Сказания и повести о Куликовской битве

Лихачев Дмитрий Сергеевич

Великого Новгорода, литовские паны. В некоторых списках «Сказания о Мамаевом побоище» добавлены бояре ярославские и тверские.¹⁵⁵ Число погибших военачальников в разных источниках (и их редакциях) колеблется от 543 до 604. Если же иметь в виду составленный нами с учетом пропусков и дополнений и некоторого различия в цифрах сводный список потерь, то число павших составит от 697 до 873. Привлекая же наиболее правдоподобные цифры потерь, имеющиеся в «Задонщине» и Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», мы получим итог, приближающийся к 800.

В какой мере выведенное число отражает общую численность погибших в битве? Из источников европейского средневековья явствует, что руководителя мелкой тактической единицы — «копья» окружало несколько (три и более) человек. Один раз в «Сказании о Мамаевом побоище» упомянут такой отряд, состоящий из 10 воинов.¹⁵⁶ Учитывая, что численность мелких тактических единиц была непостоянной, а в Куликовской

битве она была больше обычной, можно допустить, что павшие в 1380 г. военачальники руководили 5000–8000 бойцов. Названные числа не равноценны общевойсковым потерям. Вряд ли во всех случаях будет точным утверждать, что смерть предводителя обязательно сопровождалась поголовным истреблением его окружения или, тем более, всего подразделения. Сопоставление вышедших из строя начальников и рядовых в нашем случае, думаю, не подчинено прямой зависимости. Из всего сказанного можно сделать следующие заключения. Судя по списку боярских потерь, они полностью или частично затронули не одну сотню мелких тактических единиц и тяжелейшим образом отразились на 20 главнейших ополчениях сражавшейся на Куликовом поле русской армии. Далее. Если верно соотношение 800 учтенных в списке бояр с 5000–8000 воинов, а непосредственно находившаяся на поле боя армия составляла, как можно предположить, не менее 40 000 (с обозными 50 000—60 000) человек, то доля «боярских» потерь составляла пятую или восьмую часть всего ее «офицерского» состава.

Приведенные выше расчеты, разумеется, гипотетичны и могут, пожалуй, измениться в сторону более значительных цифр. Источники называют число убитых с русской стороны на Куликовом поле от 253 000 до 360 000. Исчисления, что и говорить, фантастические и невероятно преувеличенные. Общая цифра русских потерь, если доверять В. Н. Татищеву, составляла 20 000 человек, то есть примерно треть всей армии. Некоторое подтверждение эти данные находят в том, что на поле боя 8 сентября 1380 г., как говорилось, погибла треть всех высших начальников. Каким бы ни было истинное число жертв Куликовского побоища, оно значительно сократило воинские силы страны. Летописец горестно записал: «.. оскуде бо отнюдь вся земля Рускаа воеводами ж слугами и всеми воиньствы и о сем велий страх бысть на всей земле Рустей».¹⁵⁷

Возвращаясь к характеристике Куликовской битвы, скажем о возвращении победителей. Нагруженная обозом с ранеными и сильно поредевшая русская армия 14 сентября, в день воздвижения креста, перешла Дон и 21 сентября прибыла в Коломну. 1 октября войскам была устроена торжественная встреча в Москве. Обратный путь, включая остановки в Коломне и с. Коломенском, занял около 11 дней, как и путь к Дону. Роспуск отрядов по домам происходил по мере приближения к Москве. По пути домой на некоторые из них нападали рязанцы и литовцы. Дмитрий Иванович хотел уже было послать рать на Олега Рязанского, но тот оставил свою столицу, а рязанские бояре приняли московских наместников. Едва ускакавший с Донского побоища Мамай стал собирать «остаточную» рать, чтобы «изгоном» вновь идти на Русскую землю, но сокрушенный ханом Тохтамышем бежал в Кафу, где и был убит.

Так закончилась продолжавшаяся почти два месяца Куликовская эпопея. Автор летописного рассказа «О великом побоище, иже на Дону» оценил ее в следующих, исполненных глубокого смысла словах: «Князь же великий Дмитрей Иванович съ прочими князи русскыми и съ воеводами, и с бояры, и с велможами, и со остаточными плъки русскыми, ставъ на костех, благодари бога и похвали похвалами дружину свою, иже крепко бишася съ иношгменникы и твердо за нь брашася, и мужьскы храбро-ваша и дръзнуша по боз- за Bipy христпаньскую. И возвратися оттуду (с Куликова поля, — А. К.) на Москву, въ свою отчину с поб-дою великою, одол ратным, побдивъ врагы своя» (с. 15).

Л. А. Дмитриев

ЛИТЕРАТУРНАЯ ИСТОРИЯ ПАМЯТНИКОВ КУЛИКОВСКОГО ЦИКЛА

Битве на Куликовом поле, происшедшей 8 сентября 1380 г.,¹⁵⁸ посвящено несколько литературных произведений, взаимосвязанных друг с другом. Совокупность этих произведений принято в настоящее время называть Куликовским циклом. В него входят: «Задонщина», краткая и пространная летописные повести, «Сказание о Мамаевом побоище». К Куликовскому циклу примыкают «Житие Сергия Радонежского» и «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», в которых сражению на Куликовом поле уделено достаточно много внимания. Памятники Куликовского цикла пользовались большой популярностью у древнерусских читателей. Краткая и пространная летописные повести и их переделки включены во многие летописные своды, «Сказание о Мамаевом побоище» интенсивно переписывалось до XIX столетия, и многочисленные списки этого произведения свидетельствуют о самом активном отношении к нему до XVIII в. включительно. «Сказание» не просто переписывалось, а все время создавались новые редакции и варианты его. В конце XVII столетия «Сказание» было включено в «Синопсис» — первую печатную краткую историю Руси. Для этой книги была составлена специально предназначенная для нее редакция произведения и, начиная с третьего издания «Синопсиса», вышедшего в свет в 1680 г. (в первом и втором изданиях «Синопсиса» рассказа о Куликовской битве не было), эта редакция «Сказания» перепечатывалась во всех последующих переизданиях

«Синопсиса» (вплоть до первой половины XIX в.). Редакция «Сказания» в Синопсисе стала в XVIII в. наиболее популярным рассказом о Куликовской битве: читательский интерес к ней был настолько велик, что, несмотря на многочисленные переиздания «Синопсиса», текст этот дошел до нас в большом числе рукописных списков XVIII–XIX вв. На тексте «Сказания» в редакции «Синопсиса» завершилась рукописная история памятников, посвященных Мамаеву побоищу. Однако литературная жизнь произведений Куликовского цикла на этом не завершилась: они, с одной стороны, становятся источниками самых разнообразных ли-

тературных произведений, посвященных победе Дмитрия Донского над Мамаем, а с другой — начинают привлекать к себе внимание ученых как исторические источники, связанные с одним из самых знаменательных событий русской истории, и как памятники древнерусской литературы. Свое литературное значение, свою историко-литературную ценность произведения Куликовского цикла сохранили до наших дней, о чем красноречивее всего свидетельствуют многочисленные издания этих памятников древнерусской литературы, вышедшие в свет в 1980 г., к 600-летию Куликовской победы (в том числе и в таких издательствах, как «Детская литература», «Молодая гвардия»).

Особое место среди произведений о битве на Куликовом поле занимает «Задонщина». Автор этого произведения не ставил перед собой задачи описать в их последовательности все события героической битвы за Доном. Он передает эмоциональную оценку происшедшего на Куликовом поле, выражает охватившие его чувства и мысли, вызванные победой Дмитрия Донского над Мамаем. «Задонщина» — это лирический отклик на Куликовскую битву. И особенно примечательно то, что этот лирический отклик на важнейшее для исторической судьбы Руси событие оказался тесно связанным с другим самым лирическим и самым совершенным памятником древнерусской литературы — со «Словом о полку Иго-реве». Этой зависимостью «Задонщины» от «Слова» определяется особое место ее в истории древнерусской литературы вообще: помимо самодовлеющей ценности «Задонщина» имеет исключительно важное значение и для изучения «Слова о полку Игореве». «Задонщина» свидетельствует о том, что «Слово о полку Игореве» было известно древнерусским книжникам и читателям, на фоне «Задонщины» ярче выступают литературные особенности «Слова», наконец, бесспорно доказанная вторичность «Задонщины» по отношению к «Слову» является объективным и самым убедительным аргументом в пользу подлинности «Слова о полку Игореве».¹⁵⁹

Несмотря на то что «Задонщина» вызывала к себе большой и неизменный интерес и этому произведению посвящено немало исследований, многие вопросы литературной истории памятника остаются проблематичными.

Прежде всего, сложен вопрос уже с самим текстом произведения. До нас дошло шесть списков «Задонщины»: Ундольского (У), Ждановский (Ж), Исторический первый (И-1), Исторический второй (И-2), Ки-рилло-Белозерский (К-Б), Синодальный (С) (подробное описание списков «Задонщины» см. ниже в «Текстологических комментариях», с. 369–370). В списках Ж, И-1, И-2 — текст дефектный: Ж и И-2 — отрывки, И-1 — без начала. Полный текст произведения в списках У ж С. Список

К-Б занимает особое место среди списков «Задонщины». Это самый ранний и точно датируемый список. Сборник со списком «Задонщины» К-Б принадлежит известному книгописцу XV в., монаху Кирилло-Белозерского монастыря Ефросину. Частично сборник переписан самим Ефросином, частично другими писцами, но составление самого сборника, подбор материалов в нем всецело принадлежат Ефросину. Обращение Ефросина к теме Куликовской битвы было не случайным: сборник составлялся им в 70—, 80-е гг. XV в., т. е. как раз во время 100-летнего юбилея битвы за Доном. На одном из листов данного сборника Ефросин записал: «В лето 6888 (1380) сентября 8 в среду был бой за Доном. В лето 6988 (1480) сентября 8 ино тому прешло лет 100» (л. 263 об.). Ефросин, переписывая «Задонщину», как бы поминал погибших на Куликовом поле в связи со столетием этого знаменательного для судеб Руси события.¹⁶⁰ Такой характер работы Ефросина определил и его отношение к переписываемому им тексту: он обратился лишь к первой половине памятника, завершавшейся перечислением убитых воевод и плачем русских жен по убитым на Куликовом поле. Поэтому Ефросиновский список «Задонщины» передает только начало произведения, а не весь текст в его полном объеме. Изучение сборников, принадлежащих Ефросину, показало, что этот просвещенный книжник второй половины XV в. составлял сборники, не копируя переписываемые тексты, а перерабатывая их. Он выбирал самое существенное из источника и сокращал тексты своих оригиналов.¹⁶¹ Такой же характер носила переработка Ефросином имевшегося в его распоряжении повествования о сражении за Доном. Дав этому произведению свое собственное краткое наименование «Задонщина»,¹⁶² он не только ограничился первой «поминальной» частью переписываемого им текста, но и сократил текст своего источника.¹⁶³