Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
– Терпи, – бессердечно сказал Вадим.
Танюшкины слезы кипящим металлом падали мне на щеку…
…Глаз у меня открылся уже на следующий день. Но, забегая вперед, скажу, что мои левая рука и нос так и остались очень чувствительными к холоду. А пятна обморожения прошли лишь к концу зимы.
Снег пошел вновь. Стало намного теплее, было безветренно, и, казалось, можно бы и радоваться… но снег падал так густо и непрестанно, что это пугало. В движении бесконечных, очень больших белых хлопьев было что-то безнадежное. Словно снег решил засыпать все и всех, превратить весь мир в белесую
– Как после ядерной войны, – сказал Сережка Лукьянко. – Зима на много лет.
– Какая зима на много лет? – спросил Джек.
Сергей пожал плечами:
– Ну, так ученые говорят… Если будет ядерная война, то в небо поднимутся тучи пепла, закроют солнце… Похолодает, и начнется долгая зима. Ее еще так и называют – ядерная зима.
– Хватит тебе, – не зло, а как-то тоскливо оборвал его Сморч.
Мы сидели за ветрозащитной стенкой с навесом вокруг большого костра. Кое-кто уже спал, скорчившись в спальнике на густо набросанном лапнике. Олег Крыгин затачивал шпагу, и равномерное вжиканье падало в тишину вместе со снегом. Над костром падение хлопьев переставало быть равномерным и спокойным, снег начинал кружиться, танцевать, а потом таял в потоках теплого воздуха. Это было даже красиво.
– Надо идти на юг, – сказал Саня. Он сидел напротив меня, волосы сосульками свисали на лицо, путаясь с тенями. Казалось, что они шевелятся. – Мы не выдержим тут всю зиму.
– На юге урса, – сказал Вадим.
– Зима, – возразил Саня, – зимой они тут не остаются постоянно… Олег убил шестерых, а они даже не чухнулись. Ушли, конечно.
– Куда ушли, конкретно? – уточнил я, не поднимая глаз. Мне хотелось есть, но это чувство было далеким и даже уже привычным.
– На юг, – повторил Саня.
– Зимой мы не перейдем Пиренеи.
Саня промолчал, плотнее закутавшись в одеяло, наброшенное на плечи. Он и сам это знал.
– Мы переживем эту зиму, – упрямо, почти заклинающе сказал я. – Верьте мне. Переживем.
Танюшка обняла меня, прижалась. Я закутал ее и себя плащом, прикрыл глаза. Тепло костра гладило лицо, и я подумал, что это немного похоже на солнце. Только вот обмороженная часть лица начала болеть, и я, с досадой открыв глаза, отстранился.
Было совсем тихо, даже Олег перестал затачивать шпагу. Танюшка спала у меня на плече, съежившись под плащом. Вильма глядела в огонь расширенными, остановившимися глазами.
Снег продолжал валить. Мне в голову полезли слова Сережки Лукьянко о ядерной зиме. Сейчас бы раздеться, сейчас бы вымыться, сейчас бы на солнышке полежать… А тут даже в туалет сходить проблема, подумал я тоскливо. Снять штаны – уже подвиг…
В щели навеса я увидел, что возле деревьев сидят волки. Не знаю, те или не те, которые не тронули меня в лесу. Они сидели на хвостах и смотрели сюда.
– Ждут, – хмыкнула Вильма. – Как думаешь, князь, дождутся?
– А что, страшно? – усмехнулся я.
– Да нет… Какая разница…
– Думаю, не дождутся. – Я потихоньку перевалил Танюшку на лапник, плотнее укрыл плащом – она не проснулась, только поворочалась и что-то буркнула. – Топлива-то хватит?
– Хватит, – успокаивающе ответила Вильма, подбрасывая в костер пару полешек. – Ложись спать.
– Неохота, – признался я. – Посижу еще…
Вильма с Серым сегодня были часовыми. Сережка Лукьянко, кстати, как раз вошел в проем навеса снаружи – весь
– Небось сами не рады, что с нами связались? – поинтересовался я.
– Кто скажет, где лучше, где хуже? – философски высказался Сергей, протягивая руки к огню. – Мы по крайней мере еще живы, князь.
– «Князь», – хмыкнул я, вороша палкой угли с краю костра. Угли стреляли синеватыми язычками пламени, а потом на конце палки расцвел алый огонь. – «Жили двенадцать разбойников, жил Кудеяр-атаман…» Читал?
– «Кому на Руси жить хорошо», – кивнул Сергей. – Следствие по этому вопросу еще будет проведено.
– Юморист. – Я бросил палку в огонь. – Лен, ты спишь?
– Тебе какая нужна? – буркнула Власенкова. Она тоже еще не спала.
– Ты, – определил я.
Ленка вяло погрозила:
– Я Олегу скажу, что ко мне пристают.
– Какому Олегу? – со смехом поинтересовался Сергей.
– С едой что? – вполголоса спросил я.
– П…ц, – также вполголоса ответила она. – По мелочи дня на два осталось, только чтоб с ног не попадать… – Она вздохнула: – Ну до чего же тут охота мерзкая!.. Знаешь что, Олег? – она снова вздохнула. – Пора на кору переходить.
– Дожили, – обреченно сказал я. – Ну, переходить так переходить… Кажется, сосновую заболонь можно варить и есть… только воду сливать раза три… – Я вдруг засмеялся, и Ленка через секунду тоже захихикала.
– Ты чего? – сквозь смех спросила она.
– А что еще остается? – Я продолжал улыбаться. – Серый прав: мы по крайней мере еще живы!
Просыпаться по утрам всегда было трудно – я имею в виду, зимой, этой зимой. Был серый рассвет – по крайней мере так казалось, что рассвет, снег продолжал валить, почти ничего не было видно. На спальнике местами тоже лежал снег. Костер горел хотя и широким, но каким-то бледным, умирающим пламенем. Возле огня грелись несколько человек. Ленка Власенкова что-то готовила… а меня вдруг охватило чувство острой жалости ко всем своим. То ли сейчас, в утреннем неверном свете, мне так казалось, то ли на самом деле так было, но лица у всех выглядели исхудавшими и обветренными. «А ведь мы голодаем, – отчетливо подумал я. – Мы на самом деле, по-настоящему голодаем. Вот черт…»
Надо было вставать. Вставать.
– Танюшка, – я толкнул ее локтем. – Встаем.
– Я не сплю. – Танюшка завозилась. – Сейчас встаем…
…Голодному человеку холод кажется в несколько раз холоднее. Это действительно так. Если живешь зимой на проклятом «свежем воздухе», есть нужно много и относительно разнообразно. Или хотя бы просто – много. Если есть нечего – подкрадывается вялость, нежелание что-либо делать… И если не заставить себя подняться, то можно остаться лежать навсегда. Но и бесконечно заставлять себя у голодного человека тоже не получится. Мы пили омерзительную настойку из еловых иголок и веточек – средство от цинги, изготовленное Ленкой и Ингрид. Гадость была просто невероятной – наверное, хинин, и тот лучше, – но вариантов просто не имелось, как не имелось у нас и запаса овощей, как прошлой зимой. (Странным было то, кстати, что, как я с изумлением заметил, мы вообще-то ничем не болели!) Приходилось тянуть эту фигню, причем обе девчонки стояли над душой, чтоб допивали до конца.