Сказать до свидания

Кочергин Илья Николаевич

Как он сейчас на Колю похож! Возбужденный такой, и улыбка эта.

Господи, неужели доехали наконец?

– Я коней привел. Сегодня, если успеем, дома будем. Если вода в реке невысокая.

– А что, она бывает высокая? – Таня все глядела в его лицо, какое-то изменившееся, загорелое. Он выглядел свежим, здоровым. Она немного успокоилась.

– Ну, видишь, дожди прошли. Да и в гольцах тает сейчас.

Девчонка вцепилась ему в шею и не отпускала. Андрей приглаживал ей темной рукой прядки на лбу. И похоже было, не знал, что сказать, просто улыбался.

– А почему

ты под ноль пострижен?

– От клещей, мам, так удобнее. А то сейчас их прoпасть в тайге.

Самый сезон.

На стоянке в Улаан-Бажи, пока мужики сгружали с машины продукты и бочки с соляркой, бабушка-алтайка отвела Таню и Лялю к себе в аил и покормила вареной бараниной. В аиле было прохладно, под крышей в дыму коптились кожи.

– Дорога – тяжело. Ок-ко, си-ильно тяжело. Кушай мясо хорошо. Еще вам /атларда/… на лошадь ехать потом.

На высоких нарах сидел, болтая ногами, маленький, сухой дедушка, в шапке, с уздечкой в руке, и изучающе смотрел на Таню. Потом вдруг громко спросил:

– Инженер?

– Я? Да, можно сказать, инженер. Я работала…

– Образование есь?

– Не слушай его, дочка. – Бабка махнула рукой. – Дурак, /укпес/ глухой, не знает, что говорит. Все одно не слышит. Чай пейте.

Выехали только часов в пять вечера. Андрей разложил их вещи в седельные сумки, взвалил на одну из лошадей четыре связанные канистры с соляркой. Сверху посадил Лялю.

Тане досталась непонятного окраса темная лошадь по кличке Калтырь.

На седло была брошена старая телогрейка, сбоку приторочена авоська, в которой изредка шевелилась кошка. Таню подсадили, она перекинула ногу и неуверенно замерла. Ей стало ясно, что двадцать пять километров не проехать в этом шатком седле, она свалится где-нибудь по дороге. Но было как-то все равно. Она как будто смотрела на это со стороны, даже немного сверху. Таня улыбнулась. “Непринужденная веселость с доброй улыбкой на лице не покидала ее в самые тяжелые минуты первых годов нашего исключительного существования”.

– Вам удобно сидеть? – спросил вдруг откуда-то снизу лесник Женя и подал ей поводья. Он ехал с ними в Актал, а второй лесник с директором, обеспечив кордон припасами, отправлялись с машиной назад.

– Да, все хорошо. А если он понесет? Что я должна?.. – Она не знала, что делать с поводьями.

– Не понесет. Это же Калтырь. – Женя рассмеялся, обнажив ряд золотых зубов.

– Ну а если все-таки такое случится?

Женя внимательно посмотрел на Таню.

– Тогда вынимайте ноги из стремян.

– Значит, нужно вынуть ноги из стремян. И все?

– Да. Только вы не бойтесь, он точно ничего такого не будет делать.

Андрей пошел пешком впереди, ведя в поводу коня с Лялей в седле, постоянно оглядываясь. Калтырь без всякого понукания тронулся следом. Женя приглядывал сзади.

“Господи, еду на лошади”, – подумала Таня. Она потянулась за очечником, чтобы поглядеть вокруг, но потом решила не рисковать.

Слева склон уходил круто вверх, а направо она старалась не глядеть – тропа обрывалась, верхушки елей были вровень со всадниками. Внизу блестело озерцо.

Ляля, едущая впереди на желтой маленькой лошади, похоже,

чувствовала себя прекрасно, болтала без умолку, рассказывая папе новости. Андрей постоянно останавливался, подходил к ней и поправлял съехавшие канистры. Один раз эта лошадь вдруг скакнула влево с тропы, споткнулась о камень и неуверенно замерла. Андрей обернулся:

– Чу, ё-о-о, з-зараза. Тэр-р, тр-р. – Он замахнулся кулаком перед мордой. – Стой.

Снова поправил канистры и, улыбаясь, крикнул, объясняя:

– Маленько пугливый. Какой-то мусор на дороге увидел. Бывает.

Таня подумала, что, может, не стоило сажать ребенка на такую лошадь, хотела уже сказать об этом, но потом вдруг сдалась. Андрей выглядел уверенно. А она устала от всего этого пути. Андрей, наверное, лучше разбирается в лошадях.

Подпрыгивающая походка, как у Коли была, ноги в стоптанных обрезанных кирзачах становятся на тропу надежно, твердо. Где он такую ужасную куртку достал? Рукава все лохматые – как у бомжа какого-то. Господи, сколько всего нужно сделать!

“Дожила. Еду на лошади черт знает где”. Она вспомнила, как отправляла сюда посылку с почтамта на Мясницкой. Теплое белье, сигареты, немного консервов, конфеты… Она даже не знала, что еще нужно для него тут. Приемщица уверенно разложила все в картонной коробке, запечатала ее скотчем, глянула в лицо: “На зону? Пишите адрес”.

Тропа забирала вверх серпантином. Таня пригнулась к шее коня, как ей посоветовал Женя. Взобрались на небольшой перевальчик, спешились, чтобы размять ноги. Лиственница, к которой привязали коней, была вся увешана белыми тряпичными ленточками. На земле валялись пустые бутылки из-под водки. Солнце висело над самыми горами. Андрюша посматривал на него.

Потом пошли лес и болото, копыта с чмоканьем выдирались из грязи.

Лошадь под Таней сильно дергалась. Среди деревьев стало темней.

Потом пришлось все же надеть очки – она совсем плохо видела в сумерках, а крутые склоны уже закончились, и смотреть по сторонам было не так тревожно.

Они отдыхали еще три раза. Стали сильно болеть колени, мышцы спины и ягодицы. В лесу теперь ничего не было видно, и Таня ехала, выставив перед собой руку, чтобы не ударило по лицу веткой. Очки решила не снимать – хоть какая-то защита, если хлестнет. Пахло мокрыми камнями, травой, смолой и конским потом. Седло больно колыхалось под

Таней, лошадь шла в темноте, изредка всхрапывая или иногда гулко ударяя копытом о корни деревьев на тропе. Ляля все так же весело, без умолку о чем-то чирикала впереди. Как только у нее энергии хватает?

Через каждые десять минут они останавливались, Таня утыкалась рукой, держащей поводья, в жесткую гриву, слышно было, как Андрей говорит

“тр-р” и как звякают канистры, затем Калтырь неожиданно трогался вслед за Лялиным конем. А потом силы закончились.

– Андрюша, постой. Давай остановимся. Я хочу слезть.

Сзади подскочил Женя, помог спуститься. Они с Андреем говорили ей про тяжелую тропу, спуск, серпантин, про какую-то курилку, где можно передохнуть, про то, что дальше пойдет легче и что осталось совсем немного. Убеждали ехать.