иранских сил. Бахрама шахиншах возвысил в сане, И если знатный спрашивал в Иране: «Кому отныне подчиняться нам?» Шах отвечал: «Начальник ваш — Бахрам!» Вот, препоясанный мечом тяжелым, Предстал глава похода пред престолом. Сказал: «Владыка! Счетчик пусть придет, Пусть воинов он сделает подсчет, Но только тех сынов твоей державы, Что не жалеют жизни ради славы». Ответил шах: «Отныне ты — глава, Для воинов приказ — твои слова». Перед Бахрамом выстроили войско: Лишь тот, кто обладал душой геройской, Кто мужества и силы был венцом, Назваться мог бахрамовым бойцом. Военачальник выбрал самых смелых, Двенадцать тысяч всадников умелых, Познавших силу палиц и мечей, — Одних сорокалетних силачей: Коль был моложе или старше воин, Он жалованья не был удостоен. Не знал Бахрам ни отдыха, ни сна. Назначен был боец Ялонсина, В чьем сердце клокотало мести пламя, Главою над срединными рядами, Чтобы, коня вздымая на дыбы, Скакал он перед строем в день борьбы И восклицал, знатнейших вдохновляя: «Вступайте в битву, мужество являя!» Другой, Изадгушасп, чей верный конь Без трепета скакал через огонь, На двух крылах — на правом и на левом — Готов был поражать туранцев с гневом. Кундогушасп, догнать способный льва, Был в войске тыловых частей глава. Он думать должен был о свежих силах, — Чтоб в нужный час в сраженье он вводил их. Благоустроил рать свою Бахрам, И обратился он к богатырям: «Идите вы прямым путем, без петель, Да будет вашей целью — добродетель, И пусть, когда пробьет победы час, Насильников не будет среди вас. Мечей, прославленных на поле брани, Не поднимайте вы для злодеяний. Когда раздастся клич войны, — скорей Садитесь на оседланных коней, И так скачите быстро, гулко, смело, Чтоб всем казалось: буря зашумела! Пока не протрубил военный рог, Даю вам отдых на короткий срок: Истоки силы — отдых, сон целебный — Равно коню и всаднику потребны». Утешен был известьем царь царей, Что отобрал Бахрам богатырей. Сокровищницы, радуясь, открыл он, Бойцов Бахрама щедро одарил он, И палицей владевших, и мечом, Бахраму он не отказал ни в чем. Восторгом и надеждою объятый, Шах произвел огромные затраты, Велел пригнать в столицу табуны, Коней раздать защитникам страны. Сказал военачальнику властитель: «Слыхал ли ты, мой опытный воитель, О всадниках, оружье и слонах, Которыми владеет Совашах? Слыхал ли, что сама земля трясется Под войском вражеского полководца? Из воинов, что мой хранят престол, Двенадцать тысяч только ты нашел, Достойных своего вооруженья. Не слишком ли их мало для сраженья? Притом, взамен горячих, молодых, Сорокалетних выбрал ты одних… Бахрам, твои поступки непонятны!» Ормузду отвечал искусник ратный: «О шах, владыка мира, светоч глаз! Слыхал ли ты старинный тот рассказ, Что древние властители вначале Себе в друзья удачу избирали, Поэтому, чтоб стать врага сильней, Немного требовалось им друзей. Я к этому старинному рассказу И доказательства прибавлю сразу, Коль соизволит мне мой шах внимать. Известно, что бесчисленную рать Увидел Кай-Ковус в Хамоваране. Тогда Рустам повел на поле брани Двенадцать тысяч всадников, и спас От плена Кай-Ковуса в добрый час. Гударза вспомню я Кишвадагона: Двенадцать тысяч под свои знамена Лихих бойцов привел отважный муж, Чтоб отомщен был славный Сиавуш. Исфандиор держался тех же правил, — Двенадцать тысяч всадников возглавил. Его бойцы верхом на скакунах Арджаспа крепость превратили в прах. О шах, внемли тому, кого возвысил: Двенадцать тысяч — лучшее из чисел. Мы в большем не нуждаемся числе, Чтоб службу сослужить своей земле. «Ужель, — еще спросил ты, благородный, — Одни сорокалетние пригодны?» Сорокалетний опытен боец, Он доблести военной образец, Всегда на поле брани стоек духом, Не верит клевете и вздорным слухам. Подверженный превратностям судеб, Он помнит властелина соль и хлеб, Он в трудный час не бросит полководца, К противнику спиной не повернется. Суровый, зрелый воин видел свет. Не столь печалится он в сорок лет О детях, о жене своей, о доме, Не предается сладостной истоме. А юноша нетерпелив, горяч, Он весь в плену обманчивых удач, Отходчив он, не накопил он гнева, Нет у него ни дома, ни посева, Нет ни детей, ни любящей жены, Он не прельщен добычами войны. Победа улыбается дружине, — Он скачет, преисполненный гордыни, Победа улыбается врагу, — Бежит и меч бросает на бегу. Поступки неразумные творит он Затем, что жизнью разум не испытан». Услышав речь Бахрама, властелин Расцвел от счастья, как цветы долин. Сказал ему: «Иди, надень доспехи И покажи двору твои успехи». Бахрам склонился пред царем, затем Потребовал кушак, румийский шлем, В военные одежды облачился, И скакуна, что в битвах отличился, Одел железным панцирем Бахрам, Аркан к седельным привязал ремням, Построил рать на площади открытой. Ормузд на площадь поскакал со свитой. Бахрам подъехал на гнедом коне, В румийском шлеме, с палицей, в броне, И попросил у шаха разрешенья Начать перед походом упражненья. Шах осчастливил войско похвалой. Он видел: каждый всадник удалой Владеет с ловкостью мечом и луком, Обучен трудным воинским наукам. Велел он знамя передать бойцам. Скакал под этим знаменем Рустам, То знамя реяло над полем боя, Явив дракона тело голубое. Вручил его Бахраму шахиншах И молвил так, с улыбкой на устах: «Мой благородный, многомощный воин! Ты будь Рустама знамени достоин, Душою чист, в бою неукротим, — Клянусь, — Рустамом станешь ты вторым!» Приняв благоговейно это знамя, Прославленное смелыми сынами, Воздал хвалу властителю Бахрам. На этом смотр окончился бойцам. Взвилось дракона голубое тело, Все разошлись, и площадь опустела.

Глава четвертая

Бахрам отправляется на битву с Совашахом

Когда блеснула из-за гор заря, Как щит героя издали горя, Пришел военачальник к властелину, Сказал: «Сейчас в поход я войско двину, Но в ком найду опору в трудный миг? Я только милостью твоей велик, Я прибыл, твоему послушный кличу, Ничем иным себя не возвеличу. Мне нужен опытный, ученый муж, Притом, чтоб не был он из робких душ». Сказал Ормузд: «Возьми писца Мехрана. Ступай, да будет жизнь твоя сохранна». Двенадцать тысяч двинулись на рать, Чтобы врага настичь и покарать, А впереди скакал, как лев бесстрашен, Бахрам, защита городов и пашен. На поле боя полетел храбрец, — Вернулся миродержец во дворец. Решил с визирем он вступить в беседу, И так он молвил своему мобеду: «Он победит и станет знаменит. Скажи, а что потом он совершит? Визирь, на мой вопрос ответствуй прямо!» Сказал мобед: «О шах! Бойцы Бахрама Противника осилят на войне, И ты победу заслужил вполне, Но в день победы бойся полководца: Бахрам от шахиншаха отвернется». Мобед явил царю отвагу льва, Когда он эти вымолвил слова. Сказал Ормузд: «Ты клеветать не вправе, — Отраву прибавляешь ты к отраве! Перед Бахрамом буду я в долгу, Когда он учинит разгром врагу: Достоин будет он венца и трона! Я говорю, и слово непреклонно: Коль Совашаха победит храбрец, Я дам ему и царство, и венец!» Когда мобед слова царя услышал, Он закусил губу и молча вышел. Но горький яд сомнения познав, Покой утратил властелин держав. Велел он, чтобы тайн его хранитель Пришел к нему, и молвил повелитель: «Отправься ты к моим богатырям, И обо всем, что ты увидишь там, Мне сообщи. Помчись, как вихрь крылатый!» И поскакал к Бахраму соглядатай. А воевода войско вел в поход, Без остановки двигаясь вперед… Неся бараньи головы в корзине, Торговец показался на равнине. К нему подъехал вождь иранских сил, Внезапно скакуна остановил, — Дивились всадники его деянью, — И пикой голову проткнув баранью, Он пику повернул наискосок, И голову отбросил на песок, Потом сказал, погнав коня гнедого: «Друзья, глядите, как сдержу я слово, — Вот так же с Совашахом поступлю, Я голову злодею отрублю И брошу перед ратью на равнину, И рать его, как буря, опрокину!» Воскликнул соглядатай, потрясен: «Воссядет этот муж на шахский трон, И черствым станет сердце полководца, И он от шахиншаха отвернется…» О том, что видел, рассказал мудрец, Когда вернулся к шаху во дворец. Известием таким ошеломленный, Ормузд увял, как вянет лист зеленый. Властителя согнула скорбь в дугу. К себе позвал он юного слугу, Сказал: «Достигни войска на дороге, Бахраму передай приказ мой строгий: «Остановись и дальше не скачи. Наступит ночь, — вернись ко мне в ночи. Останешься со мной наедине ты: Мне вспомнились полезные советы, О многом я с тобой поговорю». И прибыл юноша к богатырю, И передал ему приказ владыки. Сказал Бахрам: «Ответствуй: «Шах великий! Кто возвращает рать свою с пути? Несчастье может с ней произойти! Дурное это предзнаменованье, А враг придет в восторг и ликованье. Я возвращусь, победу одержав, — Да воссияет властелин держав». Гонец Ормузда прискакал с ответом, И сердце шаха озарилось светом: Исполнен радостного торжества, Презрел он соглядатая слова. Бахрам, когда сгустилась мгла ночная, Повел дружины, бога призывая. Когда вступило войско в Хузестан, Привал устроил богатырский стан. С мешком соломы, чувствуя усталость, Среди бойцов старуха пробиралась. Подъехал воин к ней, купил мешок, Но денег ей не заплатил седок. Пришла к Бахраму женщина седая И о мешке поведала, рыдая: «Солому я несла бойцам твоим, — Богатством не владела я другим, Но всадник, на котором шлем богатый, Забрал мешок и скрылся от уплаты». Нашли тотчас же воина с мешком, К Бахраму привели его бегом. Бахрам пылал, как чистоты светильник! Сказал: «Нас опозорил ты, насильник! Не мни, что совершил ты малый грех: Я строго накажу тебя при всех». Был воин, в преступлении повинный, Мечом разрублен на две половины. Позорной казни предали бойца, И страх объял насильников сердца. Раздался полководца громкий голос: «Кто украдет соломинку иль колос, — Не жди пощады: подниму я меч, Чтоб надвое преступника рассечь. Нет места вору между храбрецами, Что обладают чистыми сердцами. Не соблазняйтесь вы чужим добром, За все платить должны вы серебром». Так молвил вождь воинственному стану. Рать поднялась и двинулась к Домгану И стала, наконец, на рубежах, Где ждал сраженья старый Совашах, Где войско турков было наготове, Где не смолкали гул и рев слоновий. А между тем в Иране шахиншах Томился, чувствуя тоску и страх. Когда спустилась полночь с небосвода, Ормузд позвал сановника Харрода. Сказал: «Я жить в тревоге не могу. Вооружись и поезжай к врагу. Возьми побольше ценностей и денег, Пусть враг подумает, что ты изменник. Узнай, какое войско с ним пришло, — Противников и силу, и число. Я западню расставлю супостату. Скачи по направлению к Герату. Бойцов Бахрама встретив на пути, Ты обо всем Бахрама извести, А с Совашахом будь лукав и сладок И войск его запомни ты порядок». К Герату поскакал Харрод Бурзин, Достиг седок бахрамовых дружин И обо всем он известил Бахрама, И к Совашаху путь направил прямо. Он прибыл в стан. Смотря по сторонам, Сокровищам дивился и слонам. Готово было все к суровой битве. Восславил Совашаха он в молитве, Когда к владыке он вступил в шатер, И был с владыкой сладок и хитер. Его не заподозрил враг в обмане, Веселье началось в туранском стане, И под покровом ночи, без преград, Бахрам привел богатырей в Герат, На берегу реки, в степи широкой, Свой стан разбил воитель быстроокий. Тогда туранских войск дозор ночной Увидел, поскакав степной тропой, Нежданные дружины за рекою, И к Совашаху полетел стрелою. Донес: «Большая рать стоит в степях». Задумался глубоко Совашах, Нахмурился, велел позвать иранца, Обрушил сильный гнев на чужестранца. Сказал ему: «Будь проклят, Ахриман, Увы, теперь я понял твой обман! Ужель с высот не видел ты низины? Ужель про эти ты не знал дружины? Ты прибыл от Ормузда на коне, Он хочет западню расставить мне. Я понял: ночью воинство Ирана Проникло в степь Герата невозбранно». Спокойно отвечал Харрод Бурзин: «Ты гневаться не должен, властелин. Зачем бояться маломощной рати, Которая теперь стоит в Герате? Той рати полководец преходящ, И весь его народец — преходящ. Иль то Ормузда подданный ослушный Пришел к тебе, о царь великодушный? Иль то вернулся из далеких стран Купцов вооруженных караван? Кто на тебя пойдет, себе на горе? Ни горы не поднимутся, ни море!» Сказал обрадованный Совашах: «Когда неправды нет в твоих словах, Так с пришлецом нежданным поступлю я: К нему вельможу храброго пошлю я, Узнаю, сколько войска с ним пришло, И что замыслил он — добро иль зло». Харрод вернулся в свой шатер богатый. Боялся он, что близок час расплаты, И вот, когда с горы спустилась ночь. От Совашаха убежал он прочь. А Совашах в то время вызвал сына. «Фагфур, — сказал он, — вот тебе дружина, Отправься ты к тому богатырю». И юноша, опередив зарю, Увидел утром воинство Ирана. Велел он всаднику: «Достигни стана, Спроси у воинов: чего хотят? И кто они? Зачем пришли в Герат? Зачем в степи свой стан они разбили?» И всадник полетел быстрее пыли, И, повторив царевича слова, Спросил он: «Кто над воинством глава? Кто богатырь, не ведающий страха? Фагфур — глаза и сердце Совашаха — С ним хочет встретиться наедине!» Помчался караульщик на коне, Бахраму рассказал о том, что слышал. Воитель из шатра, сияя, вышел, К царевичу направился верхом. Фагфур с ним поздоровался, потом Спросил: «Откуда ты, изгнанник знатный? Зачем в Герате стан разбил ты ратный? Я слышал, из Ирана ты бежал, Тебя твой повелитель обижал». Бахрам ответил: «Верен я Ирану, Вовеки с шахом враждовать не стану, Когда услышал правящий страной, Что Совашах идет на нас войной, Я был из Ардабеля вызван сразу И внял я шахиншахскому приказу: Сказал Ормузд: «Иди и победи, Дорогу Совашаху прегради Мечом, стрелою, палицей и пикой!..» Царевич возвратился юноликий, Пришел к отцу, вступил в его шатер И передал с Бахрамом разговор. Был этой вестью Совашах подавлен. Сказал: «Ормуздом был Харрод направлен!» Велел позвать иранца властелин, Но был ответ: «Бежал Харрод Бурзин». И Совашах сказал со вздохом сыну: «Дивлюсь: как удалось бежать Бурзину? Хотя большая рать пришла со мной, Увы, не бдителен дозор ночной!»

Глава пятая

Послание Совашаха Бахраму и ответ Бахрама

Затем к Бахраму Совашах отправил Посла, чтобы солгал он и слукавил: «Скажи: «Из-за того, что ты упрям, Не осрами себя теперь, Бахрам. У твоего царя — одно стремленье: Чтоб ты погиб, вступив со мной в сраженье. Тебе владыка приказал: «Иди, Дорогу Совашаху прегради!» Сего приказа понял ты коварство? С таким, как я, владыкой государства, Кто вздумает сраженье повести? Со мной, что гору встретив на пути, Слонов и воинов могучих двинет, И сразу эту гору опрокинет!» Бахрам не ждал такого хвастовства, Он смехом отвечал на те слова: «Когда желает втайне мой властитель, Чтобы в бою погиб его воитель, — Желанием подобным шахиншах Мой жалкий возвеличивает прах». Вернулся к Совашаху царедворец, Поведал то, что молвил ратоборец. К Бахраму вновь гонца послал Сова: «Скажи: «К чему нам громкие слова? Зачем приехал ты на поле боя? Проси у нас, что хочешь, и любое Исполню я желание твое. Пришли с гонцом послание свое». Сказал гонец: «Сломи свое упорство. Знай: от тебя не требует покорства Владыка, доброю ведом звездой, — Лишь тайну сердца ты ему открой». «Тот не торгуется, кто жаждет мира, — Гласил ответ. — Когда с владыкой мира Ты вправду хочешь заключить союз, — Желанным гостем будешь ты, клянусь, Почетным гостем будешь ты в Иране, Достигнешь исполнения желаний. Твоих бойцов я щедро одарю, Вручу я каждому богатырю Серебряную, золотую чашу, Вельмож я кушаками опояшу. Мой шах, желая друга обрести, С тобою встретится на полпути, Ты будешь принят им достойно сану, Когда вражды не выкажешь Ирану. Но если ты с войной пришел сюда, То знай: погнал ты утлые суда, В сражение вступил себе на горе, — Чудовище тебя проглотит в море. В степях Герата гибель ты найдешь, Своих бойцов погубишь и вельмож, А если повернешься к нам спиною, Разверзнется земля перед тобою, А в спину будут бить и дождь, и град, — Навряд ли возвратишься ты назад». Услышал Совашах слова Бахрама, И от обиды вспыхнул он и срама, Не думал он, что воин так суров, Похолодел от тех холодных слов. Сказал гонцу: «К нему помчись ты снова, Пусть черный див мое услышит слово: «Ты в этой не прославишься войне, И пользы никакой не будет мне, Когда тебя в сраженьи уничтожу. Хотя ты корчишь знатного вельможу, — Как твой властитель предо мной — ничто, — Пред худшим ты моим слугой — ничто! Но если, низкий, гордость ты отбросишь, Но если милости моей попросишь, Возвышу я тебя над всем двором, Несчетным одарю тебя добром, Тебя, как венценосца, опояшу, Оружием твоих бойцов украшу». Бахрам ответствовал гонцу: «Ступай, И вот что Совашаху передай: «Пусть в низости я должен был родиться, — Той низости мне нечего стыдиться. Ормузд, всю низость увидав твою, С тобой стыдится встретиться в бою, Но я хочу войны, хотя я низок, И помни: твой конец позорный близок. Тебя мой правый покарает меч, И голову твою снесу я с плеч, Но своего копья не обесславлю: Ормузду голову твою отправлю, Я на копье не подниму ее, Дабы не опозорилось копье. Узнай: тогда лишь низость совершу я, Когда тебя, ничтожного, прощу я. Теперь у нас один язык: война, Теперь тебе погибель суждена. Дракон на знамени иранском вышит, — Огнем он пышет, ненавистью дышит. Мне шлем и голова твоя нужны: То будут моего меча ножны!» Гонец, жестокое услышав слово, Вернулся к своему владыке снова. То слово Совашаха обожгло, Разгневанное поднял он чело.

Глава шестая

Бахрам Чубина и Совашах выводят свои войска на битву

Главы Турана клич раздался бранный. Повсюду загремели барабаны, Повсюду пыли выросли столбы, Повсюду поднимался звук трубы. Узнав, что двинул войско враг опасный, Что степь от пыли стала желто-красной, Отвагой препоясался Бахрам, Сесть на коней велел богатырям. Он пеших лучников вперед направил, А меченосцев по бокам поставил, Имея крепость за своей спиной… Сказал бы ты: весь мир одет броней! Стояла стройно каждая дружина, Бойцы слились, казалось, воедино. Была Герата крепость — позади, Была врага свирепость — впереди. Обозревал противник поле брани. Увидел Совашах в иранском стане Единодушие, порядок, строй, И крепость за бахрамовой спиной. А войско турков, со слонами вместе, Скопилось в тесном, неудобном месте. Своим воителям сказал он так: «Герата крепость занял хитрый враг, Он рать свою поставил нам на горе, Стесниться нас заставил в междугорье» Построил Совашах свои войска. Взметнулись тучи пыли и песка, И заклубился воздух мутно-синий. Построил сорок тысяч в середине Храбрейших копьеносцев и стрелков, Сильнейших меченосцев-седоков, И справа — сорок тысяч самых смелых, И слева — сорок тысяч мощнотелых, И сорок тысяч всадников в тылу. Еще прибавим к этому числу И запасные грозные дружины, Заполнившие узкие лощины, А впереди военные слоны Стояли наподобие стены, Бойцам Ирана преградив дорогу. Но Совашах был погружен в тревогу, Предчувствуя, что час его пришел, Что будет втоптан в прах его престол. И озирая тесное пространство, Он проклинал судьбы непостоянство.

Глава седьмая

Новое послание Совашаха Бахраму и ответ Бахрама

Опять отправил Совашах гонца, Гератца родом, хитрого лжеца, Который мог грозить и улыбаться. Вот что Бахрам услышал от гератца: «Шах говорит: «Погибнешь ты, Бахрам, Не вняв моим советам и словам. Ты вышел против двух владык державных, Не знающих себе на свете равных. Они горят, как солнце над землей: Я — первый, Пармуда, мой сын, — второй. Мои войска густы, как лес дремучий, И хлынули б, как дождь из вешней тучи, Потоки слез твоих из гордых глаз, Когда б узнал ты их число сейчас. Мои гаремы и дворцы несметны, Их ни один не сосчитает смертный. Моих

слонов, моих коней число Тебя бы в изумленье привело. И если б горы двинулись и реки, То не сумели б унести вовеки Мое добро, оружие, казну И гнев, с которым начал я войну. Властители держав, царей потомки, Чьих предков имена поныне громки, Все, кроме твоего, цари земли Меня владыкой мира нарекли. Все венценосцы предо мной ничтожны, Для них мои законы непреложны. Дороги не найдут и муравьи, Когда я выставлю войска свои: Кто на меня в Иране и Туране Пойдет войной, тот обречен заране. Мои войска, едва вступив в Герат, Растянутся до Тайсакунских врат. Не хватит войск, — число их увеличу, И весь Иран им посулю в добычу. Не ценишь и не любишь ты себя, Иль ценишь ложь — и губишь ты себя. Тебя властитель обмануть решился, Иль, может быть, рассудка лжец лишился. Добро ты должен отличить от зла, Чтобы творить разумные дела. Открытый нрав не путай с лицемерьем. Страшись войны, приди ко мне с доверьем, Я приобщу тебя к своим трудам, Тебе я в жены дочь свою отдам, Престол тебе вручу я и державу, И венценосцем станешь ты по праву. Могуществом ты будешь осиян: Я во владенье дам тебе Иран, Когда я шахиншаха обезглавлю, Когда же в Рум опять войска направлю, Я дам тебе румийскую страну, Ее сокровища, ее казну. Я потому твою возвышу славу, Что ты, Бахрам, пришелся мне по нраву, Знаток войны, ты витязь и мудрец, Был храбрым полководцем твой отец. Поверь: слова мои — не украшенье, А ты осмелился пойти в сраженье, А ты решил со мною воевать, Беспомощную возглавляя рать! Но если ты, безумец, жаждешь брани, — Не жди ты больше от меня посланий». Бахрам ни разу не прервал гонца, И, выслушав посланье до конца, В ответ суровое нашел он слово: «Властителя болтливого, пустого, Коварного и злого хитреца Не уважают смелые сердца. Внимал я, к роковой готовясь встрече, И нынешней твоей, и прежней речи, И понял ясно, что тебе, Сова, Недорого обходятся слова. Но силу только тот в словах находит, Чье царство и величие проходит. Я слышал, возмущаясь, речь твою. Во-первых, тем, что ты сказал: «Убью Ормузда, и возьмешь Иран в добычу…» О дервише тебе напомню притчу: Он из селенья выгнан с криком был, А хвастался: «Я там великим был…» Двух суток не пройдет, когда мгновенно Так повернется колесо вселенной, Что голову твою я отрублю И шахиншаху в дар ее пошлю. Еще слова ты говорил о славе, О дочери, о войске, о державе, О том, что жалуешь меня страной, Что будет дочь твоя моей женой. Когда я слушал слов твоих начало, В которых мне хвала твоя звучала, Я думал, что ты знаешь в людях толк: В конце ты мне велишь нарушить долг. Не ожидал я этого обмана, А ты, позарясь на престол Ирана, Мне посулил и царство, и венец, И дочь свою, и царский свой дворец… Нет, моего не оскверняй ты слуха! Кинжалом твоего достигнув уха, Я голову твою отброшу прочь, Тогда себе твою возьму я дочь! Еще сказал ты: счета нет коронам, Войскам твоим и странам покорённым, При этом мне припомнились слова, — Их воин говорил с отвагой льва: «К воде быстрей воды бежит собака, Минует воду второпях, однако». Свернул ты с благородного пути, Когда решил на нас войной пойти, Но ты мои почувствуешь удары, Насильник, не укроешься от кары. «Мой раб гораздо более велик, — Так ты сказал, — чем тысячи владык. Покорны мне все крепости вселенной», — Так ты сказал, свидетель — мир нетленный. Но знаешь сам, что множество путей Ведут к воротам этих крепостей, По тем путям проходит простолюдин, И царь, и богатырь, чей жребий труден. В ворота тщетно будешь ты стучать: На них твоей погибели печать. Когда меня в свои вельможи прочишь, Ты этим имя лишь мое порочишь, Но силу моего меча познав, Забудешь ты свой милостивый нрав, А сам найдешь ты мир, стремясь к покою, Лишь под моей высокою рукою. Тот путь, которым ты пошел — ничто! Твои войска и твой престол — ничто! Ты в трепете смиришься предо мною, Когда свои дружины я построю. Ты — лжец, хотя царем себя зовешь, Но никогда не побеждает ложь… Еще сказал ты, что меня ты ценишь, В броню военачальника оденешь, — Но я уже сейчас достиг высот, Мой властелин мне оказал почет. К тебе пришел я, властью наделенный И знаменем Рустама осененный. Даю тебе, Сова, трехдневный срок, А в третий вечер протрубит мой рог: Тебя своим кинжалом обезглавлю И голову твою в Иран отправлю!» Ответ услышав, пожелтел посол, В отчаянье обратно он пришел. Стал Совашах мрачнее черной ночи: Дорога к смерти сделалась короче. Сказал Фагфур: «Ничтожна вражья рать, Зачем же убиваться и рыдать?» Он приказал, чтоб всадников сзывала На бой бряцающая медь кимвала, Чтобы колоколов индийский звон Был горным эхом гордо повторен, Чтоб громко барабаны загремели, Чтоб небеса от страха почернели. Построил войско молодой храбрец, — Задумчиво сказал ему отец: «Избранник смелых, младший сын мой милый, Развей пришельцев завтра грозной силой…» Сложили всадники свои шатры, В вечернем мраке вспыхнули костры, И стиснутое горными грядами, Простерлось полчище двумя рядами. В шатре Бахрама собран был совет. Что принесет воителям рассвет? Уснули турки, прекратились клики, Мир сделался ненужным для владыки.

Глава восьмая

Бахрам видит сон и вступает на заре в бой с Совашахом; смерть Совашаха

Уснул Бахрам, но дума о войне Не улеглась; увидел он во сне: Полки Турана движутся лавиной, Они сражаются с отвагой львиной, И полностью его разбита рать, И сам он пешим вынужден бежать, И друга нет ни спереди, ни сзади, И тщетно он взывает о пощаде… Проснулся он печален, удручен, Но скрыл он ото всех тяжелый сон. Бахрам, одевшись, ночь провел в тревоге. Вдруг топот он услышал на дороге: То прискакал Харрод Бурзин верхом, От Совашаха убежав тайком. Сказал Бахраму: «Где твоя охрана? Иль ты силков не видишь Ахримана? Храни бойцов по долгу главаря, Их души не растрачивай ты зря. Достоин будь высокого удела: Великое начнешь ты завтра дело!» Бахрам — в ответ: «В твоем роду, скажи, Ужели все такие же мужи? Все, видно, промышляют рыбной ловлей, Зимой и летом заняты торговлей. И ты закидываешь в лужу сеть, — Тебе ли в бой лететь, мечом владеть? Увидишь ты, когда заря проснется, Достоин ли я званья полководца, Увидишь ты, как превратятся в прах И вражьи полчища, и Совашах!..» Вот на добычу солнце-лев стремится. Даль побелела, как лицо румийца. Раздался гром трубы и гул копыт, — И под копытами земля кипит. Военачальник, с палицей и в шлеме, Промчался перед воинами всеми. Изадгушасп на поле вывел свой Трехтысячный отряд передовой. Скакун его подобен был плотине, Что преграждает путь речной стремнине. Средину возглавлял Ялонсина. За ним — упорна, опытна, сильна, Главой Кундогушаспа называя, Дружина возвышалась тыловая. Сжигал траву Кундогушаспа конь, — Он высекал копытами огонь… С рядов передних клич раздался бранный: «Золотошлемные мужи Ирана! Того, кто побежит спиной к врагу, Я обезглавлю, а потом сожгу». И, как судьба, неотвратимый, строгий, Закрыл он к отступленью две дороги, — Велел он к бегству преградить пути, Чтоб смерть или победу обрести. Писец Мехран предстал пред исполином. Сказал ему: «Поверь моим сединам, — Да будет в битве бдителен твой взор: Не видно ни земли, ни рек, ни гор Под меченосным воинством Турана!» Разгневался воитель на Мехрана, Сказал: «О ты, нечистый враг добра, Слуга чернил, бумаги и пера! Кто заставлял тебя, писака хилый, Подсчитывать дружин туранских силы?» К Харроду прибежав, сказал Мехран: «Бахрам нечистым духом обуян!» И оба старца прикусили губы: Сановникам сражения не любы. Они бы прочь бежали поскорей, Но трепетали пред царем царей. Они на холм взобрались перед строем, Чтоб легче было наблюдать за боем, И за Бахрамом пристально следя, Они уставились на шлем вождя. Разгневанный Бахрам, вступая в битву, На поле боя произнес молитву. Он восклицал, сердца воспламенив: «Творец, ты видишь: враг несправедлив. Ужели я ничтожней Совашаха? Избавь же душу ты мою от страха, Даруй же радость войску моему, — И я тогда с восторгом смерть приму. Даруй добру желанную победу, И мир хвалу тогда воздаст Изеду». Так восклицая, сел Бахрам в седло, И стало на душе его светло. Взмахнул он палицей бычьеголовой, К великому сражению готовый. А Совашах сказал войскам: «Теперь Должны вести вы битву без потерь, Вам надобно прибегнуть к чародеям. Иначе мы врага не одолеем». И чародеи занялись волшбой. И вспыхнул пламень желто-голубой. Верхом на льве скакал волшебник старый, Творил свои испытанные чары, В одной руке — змея, в другой — дракон… Был каждый конь и всадник превращен В источник пламени буйноязыкий, Огонь метали палицы и пики, Гоняя тучу, ветер налетел, И туча разразилась ливнем стрел. Сказал Бахрам: «О воины Ирана, Не бойтесь чародейного обмана, Противник не спасет себя волшбой, Бросайтесь в правом гневе в правый бой!» Степь огласилась гулом одобренья, Воители возжаждали сраженья. Увидел Совашах, что ничего Не могут дать обман и колдовство, Увидел, что Бахрам вперед несется, Что рать не отстает от полководца. Бахрам ворвался в левое крыло И смял бойцов великое число. Как в стадо волк, ворвался в середину, Погнал назад туранскую лавину. Увидел он трех трусов-беглецов, Свалил одним ударом трех бойцов, Сказав: «Отвергли чести вы обычай!» Он палицею с головою бычьей Врагов рассеял правое крыло, Чье знамя под ноги ему легло, Он разделил туранцев на три части, — Так воеводы бодрствовало счастье. Тут Совашаха загремел приказ: «Слонов на поле выведем сейчас, Нам нужно войском двинуться огромным, Чтоб мир Бахраму показался темным!» Увидев издали слонов, Бахрам Сказал, взволнованный, богатырям: «Мужи, пусть нам сопутствует удача! Мы тетиву натянем в луках Чача, Стрелою, кровожадным ли копьем, — Слоновью стену все-таки пробьем. Поклявшись венценосцем и владыкой И богатырской храбростью великой, Над головою поднимите щит, Пусть ваша сталь противника разит, Пусть не страшат вас хоботы и бивни, Пусть ваши стрелы падают, как ливни!» Бахрам помчался в бой, подобный льву, Натягивая лука тетиву, Уподобляя лук весенней туче. За ним скакал его отряд могучий. В цель попадала каждая стрела, Из хоботов слоновьих кровь текла, Земля насытилась горячей кровью, — Пила и человечью, и слоновью. Был слон-вожак безумьем обуян От сотен острых стрел и жгучих ран. На произвол судьбы он бросил стадо, — Рассыпалась туранских войск ограда, Слоны помчались вслед за вожаком, Топча туранцев на пути своем. Ряды стальные сила их ломала, — В тот день погибло воинов немало. Усталая, измученная рать От стрел Бахрама устремилась вспять К подножию престола золотого, Сиявшего бойцам с холма крутого. На том престоле Совашах сидел. Искатель битвы проклял свой удел, Когда стальную он увидел гору, Что по степному двигалась простору: Все воины в пыли, и все мрачны, И топчут их безумные слоны. Заплакал он от страха и от срама, Сел на коня, спасаясь от Бахрама. Бахрам погнался беглецу вдогон, Иранцам крикнул, боем упоен: «Настигнуты враги судьбиной злою. Разите их мечом, копьем, стрелою, Сейчас врагам не до красивых слов, Все думы — о спасении голов. Разите же пришельцев посрамленных, Сперва стараясь уничтожить конных!» На холм крутой поднялся Чубина, За шахом вслед погнался Чубина, Помчался барсом по степи зеленой, Стрелу достал из стали закаленной, Четыре прикрепил стальных крыла. Потом, чтоб метко прянула стрела, Он богатырским натянул движеньем Свой гибкий лук, и отпустил с уменьем Он тетиву, рукой натер он лук. В изгибе лука треск раздался вдруг И завопил, казалось, лук из Чача, Но суждена была ему удача, — Свистя, взвилась пернатая стрела, Хребет Совы насквозь она прошла, И голова Совы склонилась долу: Пришел конец величью и престолу. В степной песок зарылась голова, Бесславно кончил жизнь свою Сова.

Туранцев ужаснула смерть владыки, И поднялись и стоны их, и крики. Сказал владыка новый, Пармуда: «Роптать не будем. Страшная беда Нам предначертана творцом небесным. Для войска поле оказалось тесным, Мы не сумели на врага напасть, — Десятая лишь воевала часть, И многие раздавлены камнями, И многие затоптаны слонами, Иные, обезглавлены, лежат, И среди них — Фагфур, мой младший брат. Бахрама счастье было недреманным, — Смиримся перед горем богоданным…» Бахрам ходил среди бойцов своих, Осматривая мертвых и живых. Закат, как кровь, пылал на небосклоне, С пустыми седлами блуждали кони. «Узнай, кто мертв из наших смельчаков, Каких оплакивать нам земляков: Возьми ты часть моих трудов печальных!» — Харрода попросил военачальник. Харрод заглядывал во все шатры В лощине, у подножия горы. Одной потерей был Харрод расстроен: Исчез отважный, родовитый воин, Из тех людей, чей предок — Сиавуш, Бахрамом назывался этот муж. Хотя Харрод искал его упрямо, Пришел он к полководцу без Бахрама. Бахрам был этой вестью огорчен. «Ушел от нас храбрец!» — воскликнул он. Недолго тосковал он о потере: Тот появился, словно ключ от двери! Туранца пленного привел смельчак, И злобою пылал плененный враг. Сказал Бахрам Бахраму: «Соименник, Живи и здравствуй вечно! Кто твой пленник?» Потом туранцу крикнул он: «Изгой, Исчадье адово, — кто ты такой, Откуда, каковы твои занятья? Тебя теперь твои оплачут братья!» Туранец отвечал: «Я — чародей, Я ни врагов не знаю, ни друзей, Тому, кто воинов ведет в сраженье, Я помогаю в трудное мгновенье. На храбрецов я навеваю сны, Чтоб души были их потрясены. Ведь это я в тебе тоску посеял, — Я на тебя тот сон дурной навеял. Способен и на большее мой дар: Я — обладатель дивных, сильных чар. Постиг войска Турана жребий черный, И на ветер пошел мой труд упорный. Но если пощадишь ты жизнь мою, Тебе я буду помогать в бою». Воитель погрузился в размышленья. «А вдруг, — Бахрам подумал, — в день сраженья И впрямь смогу я отвратить беду, Когда я в нем помощника найду? Но Совашаху не помог, однако, Колдун, идущий по дороге мрака! Нам благо от всевышнего дано, Иначе не пришло бы к нам оно». Велел он обезглавить чародея, Встал и воскликнул, к свету тяготея: «Творец, великий в счастье и грозе, Блажен идущий по твоей стезе. Все — от тебя: тоска и наслажденье, Восторг и стыд, величье и паденье!» Сказал военачальнику писец: «О богатырь, отваги образец, Ты стал оградой городов Ирана, Тобой держава наша осиянна, Тобой возвышен царственный престол, Ты — вождь и от вождей произошел, Да славит благодарственное слово Ту мать, что сына родила такого!» Простых и знатных отпустил Бахрам, И разошлись иранцы по шатрам.

Глава девятая

Бахрам извещает Ормузда о победе и посылает ему голову Совашаха; ответ Ормузда

Мир отдохнул от грохота кимвала, Сошло эбеновое покрывало, Корабль рассвета выплыл из воды Сны кончились и начались труды. Бахрам велел друзьям и приближенным: «Ступайте вы к поверженным знаменам. Одних врагов да пощадит ваш меч, Другим должны вы головы отсечь: Сюда знамена и рабов доставьте, Вельмож и венценосцов обезглавьте». Затем призвал писца, чтоб шахиншах Узнал о многих радостных вещах: Что закружилось колесо вселенной, Что враг разбит коварный и надменный, Что прибегал он к хитрости, к волшбе, Но пораженье потерпел в борьбе, Что бились воины Ирана смело, Что сила их и доблесть — без предела. Когда Бахрам одобрил труд писца, Он выбрал расторопного гонца, Сказал ему: «Знамена вражьей рати, А также головы туранской знати — И Совашаха, и его вельмож — С моим посланьем шаху отвезешь». Когда в Туране стало все известно, — Раздался плач великий повсеместно. Ни есть, ни спать вельможи не могли, — Глаза в слезах, а головы в пыли. Дыханье шаха Пармуды стеснилось, Кровь сердца по его щекам струилась. Он сбросил с головы своей венец, Сановников призвал он во дворец. Спросил их в удивленье и печали: «Неисчислимой ратью мы стояли, Зачем же мы не бились до конца, Иль струсили воители отца?» Так отвечал один мудрец вельможный: «Мы рать противника сочли ничтожной, А между тем Бахраму равных нет, Такого храбреца не видел свет. Их не было и сотой нашей части, Но помогли иранцам бог и счастье». От этой речи Пармуда поник, И пожелтел его печальный лик. Велел он выступить своим дружинам, Повел их по ущельям и долинам, — Пришли к Джейхуну грозные ряды Стотысячного войска Пармуды. А в это время, знатью окруженный, Сидел Ормузд, в тревогу погруженный. Он говорил: «О горе, горе нам, Известий во дворец не шлет Бахрам, А он уже воюет две недели. Что скажете вы мне об этом деле, Не проиграл ли битву богатырь?» Едва замолк, вошел к нему визирь. Владыку осчастливил он известьем: «О шах, живи под радостным созвездьем, Одержана победа над Совой, Бахрам увенчан славой боевой!» Тотчас был призван вестник благодати, Он место получил повыше знати, Шах расспросил его, при всем дворе, О войске, о вожде-богатыре Сказал гонец: «О государь вселенной, Победой кончен бой благословенный, Сова лежит в пыли без головы, Фагфур зарублен — младший сын Совы. Воздеты обе головы на пики, — На них глядит весь город твой великий». И встал властитель с радостным лицом, И стан прямой согнул перед творцом. Сказал: «Создатель солнца, славы звездной! Уже борьбу считал я бесполезной, К тебе взывал я, о податель благ, И вот повержен мой заклятый враг. То сделали не рать, не воевода, — То нам помог всевышний с небосвода!» Он приказал сокровища раздать, Диргемы из казны своей достать, — Сто тысяч насчитал казнохранитель, — Их шахиншаху завещал родитель. Паломникам одну вручил он треть И дервишам, чтоб наслаждались впредь. Огнепоклонникам вручил другую, Сказав жрецу: «Сокровища дарую Я в честь огня — святыни всех святынь!» На здания для путников пустынь Истратил третью часть отцовских денег, Чтоб радовались гость и соплеменник. Затем велел он письма разослать, Уведомить священников и знать, И каждый город, и удел, и область, Что выказал Бахрам в сраженьи доблесть, Что Совашаху голову отсек И славою покрыл себя навек. Ормузд провел в молитве две недели. Когда лучи рассвета заблестели Над башнями высокого дворца, Шах пригласил бахрамова гонца. Победы вестника лаская взглядом, Он усадил его с собою рядом. Призвав столпов державы на совет, Велел Бахраму написать ответ. Так позаботился он о Бахраме: Он щедро одарил его дарами, Серебряный престол ему послал, И написать указ он пожелал, А в том указе дал ему немало: Всю землю от Барака до Хайтала. Бахраму волю он изрек свою: «Сокровища, добытые в бою, Раздай бойцам, воюющим без страха, А мне пришли убранство Совашаха. Затем иди на битву с Пармудой, Заставь его смириться предо мной!» Шах наградил гонца конем отменным, А также одеяньем драгоценным. Ликуя, выслушал гонца Бахрам. Добычу он раздал богатырям, Сокровищ Совашаха не убавил, Он во дворец Ормузда их отправил, — Велел вручить владыке целиком, А сам пошел на новый бой с врагом.

Глава десятая

Победа Бахрама над Пармудой, сыном Совашаха, а также о том, как укрылся Пармуда в крепости Овоза

Узнав, что двинулся Бахрам в сраженье, Такое принял Пармуда решенье: Найти приют в твердыне Овоза, — Ей не страшна военная гроза, Она любые выдержит удары! Укрыл он в ней диргемы и динары, Алмазы, жемчуга и серебро, — Все унаследованное добро. Вот он Джейхун оставил за собою, — Другая рать спешила также к бою, Чтоб выгодные рубежи занять. Так торопились та и эта рать, Что не могли ни разу стать на отдых. От Балха в двух недолгих переходах Друг против друга выросли стеной. Меж ними, в два фарсанга шириной, Зеленая долина простиралась: Для битвы много места оказалось… Бахрам наутро подскакал к врагам: Их силы оценить спешил Бахрам. И Пармуда проснулся утром рано, Чтобы взглянуть на воинов Ирана. Сказал он войску, горем обуян: «Им покровительствует Ахриман И гневен их могучий воевода, — Достиг он головою небосвода, Под скакуном его гнедым бурля, В кровь превратилась черная земля! В помощники возьму я мглу ночную, Из сердца вырву страх и бой начну я». Вернулся Пармуда к себе в шатер. Задумчив был его печальный взор. Он мыслил: «Вражью рать разбить мне трудно: Я знаю, что она немноголюдна, Но состоит из гордых удальцов, Отборных и упорных храбрецов. Колючками покажутся им пики, Бахрам ведет их — витязь грозноликий, Он Совашаха поломал хребет, Пьянит его хмельная кровь побед. Пусть мне в бою поможет вседержитель, — За кровь отца ответит мне воитель!..» Бахрам собрался выступить вперед, Но так ему промолвил звездочет: «Когда ты хочешь одержать победу, Не начинай, Бахрам, сраженья в среду, Не то с тобой произойдет беда!..» Настала светозарная среда. Между двумя войсками, посредине, Высокий сад благоухал в долине. «Пойдем сегодня в сад, — сказал Бахрам, — Весельям предадимся и пирам». Устлали сад богатыми коврами, — Земными их украсили дарами, Позвали музыкантов и певцов, Наполнил кравчий кубки храбрецов. Бахрам до поздней ночи веселился. Ночной дозор к властителю явился, Обрадовал известьем Пармуду: «Противник развлекается в саду». Из своего воинственного стана Шесть тысяч отобрал глава Турана, Чтоб окружили сад со всех сторон, Чтоб ночью взяли недруга в полон. Бахрам, узнав о замысле опасном, Велел певцам замолкнуть сладкогласным, Ялонсине сказал он: «Топором В ограде сада сделай ты пролом». Так выехали воины из сада. Бахрам помчался во главе отряда. Ночную тьму он разбудил трубой, С туранскою дружиной начал бой. Другой отряд вступил в сраженье вскоре: Он прорубил вторую брешь в заборе. Бахрам разил врагов стрелой, мечом, Замахивался спьяну кирпичом. Немногие спаслись от исполина. Вином разгоряченная дружина От крови крепче захмелела там. Стучали палицы по головам, Как будто молоты по наковальням, И гром и звон текли к просторам дальним. До самой ставки шаха Пармуды Вели в ночи кровавые следы, Валялись обезглавленные трупы И лошадей отрубленные крупы. Когда Бахрам вступил под сень шатра, Решил он, что не нужно ждать утра, И только ночь достигла половины, Он в бой ночной повел свои дружины. Он бдительность разведки обманул, Его заметил поздно караул, И вот раздался гром трубы нежданно, И повскакали с мест бойцы Турана. Так заревели турки, ошалев, Что вздрогнул бы от рева лютый лев! Внезапно битва началась ночная. Скакали недруги, не понимая, Где правое, где левое крыло, Кромешной тьмою степь заволокло. От крови камни рдели, как кораллы, Огонь взметали острые кинжалы, Огонь взметали быстрые мечи. Земля и воздух вспыхнули в ночи. Разбитый враг в сумятице метался, — Из турков мало кто в живых остался. Когда же ночь приподняла подол, Когда на землю свет зари сошел, Бахрам к туранским прискакал дружинам И огласил долину ревом львиным: «Ты обратился в бегство, Пармуда, Не ведая ни срама, ни стыда! Ты, Пармуда, ребенок, а не воин, Средь воинов скакать ты недостоин, Припал ты к материнскому соску, — Тебе ль стрелять из лука на скаку?» Ответил шах: «О жадный лев, доколе Ты будешь биться на кровавом поле? День битвы напоила наша кровь, Зачем же кровь пролить ты хочешь вновь? Своей победой вправе ты гордиться. Иль мало тебе крови, кровопийца? Такую крепкую разбил ты рать, — Чего же можешь ты еще желать? Представь, что ты рассек меня с размаха, — Последнего потомка Совашаха: Хотя вольны туранские сыны, — Для смерти, не для воли, рождены. Но смерть моя — тебе какая прибыль? Что принесет тебе моя погибель? Пожить еще мне в мире дай земном, Твоим прощенным стану я рабом. Я убегу — за мной бежать не вздумай: Меня настигнет только рок угрюмый. Но если я, оружие сложив, Паду перед тобой, ни мертв, ни жив, — Не будь жесток и позабудь о мщеньи: Не в этом человека назначенье. Позволь теперь вернуться мне к шатру. Поверь, что мирный путь я изберу, И своего не унижая сана, Посланье напишу царю Ирана. Когда Ормузд окажет милость мне, Подаст мне руку в грозной сей войне, Мечты о царствованьи я отрину, Рабом покорным буду властелину. С войной пришли мы, — пусть наступит мир, Пусть эта битва превратится в пир». Бахрам внимал туранцу с нетерпеньем И думал: «Не обманешь хитрым пеньем!» Он отвернулся от таких речей, Воскликнув: «Хорошо поет злодей!» И только рать вкусила отдых краткий, Он вновь построил мощные порядки, Он ринулся, как лев, на Пармуду, Он разогнал туранскую орду. Иранцы на конях скакали статных, Туранцев обезглавливали знатных И складывали в кучу их тела. Гора из трупов на земле росла, И к той горе, добытое в сраженье, Иранцы принесли вооруженье: Бойцы Бахрама возвели ее, «Горой Бахрама» нарекли ее! К Ормузду был гонец отправлен с вестью: «Явился Пармуда с великой местью, Не могут рать его обнять глаза, Укрылся он в твердыне Овоза И укрепил могучую твердыню. Он в ней засел, забыв свою гордыню, На возвышеньи горя и тоски, Вокруг — неисчислимые стрелки». Бахрам воскликнул: «Начата осада, Спешить на поле битвы нам не надо!» Он дал один отряд Ялонсине, Велел помчаться к южной стороне, Другой отряд Изадгушасп возглавил И к северу своих бойцов направил. «Всех обезглавьте на своем пути, Пусть Пармуда томится взаперти, — Сказал Бахрам, — быть может, в степь он выйдет, Когда не степь, а кровь кругом увидит».