Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
– Это Игорь, – повторила Кристина. – Я должна забрать… забрать его… у них…
– Кристина, что ты несешь? – быстро спросил я. Глаза девчонки обежали нас всех, и их взгляд был страшным, как промороженная сталь, прикасающаяся к обнаженной коже.
– Его надо забрать, – тихо сказала она, вытаскивая ландскетту. – Он же и ваш друг тоже…
– Кристина, не валяй дурака! – рявкнул Саня. – Он мертв! Это просто кусок его трупа!
– Боитесь?! – вдруг бешено крикнула Кристина. – Боитесь?! Тогда я сама! Одна!!!
Прежде чем ее успели удержать, она соскочила вниз. Устояла на ногах. Мы подбежали к краю, урса уже, конечно, нас видели… Кристина, доставая левой рукой стилет, уже шла к остановившимся и замолчавшим урса. Одна.
– Мальчишки… – тихо сказала Ольга, обводя всех нас взглядом, в котором были мольба и боль. – Мальчишки, да что же это?.. Она же… одна… Ну мальчишки же…
Урса было сотни три. На глаз… Я заметил, что кусаю уголок губы.
Голова Севера на шесте.
Идущая навстречу урса Кристина.
Глаза Ольги.
Гул нарастал. Гул в ушах…
– Ладно. – Ольга глубоко вздохнула. – Я тогда с ней.
Я поймал ее за руку. Наверное, очень сильно сдавил, она даже задергалась. Но голос мой звучал спокойно – удивительно спокойно даже для меня самого, я ожидал от себя дикого вопля…
– Погоди, Оль. – Я подошел к краю и, соскочив вниз, повернулся к остальным. У меня быстро немели губы. Следя за своим голосом и уже не узнавая его, я сказал: – Карать, ребята. Карать. Будем карать.
И пошел за Кристиной, никого не позвав за собой и не удивившись остатками человеческого разума, что рядом со мной оказались Танюшка и Сергей, а голос Вадима где-то сзади попросил напружиненно:
– Дай, Тань… чтоб звенело!
И – голос Танюшки… И вновь – меня не удивило, что она поет:
…так что ж, друзья, коль наш черед —Да будет сталь крепка!Пусть наше сердце не замрет,Не задрожит рука!Пусть свет и радость прежних встречНам светят в трудный час,А коль придется в землю лечь,Так это ж только раз.Урса пятились. Шаг. Шаг. Еще шаг назад – всей толпой, переминаясь и переглядывась, сталкиваясь оружием. Они не могли поверить, что нас всего три десятка.
Просто не могли.
Потом они замерли.
А еще потом – рванулись навстречу.
И пусть и смерть – в огне, в дыму! —Бойца не устрашит,И что положено кому —Пусть каждый совершит! [30]…Я шел вперед и нес перед собой беспощадно сверкающий клинок палаша. Я видел только этот летящий передо мной серебряный блеск.
30
Музыка М. Блантера, стихи М. Исаковского.
Как солнце. За этим блеском надвигалась какая-то черная стена, и я выкрикнул:
– РОСЬ!!!
Четыре года рыскал в море наш корсар!В боях и штормах не поблекло наше знамя!Мы научились штопать парусаИ затыкать пробоины телами!За нами гонится эскадра по пятам,На море штиль – и не избегнуть встречи…Но нам сказал спокойно капитан:«Еще не вечер!»Вот развернулся боком флагманский фрегат —И левый борт окрасился дымами!Ответный залп – на глаз и наугад! —Вдали –Я не очень помню подробности этой драки. Командир из меня тогда был никакой, и хорошо, что мои ребята в командах и не нуждались.
Урса мы раскроили, как нож гильотины – брусок масла, после чего они мгновенно разделились на две части. Одна часть урса побежала откуда пришла. Вторую мы прижали к скалам и изрубили в считаные минуты. К этому времени я обрел связность речи и мысли, но взять команду на себя опять не успел, потому что на нас навалились с трех сторон не меньше полутысячи – подошло подкрепление, и, конечно же, не к нам…
Дальше – опять провал. Я знаю, что дрался, но не помню – как. Кажется, до скал мы добирались вместе, а там рассеялись. Окончательно я «включился», когда понял, что тащу на себе, закинув его руку на плечо, Игорька Мордвинцева. Он вроде бы шел сам, но из головы у него хлестала кровь, заливая мне плечо и лицо. Где-то на краешке сознания я удивлялся, сколько в человеке может быть крови… Танюшки рядом не было. Надо было остановиться, перевязать Игоря, но это оказалось невозможно – урса шли за нами по пятам. Позади меня держались Сергей со своей Ленкой и Колька Самодуров – он тоже потерял Вальку и вообще в правом плече сзади у него торчала толла. Олька Жаворонкова помогала ему идти.
Сергей догнал меня.
– Не уйдем с ранеными, – сказал он.
Вместо ответа я спросил:
– Где остальные? Остальные живы?
– Не знаю, – помотал головой Сергей. – Я не видел.
– Танька где?
– Не видел, я говорю!.. Олег, не уйдем мы с ранеными.
– Так что же – бросать их?! – огрызнулся я. Под курткой у меня текла кровь Игоря, текла в штаны, текла по ноге, в сапог…
– Олег, – сказал Игорь, и я наконец-то посмотрел, что у него с лицом. Голова у него была разрублена наискось, череп расколот, а вторая рана обнажала в рассеченном левом плече легкое, пузырящееся розовой пеной. – Хватит, положи меня. Все кончено. Я отыгрался.
Врать я уже не мог. Да и не хотел, да и нечестно это было. Я просто тащил его, но Игорь вдруг потяжелел еще сильней и попросил:
– Олег, не мучай меня. Очень больно.
И повис совсем. Окончательно, только еще дышал – с хрипом, с клекотом.
– Умирает, – сказал я и потащил его в сторону с тропки, в кусты. – Сергей, дальше, веди дальше!
– А ты?! – Он кусал губы.
– Я останусь с ним, потом нагоню… Мотайте отсюда! Сергей, не сходи с ума – уходи, я догоню!..
…Я втащил Игоря под вывороченные корни. Он опять пришел в себя и, нашарив мою руку, сказал: