Сказка Гоцци
Шрифт:
И тут же захотелось убежища, просить убежища, но он не знал, у кого. Жена министра куда-то исчезла, их импресарио был пьян, брат короля уехал в Испанию.
Пока он искал глазами «у кого» — остался один оркестр.
Ему стало тошно, и он протрезвел. По залу мелькала лысина Вайнштейна.
— Не вздумайте собирать бутерброды, — предупреждал он, — и вино из рюмок не сливать. Мне хватит лондонской истории.
Он
— Репетиция в десять!..
Они спускались по широкой лестнице. Гоц вдруг схватился за мраморные перила — внизу, раскинув руки и улыбаясь прямо ему, стоял Айсурович. Лет десять назад они вместе играли у Рошаля, но вот уже пять лет как Айсурович жил на Западе.
— Только не хватало встречи с эмигрантом, — подумал Гоц.
Только бы никто не заметил.
— Старик! — заорал снизу Айсурович и простер к нему руки. — Вот мы и встретились.
Он был в белом льняном костюме. На шее — коричневый шелковый фуляр.
Антон бросился к нему и, чтобы заткнуть рот, поцеловал прямо в губы.
— Сука, — горячо зашептал он, — что ты орешь?!
— Семь лет не виделись, — шептал Айсурович.
— С акцентом, — шептал Гоц, — говори с акцентом!
Их окружили оркестранты.
— Это кто? — поинтересовался Вайнштейн.
— Мишель, — представил Антон, — швейцарец.
— Вы говорите по-русски? — поинтересовался Вайнштейн.
— Нымног, — с грузинским акцентом ответил Айсурович. Другого он просто не знал.
— Был на ваших концертах в Ленинграде, — объяснил Антон, — и вот специально приехал сюда.
— То-то лицо знакомо, — промямлил Вайштейн.
— Очынь лублу класыческы музык, — опять произнес Айсурович.
Вайнштейн вздрогнул.
— У вас странный акцент, — заметил он.
— Жынэвскый, — объяснил Айсурович.
Вайнштейн подозрительно посмотрел на Гоца.
— Напоминает наш кавказский, — заметил он.
— Не сказал бы, — возразил Гоц.
Потом они пошли в «Доминик».
— Скотина, — все время повторял Антон, — ты с каким акцентом говорил?!
— Другого не знаем, — извинился Айсурович, — а в чем дело?
— А в том, — объяснил Гоц, — что ты уже здесь, а я еще там.
— Идиот, — заметил Айсурович — я играл с Вайнштейном в одном оркестре, в кинотеатре «Титан»!
— Ты думаешь, он тебя узнал?
— Мне как-то все равно, — заметил Айсурович.
—
— К сожалению, — вздохнул Айсурович, — мне здесь не о ком больше думать!
Он заказал старого вина.
— У меня много денег, Гоц, — сказал он, — и мы будем закусывать лягушками. Как тебе там живется?
— На провокационные вопросы не отвечаем, — улыбнулся Антон, — а как тебе тут играется?
— Чудесно, старик. Я играю с большим успехом.
Принесли яства. Все было диковинное. Антон не знал, как подступиться.
— Ешь руками, — приказал Айсурович, — чего церемониться, мы в Париже.
Он подкладывал ему кальмара, устриц, осьминога, гусиные печенки. И старое вино вливалось в него ручьем.
— Где ты играешь? — поинтересовался Антон.
— На бирже, — ответил Айсурович.
Старое вино, жена министра, кальмары — все смешалось в голове Гоца.
— Там что, неплохой оркестр? — спросил он.
— Отличный! — крякнул Айсурович.
— К-кто дирижер?
— Башли, — ответил Айсурович, осушая очередной бокал, — слышал такого?
— Н-нет…
— А-а, — протянул он, — выдающийся! Лучший на сегодняшний день.
Айсурович громко расхохотался.
— Фазан в вине! — заказал он.
— А духовики вам нужны? — спросил Антон.
— Очень, — сказал Айсурович, — нам все нужны, и инженеры, и химики.
— Как? — не понял Гоц.
— Так, — ответил тот, — у нас все играют. Из музыкантов я один.
Гоц недоуменно смотрел на Айсуровича.
— Запад, старик, — разъяснял тот, — свобода. Кто хочет — тот и играет.
Приплыл в вине фазан.
— Ешь руками, — орал Айсурович, — ты в Париже!
— А ты? — спросил Гоц.
— И я. Но я тут остаюсь, а ты возвращаешься.
— Кто тебе сказал? — хотел выкрикнуть Антон, но сдержался.
— Если ты вернешься туда, — шептал Айсурович, — ты будешь последним идиотом.
Антон обнял Айсуровича.
— Венчик, — торжественно заявил он, — я остаюсь.
Айсурович осоловело глядел на него.
— Ну и дурак, — сказал он.
Антон не понял.
— П-почему? — поинтересовался тот.
— Надо быть последним кретином, чтобы вернуться туда.
— Так я же хочу остаться!
— Вот и дурак, — вновь повторил Айсурович.