Сказание о пустыне
Шрифт:
…Тихо в саду. Веет прохладой от бассейна. Деревья даруют благословенную тень, в которой приятно расположиться, когда солнце встает в зените, и жизнь замирает.
— Как поживают мои племянники?
Шейх откидывается на спинку удобного кресла.
— Остались присматривать за соплеменниками… — улыбается кади, и немолодое лицо его разглаживается от морщин, а в глазах ярче вспыхивает огонь. — Старший не по годам мудр и чем-то напоминает мне твоего отца, а младший похож на меня. Проказник.
—
— Разве может быть иначе? — разводит руками сын песков. — Будь она чем-то недовольна, давно взяла бы саблю в руки.
Смеется кади, и вторит ему шейх, а затем оба замолкают… Легкий ветерок тревожит полуденный жар, обжигает лицо горячим воздухом пустыни.
— Пустыня меняется, — задумчив становится предводитель кочевников. — Она давно уже показывает свой характер, но в последние годы особенно сильно. Все больше моих братьев и сестер остаются в песках навсегда. Все меньше рождается детей…
— Мне жаль слышать это, друг мой, — хмурится правитель Аль-Хруса. — Народ пустыни также ценен, как и любой из Девяти Городов. Могу ли я чем-то помочь тебе?
— За этим я и пришел, — прямо встречает взгляд кади. — Среди моих соплеменников есть те, что желают изменить свою жизнь. Сделать ее оседлой. Но есть и те, кто желает следовать заветам предков. Я должен заботиться и о тех, и о других. И вот, о чем я хотел попросить тебя, друг мой… Народу песков непривычно жить в городе и подчиняться его законам, но если бы ты позволил части кочевников образовать стоянку у стен Сердца Пустыни, если бы дал им защиту в случае опасности и позволил беспрепятственно посещать город…
Молчит шейх, обдумывает просьбу и то, что последует за ней.
— Я могу дозволить твоим людям организовать стоянку и дарую им защиту, но они должны соблюдать законы Аль-Хруса, когда находятся в городе. Они смогут посещать его, как и любые торговцы, с рассвета и до заката. Но, если задержатся после закрытия ворот, должны будут ждать утра. Они не должны враждовать с жителями города. И в случае возникновения споров, мне нужен близкий тебе и доверенный человек, что сможет помочь твоим соплеменникам в суде.
Степенно кивает сын пустыни, принимая мудрость озвученных слов.
— Условия твои разумны, и мне есть, кого назначить главою для тех, кто останется здесь. Мой старший сын и твой племянник — Юрзуф. В нем нет моего дара, он глух к голосу песков и равнодушен к дороге, но, как я уже говорил, мудр не по годам. Он лучше других знает тонкости жизни в городе и сможет сделать так, чтобы люди его услышали, а тебе будет проще говорить с тем, в ком течет твоя кровь.
— Ты прав, друг мой. Юрзуф мудр, он унаследовал от отца его разум, но не характер… И для него — это благо.
Улыбаются правители, и тяжесть уходит с их плеч.
— Я знаю, что оставляю тебе большую ношу в заботе о моих соплеменниках, почтенный аль-Назир. И будь у меня иное решение, я не стал бы злоупотреблять нашей дружбой и теми узами, что связали наши
— К кому еще обратиться за помощью в сложное время, если не к другу? Тем более, к родственнику. Я понимаю, что ты не пришел бы ко мне без крайней нужды. И полагаю, что… разделение, наметившееся в народе пустыни, мучает тебя намного больше, чем ты хочешь показать…
Тяжело вздыхает кади, перебирает длинными пальцами четки из черного оникса.
— Наш мир меняется, друг мой. И не могу сказать, что перемены меня радуют. Скорее пугают. Я помню пустыню иной. Я помню Девять Городов иными. Я помню даже Башню Великого Звездочета, от которой остались лишь камни. И мне кажется, что время, отпущенное потомкам Девяти Братьев, уходит… — хмурится почтенный аль-Гуннаши. — Но, возможно, это лишь ворчание старика. А ведь когда-то мне казалось, что я никогда не постарею…
Тень набегает на лицо аль-Назира, а в глазах поселяется печаль.
— Мне тоже когда-то казалось, что отец мой будет жить вечно. Но вот уже десять лет, как его нет, и я правлю Аль-Хрусом. Но я все также помню пустыню, и то, как ты с отрядом пришел к нам перед самым рассветом. И спас нас от смерти. Не думай, что чем-то обязан мне, друг мой. Я лишь отдаю старые долги. И даю тебе слово, что пока в Сердце Пустыни есть Лев, договор наш будет нерушим.
Пристально смотрит на него кади и медленно кивает, принимая обещание…
…Долго длится день, но и ему приходит конец. Движется солнце к западу, и в лучах его белокаменная площадь выглядит иначе. На лицах собравшихся людей интерес смешивается с легким волнением и предвкушением. Рашид поднимается на возвышение, которое утром потерялось за массой собравшегося народа. Обводит взглядом площадь, находит меня и едва заметно кивает, прежде чем начать говорить:
— Почтенные господа города, как и простые его жители, давно осаждали меня просьбами и предложениями о том, как лучше почтить память моего отца. Чтобы след его навсегда остался запечатленным для потомков. И после долгих раздумий мы нашли решение, которое удовлетворит всех. Поэтому сегодня, в честь приезда наших дорогих гостей, дружбу с которыми также начал мой отец, почтенный Карим аль-Назир, мы хотим показать вам результат долгих трудов многих людей.
Он делает жест рабочим, которые стягивают полотно с постамента, установленного сегодня днем в центре площади, пока гости отдыхали с дороги. Стоит ткани упасть на белые камни, и сердце мое замирает…
…Каменный лев, лежащий на мраморной плите, выглядит живым. Фигура его массивна и величественна, взгляд грозен и устремлен вдаль, поверх голов собравшихся людей. И, кажется, что в любой момент зверь может вскочить и броситься на врагов. Но меж его передних лап скрывается хрупкий цветок на длинном стебле. И становится ясно, что грозный хищник охраняет его покой. Как и покой всех жителей города…