Скажи «да», Саманта
Шрифт:
— Я не думала, что тебе это интересно.
— Когда мне сказали, что ты не вернулась в студию, я понял, что ты поехала в пансион.
— Откуда ты об этом узнал?
— Я позвонил в студию из Саутгемптона, а мисс Мэйси сказала мне, что ты не вернулась после ленча на работу и что Барятинский рвет и мечет.
— Я уехала домой, — повторила я.
— Я понятия не имел о том, что ты уехала из Лондона, — сказал Дэвид, — и посылал телеграммы и письма в пансион.
— Ты писал мне?
—
— Если бы я только знала!
— Мне кажется, я в жизни своей не испытывал столь сильного потрясения, какое испытал в тот момент, когда женщина в пансионе показала мне все мои письма, — продолжал Дэвид. — Они были сложены в пачку и перетянуты резинкой. Она звонила Джайлзу, чтобы узнать у него, куда их переслать, но и он не знал, где ты.
— Я собиралась написать по приезде домой и сообщить, что я не вернусь.
— Вероятно, Джайлз ездил в усадьбу, чтобы найти тебя, и то же самое сделал я, когда вернулся в Англию, — сказал Дэвид. — Но ты исчезла бесследно.
— Ты ездил в усадьбу? — воскликнула я, не веря своим ушам.
— Джайлз сообщил мне, где ты жила до приезда в Лондон, и я не мог поверить, что тебя там нет, — пояснил Дэвид. — Но там уже жил новый священник, напыщенный старый болван, который рассказал мне, что твой отец умер за несколько недель до того, как он сюда переехал, а о твоем существовании он даже не знал, насколько я мог понять из его слов.
— Откуда же ему было знать обо мне! — заметила я слабым голосом.
— И где же ты была? Я наводил справки у одной женщины, некой миссис Харрис, и она сказала, что ты уехала с какой-то леди, которая приезжала на похороны.
— Это была тетя Люси, — пояснила я. — Сестра отца.
— А где она живет?
— Около Саутгемптона. Она — мать-настоятельница в монастыре.
— В монастыре? — В голосе Дэвида слышалось изумление.
— Видишь ли, через два дня после моего возвращения домой, папа умер… от сердечного приступа.
Раздумье восемнадцатое
Мое сообщение прозвучало, как простая констатация факта, потому что даже Дэвиду я не могла бы объяснить, до чего я была потрясена, когда приехала домой и увидела, что папа выглядит совершенно больным. Его трудно было узнать.
— Что с тобой, папа? — спросила я.
— В последнее время меня мучают какие-то боли, — ответил он. — Я предположил, что это от несварения желудка, и доктор Мэкинтош дал мне микстуру белого цвета, но от нее мало толку.
Я пришла в ужас не только от болезненного вида папы, но и от того, в каком состоянии находится дом. В жизни не видела я подобного беспорядка.
Миссис Харрис никогда не была особенно усердной труженицей, и, хотя в кухне была относительная чистота, но зато во
В папином кабинете повсюду лежал толстый слой пыли, камин был забит золой, которую давным-давно не выгребали, а башмаков папы щетка не касалась уже много недель.
Так как я приехала к вечеру, то сразу же пошла на кухню, посмотреть, что оставила миссис Харрис для папы на ужин, но смогла найти лишь тарелку холодного мясного паштета, который не только выглядел неаппетитно, но и запах у него был какой-то неприятный.
Было еще несколько яиц, снесенных нашими курами, и из них я приготовила для отца омлет. Папа ел его с опаской и все время повторял, что боится, как бы у него опять не начались боли от этой еды.
— Завтра утром я пошлю за доктором Мэкинтошем и настою на том, чтобы он отправил тебя к специалисту в Челтенхэм или Уорчестер, — сказала я. — Так не может больше продолжаться.
Мне не хотелось пугать папу, но за то время, что я его не видела, он, казалось, постарел на несколько лет, и в лице у него появилось что-то, что мне не понравилось. А когда я провожала его наверх в спальню, то заметила, что у него сильная одышка.
Поскольку миссис Харрис не знала о том, что я приеду, она не удосужилась сменить мое постельное белье, а спальня наверняка не проветривалась с тех пор, как я уехала.
В комнате стоял затхлый запах, и я поспешила распахнуть настежь окна. Выглянув наружу и увидев, какой мир и тишина разлиты в саду, я вспомнила Дэвида, который в это время плыл в Америку на «Королеве Мэри», и сказала себе, что моя жизнь кончена. Лучше бы я никогда не ездила в Лондон. И я решила, что все случившееся со мной было наказанием за то, что я не осталась дома, чтобы заботиться о папе. Но я не плакала. Я чувствовала, что все внутри у меня омертвело. Чувства мои умерли настолько, что мне казалось, будто я наблюдаю за кем-то со стороны.
Утром я встала и сразу же принялась за уборку дома. В девять часов я послала мальчика в деревню, чтобы вызвать к папе доктора Мэкинтоша. Я дала мальчишке два пенни и велела бежать как можно быстрее, но спустя час он пришел с известием, что доктор Мэкинтош уехал и вернется только к вечеру в воскресенье.
Этого я никак не ожидала. Люди в Литл-Пулбруке редко отлучались куда-либо. Но делать было нечего. Мне оставалось только ждать, когда он вернется, а потом, решила я, придется настоять, чтобы он отправил папу к специалисту.