Скажи смерти «нет!»
Шрифт:
Барт катил по коридору кресло с горбатеньким Билли Мейном. Билли походя обругал дряхлого старичка, попавшегося им на пути в рентгеновский кабинет, одного из тех, что нанимали здесь за шиллинг в день. Билли находился в Спрингвейле с четырех лет, и собственные родители, наверно, давно уже забыли о нем.
«Какие мысли прячутся за его недетским лицом? — думал Барт. — Только не детские мысли, уж это точно. Слишком долго он пробыл в одной палате со взрослыми мужчинами, чтобы хоть что-нибудь детское уцелело в его языке или в образе мыслей». Билли почти не умел читать и писать, некому было обучить его самым простым вещам, которые должен
Когда Барт рассказал Уэстону о своем разговоре с доктором Хейгом, тот лишь озабоченно кивнул.
— Да при этой болезни никогда ничего нельзя сказать наверняка, — подтвердил он. — Главное — это поддерживать ее дух. Чем лучше настроение у больного, тем больше надежды на выздоровление. Я видел, как выздоравливали люди, которых врачи уже приговорили к смерти…
Барт вкатил кресло с Билли в рентгеновский кабинет. Воздух здесь был спертый, все равно что в лисьей норе. Больному приходилось стоять, вдыхая пропитанный запахом потных тел воздух и глядя на рентгенолога, сидящего перед вертикальным экраном в свинцовых перчатках и свинцовом фартуке поверх белого халата, в ожидании, пока не привыкнут глаза. Но вот смутные очертания окружающих предметов начали проясняться, послышался шорох, короткий, отрывистый смех и густой гортанный голос доктора, со странным акцентом произносивший знакомые имена.
Стоя со списком больных в руке за экраном, около скрытой под абажуром лампы, повернутой так, чтобы свет не слепил глаза доктору, Барт всякий раз, когда больной подходил к светящемуся экрану, начинал испытывать сомнения: ведь на этом экране в темноте трепетал живой человеческий организм — слабо пульсировало сердце, шевелилась диафрагма, проступали очертания легких, сжатых пневмотораксом, тени ребер и весь скелет — оболочка человеческого тела.
То же сомнение шевелилось в нем, когда ему показывали рентгеновский снимок Джэн. Откуда им знать? Как смогут они по этому снимку судить о том, что происходит у нее внутри?
Доктор охотно рассказывал ему все, что он хотел знать, подробно объясняя значение рентгеновского снимка — снимка Джэн! Но, глядя, как сильные белые пальцы скользят по контурам, обозначающим каверны и скопление гноя, Барт не мог поверить, что все это правда. Разум говорил ему, что это Джэн, но все в нем содрогалось при виде расплывчатых очертаний плоти, окружавшей твердый скелет. Ему никогда не удавалось мысленно связать рентгеновский снимок с ее внешним обликом.
Что они могли понять в этом таинственном изображении? Как могут они сказать, что происходит там, у нее внутри? Откуда им знать, что сулят эти темные и светлые пятна? К добру они или к худу, эти просветы и тени? И как могут врачи понять, что это предсказывает: жизнь или смерть? Он продолжал исполнять свои обязанности, ко мысль о Джэн не покидала его. Сегодня доктор Хейг собирался объяснить Джэн, почему ей необходимо начать курс стрептомицина. Как повлияет на Джэн это известие? Впадет ли она снова в отчаяние, как тогда в их городской квартирке? Или будет бороться?
Сменившись с дежурства, Барт поспешил к Джэн. Он больше не испытывал неловкости,
Нет, нужно все-таки найти какой-то способ сделать поприглядней подобные места. Сделать так, чтобы палаты меньше походили на тюрьму. Ведь людям приходится так долго находиться в них. У него упало сердце при мысли о том, что Джэн еще не меньше года придется пробыть здесь, в этих унылых, серых стенах, придется лежать, глядя на длинные ряды коек и длинные ряды лиц, на которых в большей или меньшей степени отражаются те же самые страдания и тревоги, что мучат и ее.
Он боялся встретиться с ней взглядом, потому что она могла прочитать в его глазах страх, мучивший его самого с той самой минуты, как доктор Хейг сообщил ему о своем печальном открытии.
Но когда она поздоровалась с ним, у нее было веселое лицо, глаза ее сияли, и он не заметил в них ни тени тревоги. Когда он целовал ее, она нежно провела рукой по его лицу.
— Доктор Хейг сказал тебе?.. — сразу же спросила она.
Он кивнул, боясь ответить что-либо.
— Ах, мне сразу стало легче, — прошептала она. — Я боялась… — На мгновение лицо ее омрачилось. — Я боялась, они скажут, что нужна торакопластика.
Он взял ее руки в свои, комок в горле душил его.
— Я бы не вынесла этой операции, но теперь, когда есть стрептомицин, я за свое горло не боюсь. Вспомни Линду.
Он заставил себя отвечать ей в тон.
— Ну, конечно. Вспомни хотя бы Линду.
— Как нам повезло, что я сюда попала и могу здесь получить стрептомицин, не думая о деньгах!
Да. Им действительно повезло.
— Доктор Хейг говорит, что мы захватили болезнь вовремя. Так что нам не о чем беспокоиться.
— Да. Не о чем беспокоиться…
— Я еще никогда так сильно не надеялась на выздоровление, как сейчас, с самого обострения в Пайн Ридже, — уверяла она. — Все-таки теперь они предпринимают что-то реальное, и я чувствую, что скоро начну поправляться.
Слова эти пробудили надежду в его душе.
— Они начали инъекции сегодня спозаранку и уже два укола сделали, — продолжала Джэн. — Слава богу, с тех пор как я была в Локлине, у них предписания изменились, и меня не колют каждые четыре часа, как Линду и Бетти.
— Ну и как?
— Прекрасно. Я уже себя лучше чувствую. Теперь мне понятно, что Линда имела в виду, когда говорила, что после этих уколов совсем другим человеком себя чувствуешь.
Барт нежно пожал ей руку.
— А мне не нужно, чтобы ты была другим человеком, — прошептал он. — Предпочитаю тебя такой, как ты была, старого образца.
Она весело рассмеялась, и он ощутил внезапную радость, вспомнив, что она не смеялась так с тех самых пор, как заболела.
— Ты должен поскорей написать обо всем Дорин. Вот она обрадуется!
— Ну уж не больше, чем я.
— Ну конечно, — Джэн ласково улыбнулась ему и сжала его руку. — Ах, милый, как это чудесно, что я наконец начала выздоравливать!
Глава 44
Барт бежал по двадцать первой палате, спеша на вызов Дэнни Мориарти. Барт проработал в Спрингвейле уже больше месяца, и теперь даже сестра Суэйн доверяла ему одному поднимать старого ирландца.
— Ну! Ты такой нежный, прямо мать родная, верзила ты этакий, — ворчал Дэнни, обхватывая Барта за шею костлявой рукой.