Сказания о русских витязях

Сомов Орест Михайлович

По сих словах нимфа начала было снова благодарить Вельдюзя, но он просил ее досказать ее приключение, на что она в угодность его и согласитесь.

— Сего дня проснувшись, я, — продолжала нимфа, — против обыкновенного очень рано, вздумала прогуляться, пользуясь утренним воздухом, как сей мерзкий сатир, который беспрестанно меня караулил, дав мне удалиться от моего источника, напал на меня нечаянно. Я, дерзость его заплатив наперед пощечиною, предприяла от него спасаться бегством; а чтоб лучше от него скрыться, приняла я на себя вид кролика и бросилась в кустарник. Но леший, приметя мою хитрость и превратяся сам в волка, погнался за мною и, конечно б, меня поймал, ежели б помощь твоя не предускорила его дерзости.

— Я очень рад, сударыня, —

сказал ей Вельдюзь по окончании ее повести, — нашед случай тебе услужить, только дивлюсь, какая сила помогла мне лишить жизни сего полубога.

— Я и сама этому дивилась, — присовокупила нимфа, — да и теперь сего не постигаю.

Потом, подумав несколько, спросила у Вельдюзя, не имеет ли он при себе какой вещи, которая силу его умножает.

— Нет, никакой, — ответствовал полочанин.

— Постой! — вскричала она, увидев на руке его перстень. — Покажи мне свою руку. Вот он-то тебе помог, — продолжала она, указывая на перстень. — Где ты его достал?

— От матери моей, — ответствовал князь.

— Он мой прежде был, — сказала нимфа, осматривая его прилежно. — Я не скажу тебе, — примолвила она, закрасневшись, — откуда я его получила, а скажу только то, что, играя в нашем источнике с моими подругами, уронила я его с руки. В самое то время пришли к нам на берег промышленники искать жемчужных раковин, кои в источнике нашем родятся; они, видно, нашед мой перстень, продали, который, переходя из рук в руки, достался напоследок твоей матушке. Я бы от тебя стала его требовать, ежели б ты не услужил мне столь много, ибо перстень сей, кроме того, что подает чрезвычайную силу тем, которые им владеют, имеет еще и другое дарование. Обороти его к ладони своей камнем, — продолжала она.

Вельдюзь ей повиновался и в самое то время увидел перед собою крылатого коня, который его спрашивал, куда прикажет он ему себя везти.

— Никуда теперь, — ответствовала ему нимфа, прося притом Полотского князя, чтоб он опять поворотил камнем кверху, что когда было учинено, то конь паки стал невидим.

— На этой лошадке довольно я поездила, — сказала нимфа удивленному Вельдюзю, улыбаясь, — а теперь ты на ней можешь разъезжать, сколько изволишь.

Полочанин возблагодарил ее за толь важное для него уведомление, на что нимфа отозвалась, что мало бы она ему возблагодарила, если б одним только сим объявлением ограничила свою благодарность.

— Я хочу тебя познакомить с моею теткою, — присовокупила она. — Поезжай ты теперь к ней на своем крылатом коне, ибо он всюду сам дорогу знает, лишь только назначь ему, куда ехать. Я тебя стану у нее дожидаться, ибо я прежде тебя к ней поспею.

Проговоря сие, наяда исчезла, а Вельдюзь, удивлялся сему приключению, остался рассуждать, ехать ли ему к волшебнице, которая была ему совсем незнакома. Наконец, подумав, что нимфа не преминет его ей препоручить и что волшебница может ему при нужном случае помочь, вознамерился к ней ехать, чего ради оборотил свой перстень камнем к ладони, как русалка его научила, чтоб вызвать из него крылатого коня.

Конь тотчас явился и спрашивал у него, куда прикажет он себя везти.

— К тетке сей нимфы, — сказал Вельдюзь, — которой ты прежде служил и которая давеча со мною разговаривала.

— Очень изрядно, — отвечал ему конь, — ты будешь там в минуту.

Вельдюзь сколько удивлялся его разговорам, столь не менее и виду, ибо цвет его шерсти подобился белизною своею снегу; стан имел он полный и статный, голову гордую и украшенную густою гривою, состоящею из золотых волос и которая перевита была голубыми лентами и по местам блистала дорогими каменьями; хвост его из таких же был волос, как и грива, и украшен был подобно; крылья имел он весьма пространные, состоящие из белых, розовых и золотых перьев, весьма прекрасно расположенных; копыта были у него золотые же; а глаза его блистали так, как звезды; узда, чепрак и седло его усыпаны были крупным жемчугом и бриллиантами.

— Скажи мне о своем происхождении, — спросил его Полотский князь. —

В рассуждении твоего вида и свойства и богатого убора, должно быть оно немаловажно.

— Ты не обманулся, — ответствовал ему конь. — Я внук того славного коня, который родился из крови Медузиной, когда Персей отрубил красавице сей голову. Музы меня весьма возлюбили, чему позавидовав, Фортуна лишила меня их милости самым странным образом…. Некогда поехала на мне Каллиопа, — продолжал конь, — к некоторому славному витязю на поклон с одою, приказав мне как можно поскорее скакать, желая застать его дома. По несчастью моему, дорога к нему была очень крута и бугриста, на которой я, споткнувшись, упал и сшиб с себя музу, которая, в падении своем вывихнув себе ногу, не осмелилась поехать к своему ирою, боясь быть осмеянною там. Сие столько ее рассердило, что оду свою в тот же час она изорвала, а меня заключила на вечное жилище в этот перстень. Вот сколь опасно и малым раздражить рифмотворное животное! Сей перстень подарила она потом своему любовнику, а тот этой нимфе, которая давеча с тобою говорила. Далее истории своей я не знаю, потому что с тех самых пор, как нимфа в последний раз велела мне войти в сей перстень, не видал я света до самого этого дня и не ведал, в чьих руках я находился. Теперь я твой слуга, — продолжал он, — ибо рок мой таков, что кто этот перстень имеет, тот мною один и повелевает.

По окончании своей повести просил он Вельдюзя, чтоб он на него сел и испытал его быстроту. Полотский князь не умедлил желания его исполнить, а конь помчался быстрее всякой стрелы и принес его через несколько минут в волшебницын замок, который в красоте, по описанию Вельдюзеву, — присовокупил к тому Видостан, — малым чем моему уступает.

Волшебница и племянница ее, которая тут уже была, встретили его очень ласково и осыпали учтивостями за храбрый его поступок с сатиром. Проводя в покои, старались они угостить его всем тем, что вкус и обоняние могут изобрести наилучшего. После чего просили Вельдюзя, чтоб он объявил им, какому человеку одолжены они столь великою услугою, каковую он им оказал, в чем он их тотчас и удовольствовал. По выслушании его повести изъяснили они ему свое сожаление о его несчатьях, причем волшебница обещалась ему во всем том принимать участие, что до него касаться не будет. Во исполнение чего тот же час разослала она сильфов для разведывания о судьбе его невесты, и что ежели они ее найдут, то бы принесли ее немедленно к ним в замок.

Сильфы тотчас полетели, а Вельдюзь остался благодарить Преврату за ее попечение, которое она о делах его воспринимала.

— Благодарность моя очень бы умеренна была, — сказала на то волшебница, — ежели б я ее ограничила одною сею услугою. Нет, я хочу тебе услужить так, чтоб по крайней мере мог ты завсегда памятовать, что, услужа моей племяннице, а тем и мне, услужил не неблагодарным.

После того топнула она ногою, проговорила несколько слов, отчего тотчас пол в комнате раздвинулся, а из отверстия явился пред них арап, имея в руках вооружение из чистого золота, то есть броню, щит, копье, лук и колчан со стрелами. Указывая на оное, Преврата:

— Вот чем, — сказала Вельдюзю, — хочу я свидетельствовать тебе мою благодарность: это вооружение защитит тебя от поражения всякого человека, если только противник твой выше человеческой силы чего при себе иметь не будет. Это все принадлежало бедному моему мужу, которого погубил лютый волшебник, наш неприятель. Этот злодей никогда б не мог одолеть моего супруга, ежели б у него не украли препоясания и меча обвороженного, которые принадлежали к сему доспеху и имели в себе сверхъестественную силу и сохраняли его от всякого волшебства. Впрочем, не совсем еще вооружение сие лишилось своей силы: кроме того, что не пронзительно, возбуждает оно великую храбрость в том, кто его на себе имеет, и притом умножает весьма силу. Итак, пожалуй, прими его от меня, — продолжала волшебница, — в знак моей к тебе благодарности и надень его теперь же на себя для предосторожности от всякого неожидаемого случая.