Сказка для Мальвины

Вебер Агата

Мы смеялись, как сумасшедшие, с Галей. Какой у неё красивый смех.

За вечерними посиделками, как сейчас он всегда травил анекдоты, рассказывал смешные истории из детства, и так часто в этих рассказах мелькала подружка Галя… Я пыталась спросить, почему он тут, но Вячик уходил от ответа или просто молчал, делая вид, что занят. Когда привезли Галю, его как подменили — всегда весёлый, радостный, что бы ни случилось… И всё никак не могла найти связь, почему изменился наш Вячеслав. Теперь я поняла, что и почему.

Проснулась однажды от странного сна ночью. И ещё сильно хотелось пить. В моем шалаше воды уже не было, с чашкой в руках вышла из хижины, помню, что у операционной должна быть баклажка чистой воды. Ни о чём не думая, в полусне, добрела до палатки, откинула полог. Справа должен быть бойлер

с водой. Вдруг зажегся свет. Ну конечно, у нас же тут “современные” технологии. За пологом заметила тени. Страшно сначала стало, но я собралась и дернула ткань на себя. Галя и Слава, они стояли красные, как раки… Ох, уж эти влюблённые. Я молча набрала воды и потопала к себе. Уже лежа на жесткой кушетке, вспоминала их обескураженные лица. Красавчики! Никогда бы не подумала. Любовь же! При чём тут папа и мама? Это просто любовь! Одного она занесла в Конго, а другая последовала за своей любовью! Хотела бы сама такую любовь. У родителей я видела такую любовь, и в семье Артёма тоже были такие отношения (то, что я видела, было на поверхности). Мне хотелось найти такие же.

Вспомнила этот сон, что приснился, необычный такой: я гуляла по Парижу. Были сумерки. Я стояла под аркой и смотрела на Эйфелеву башню, а рядом со мной был красивый мужчина. Он должен быть таким, хоть и лицо его не видела, только силуэт, что-то говорил, а я отвечала ему… Такое чувство, что мы знаем давно друг друга и любим. Проснулась с ощущением пустоты и какой-то тоски…

Ещё у нас есть походная кухня. Там и работает тётя Света и помощники военные — “двое из ларца, одинаковых с лица”, так со смехом мы их начали называть, когда только приехали в наш лагерь. Ваня — почти всегда хмурый сероглазый брюнет, вечно побрит налысо и очень высокий, а ещё широкий, чем-то напоминает большой шкаф. Паша — балагур, вечно пытается подшутить, частенько не к месту. Его хлебом не корми, дай только над кем-нибудь посмеяться. И ещё внешность у него комичная: длинный, угловатый, уши оттопырены, похож на Чебурашку, так его и прозвали, между собой, конечно. Паша как-то решил побалагурить и назвал себя Чебурашкой, а Ваню — Геной. Иногда хочется посмеяться, вот так и называем их. Да, и конечно, тётя Света — наш повар и наша помощница, была до того как Гали не было в нашем лагере. Из того скудного набора продовольствия, что нам привозят вояки, и некоторых местных овощей, фруктов, приправ (их иногда в городе закупает Вячик). Она умудряется создавать такие кулинарные шедевры, что ресторан отдыхает. Блюда всегда разные, одно и то же не повторяется чаще, чем раз в две недели. Всегда задаюсь вопросом: как у неё так получается?

Обычно вечером, когда у меня было время, я сидела около её походной кухни. А если точнее, палатки. И мы с ней весело болтали.

— Тётя Света, а каким вас ветром сюда занесло? — как-то разговорились с ней о личном.

— Совсем ты ребенок, Марьяночка, хоть и врач. Давай договоримся, что ты выкать перестанешь. Хоть и разница у нас лет пятнадцать, начинаю чувствовать себя пенсионеркой. Так что только на ты и просто Света, ну или Светлана.

— Не смогу я так, это точно.

— Тогда не расскажу, почему я здесь, — она картинно замолчала, хитро на меня поглядывая.

— Шантаж — это называется, Светлана, — я сделала над собой усилие, любопытство взяло вверх.

— Вот, а говоришь, не можешь. Родилась в Киеве, потом с мамой переехали во Львов, тут — там — я окончила кулинарный техникум, по распределению попала в военную часть под Киевом. В это же время влюбилась, да так сильно, что аж трясло. Не поверишь, наверное, но я ходила в протестантскую церковь, пела в хоре. Тут обратил на меня внимание такой красавец, такие только моделями бывают! Смуглый, черноглазый, волосы светлые, вьющиеся. А как ухаживал: цветы, подарки, романтика! Замуж за него собиралась, дурёха молодая была. Однако оказалось, что не только меня красавчик окучивал, но и еще одну девчонку, она от него ребёнка родила, негритенка! Тогда и выяснилось, что мамашка моего возлюбленного — от негра его нагуляла! То-то он таким необыкновенно красивым казался, ещё и сказочник талантливый, наверное, весь в свою мамочку-гулену. Когда узнала об этом, всё бросила, хоть и стаж был уже пять лет, а тут предложение поступило, подфартило, скажем так, работа в походных лагерях,

оплата хорошая. Я согласилась. Правда, вот смотрю на этих чернокожих каждый день, а перед глазами встаёт неудавшийся жених-мулатик. И ни на одного негра и не “екает”. Переболела. За следующие десять лет объездила почти всю Россию и страны СНГ. Получив отличные рекомендации, отправилась на “чёрный континент” в подчинение Виктора Дмитриевича. За последние шесть лет побывала в нескольких странах Африки. Личная жизнь не сложилась. Да и зачем она мне? Выйду на пенсию, буду мамой десяти кошек, — как я поняла, Свету это обстоятельство совершенно не угнетало.

— Зря ты так, Света, найдешь еще своего мужчину.

— Для чего он мне, для здоровья, что ли? Не смеши, Марьяна. Слушай, а почему Артём Львович тебя Мальвиной зовёт? Всё хотела спросить.

— Не поверишь, все дело в чёрной краске, которую я позаимствовала у мамы. И покрасила свои волосы, — подробно рассказала эту историю Свете, она долго смеялась, аж до слёз.

Вот такая у нас получилась дружная семья.

Пока наблюдала за ребятами, ухаживала за немногочисленными пациентами, вела учёт медикаментов, наши серые будни приобрели свои особенные краски.

По вечерам, если позволяла погода, подолгу засиживались у костра на улице, рассказывали истории, анекдоты, пели песни. Паша всегда в такие моменты брал гитару и обычно пел песни Виктора Цоя.

Дождь идёт с утра, будет, был и есть. И карман мой пуст, на часах — шесть. Папирос нет и огня нет, И в окне знакомом не горит свет. Время есть, а денег нет, И в гости некуда пойти. И куда-то все подевались вдруг. Я попал в какой-то не такой круг. Я хочу пить, я хочу есть, Я хочу просто где-нибудь сесть. Время есть, а денег нет, И в гости некуда пойти. (Кино — Время есть, а денег нет)

Только Тёма к нам присоединялся редко и почти всегда молчал. В руках у него вечно был блокнот — опять свои формулы записывал. Сколько себя помню, он практически никогда с ним не расставался. Как-то спросила:

— Тёма, а что это у тебя…

— Да так, ничего важного, записываю, что сегодня удалось сделать по исследованиям.

Или смотрел на огонь и часто будто сквозь меня. В глазах всегда была грусть. Куда подевалась его радостная суетливость и беззаботность? Может, так действует должность руководителя походного госпиталя? Конечно, на его плечи свалилась огромная ответственность, а еще операции и исследования, отчётность, никакой связи с родными.

Уже поздно ночью с обозом пришёл Артемон. Мокрый до нитки, грязный и злой. Я разбирала коробки с лекарствами, когда он зашёл в палатку, которая служила у нас одновременно складом медикаментов и приемным покоем. Опустился на стул, устало поникли плечи:

— Мальвина, как мне жаль, что позвал тебя в эту Африку. Зачем только? Сам бы лучше поехал, на кой она мне уперлась, эта практика. Денег захотел, степень почти без труда, как мне, дураку, казалось. Тебя не надо было тащить. Прости… Правильно сказано: Костей двадцать три вида. Позвонков двадцать восемь. Ребер двадцать четыре. Зубов тридцать два. Разных костей всего триста шестьдесят. Крупных суставов двенадцать. Вместе с мелкими их будет двести десять. Сухожилий шестнадцать, жил девятьсот. Волос двадцать одна тысяча. Пор на коже одиннадцать миллионов. Плотных (органов) пять, полых — шесть, отверстий — девять. А мозг один, и его вечно кто-то пытается поиметь.

— Артемон, я не жалею, честно. Где бы мы нашли для диссертации столько материала? А тут ведь кладезь, за полгода сделали столько, сколько даже в Москве за пять лет не получилось бы. Не кисни!

— Неспокойно у меня на душе, Марьяна, чувство тревоги гнетет с самого первого дня приезда сюда. Боюсь, как бы не обманули нас, — это он почти прошептал.

— Всё будет хорошо! Просто тебе надо поесть и отдохнуть. Света оставила тебе ужин в печке, сейчас принесу! — когда я вернулась с подносом, Артём спал, привалившись к опоре палатки.