Сказка о Лисе
Шрифт:
– И не попросится. – ответили рикту – Он знает, что его мать умерла. Мы нашли его в съемной квартире, возле мертвой. Прости, Эор, твоя человечка вскрыла вены и даже не подумала о ребенке. Что с ним делать дальше? Клан не примет его.
– Примет. Пусть не сразу, но когда-нибудь примет. Подумаешь, полукровка. Малыш похож на меня, у него мои глаза, мои волосы и даже характер мой. Но ты прав, и на первое время нам стоит его спрятать. И моему отцу ни слова. Он обязательно захочет посмотреть на внука.
– Полагаешь, Саэ еще не знает?
– Полагаю, он слишком занят, выясняя, кто покушается на мою жизнь. Если честно, я не уверен, что мы с тобой доживем до
Это был не просто сон, скорее, воспоминание. Иму понял это, едва проснувшись. Сколько ему было тогда? Год? Два? А может, три? Конечно, он не вспомнил всего, но даже эти воспоминания, выпущенные на свободу из недр подсознания появлением нежданного родственника, были для него лишними. Он не хотел ничего помнить и совсем не хотел что-либо знать.
Осторожно спустив ноги на пол, Иму тихо встал и впервые за всю свою жизнь добровольно вышел подышать свежим воздухом на маленькую веранду, располагавшуюся прямо под окном его комнаты на втором этаже. Ему казалось, что его легкие горят от недостатка кислорода. К сожалению, Лис не знал, что ждет его на этой открытой веранде. Он даже не понял, как так вышло, что, почувствовав сильную боль в затылке, он провалился в черноту.
Четверо людей в темных одеждах с закрытыми лицами обвязали веревкой его бесчувственное тело и осторожно спустили вниз, на весеннюю зелень травы. Дело сделано. Стащить Иму Сатро из-под носа у его сердобольных нянек оказалось не так уж и сложно.
В шесть часов утра особняк потряс пронзительный детский визг. Естественно, на этот звук прибежали все, кто только мог. Тина так и вовсе примчалась в одной весьма откровенной шелковой пижамке. Впрочем, смущаться она даже и не подумала, куда важнее сейчас была растрепанная со сна Миа во вчерашнем черном платьице. Девочка активно металась по комнате Иму, словно курица, потерявшая единственного цыпленка, заглядывала в шкафы, выскакивала на веранду и даже под кровать залезла, но брата так и не нашла.
– Куда смотрел его телохранитель? – гневно прорычал Саэ.
Они все прекрасно знали, что погулять Иму не вышел бы, по крайней мере, добровольно.
Томо обнаружился на том же диване, куда накануне его положил Син. На внешние раздражители ливонец не реагировал, словно впал в кому. Теперь на курицу стала походить Тина, без устали шлепая брата по щекам и уговаривая открыть бесстыжие глазки.
Саэ эта ситуация нравилась все меньше и меньше. Подняв веко Томо, он обнаружил, что глазные яблоки наемника не закатились, как у потерявшего сознание, но и не двигаются вовсе, что не характерно для спящего, а зрачки расширенны так, что почти закрыли собой радужку.
– Что он вчера делал? – глава клана Каррэмо медленно, но верно доходил до состояния бешенства.
– Он вчера пил на спор с Сином. – ответил ему его подчиненный.
– Нет. – Тина смотрела на них, как на психически нездоровых – Томо никогда не пьянеет.
– А он и не пьяный. – просветил ее Саэ – Это сок кадарты, в концентрированном виде ядовит и противоядия не существует. В разбавленном является чем-то вроде наркотика. Привыкания не вызывает, но употребивший вырубается на очень продолжительное время и видит счастливые сны о розовых облаках и золоченых лошадках, бегающих по радуге наперегонки с бабочками. Ближайшие сутки мы его и пожарной сиреной не поднимем, а как проснется – еще сутки блевать будет. А вот у Сина на эту пакость стойкий иммунитет. Кстати, а где у нас виновник?
И рикты хором признались, что со вчерашнего вечера Сина никто не видел. Комната рикта так же
Саэ был мрачнее тучи. Остальные тоже радостью не светились. И каждый мрачно размышлял о чем-то своем. Наконец, молчание разорвал глава незваных гостей:
– Иму что-нибудь пил или ел после нашего знакомства?
Ответила ему Миа:
– Нет. Я все время после вашего знакомства просидела под его дверью. И любому из ваших людей переломала бы ноги, если они попытались бы к нему проникнуть.
– И ты не спала?
– Иногда дремала. – краснея, покаялась она – Но к двери точно никто не подходил, я бы тут же проснулась. А утром Иму не было в комнате, только дверь на веранду была открыта.
– Не выломана. – заметила Тина – Открыта. Иму сам открыл дверь кому-то, или же просто вышел туда. Саэ, я понимаю, что вы не можете поверить… Но Иму исчез, Томо опоили, и Сина тоже нет. Сложите, пожалуйста, два и два.
– Я уже сложил Тина. – в глазах рикта легко читалась и ярость, и боль от предательства – Оставьте меня в этой комнате одного, пожалуйста. Томо можете не забирать, он не помешает.
Оставшись один, Саэ подошел к большому зеркалу, возле которого не один вечер провел его внук, сдернул с него ткань и прикоснулся пальцами к гладкой поверхности стекла:
– Я ведь доверял тебе, Син…
Первое, что почувствовал Иму, была жуткая головная боль, которая лишь усиливалась от тряски. Во рту был противный привкус крови, но сплюнуть ее он не мог, а еще ему очень хотелось пить. Разлепив глаза, он обнаружил себя на полу какого-то фургона. Связанные руки и ноги затекли и, как только он попытался пошевелиться, отозвались болью, словно в них тыкали тысячами крохотных, но острых иголок. Перевернуться на спину не давали связанные и страшно затекшие руки, кричать он тоже не мог, по причине заклеенного рта. Да и зачем ему вообще кричать? Борясь с головной болью, он усиленно думал о том, что даже если и освободит рот, то вот с руками этот фокус не выйдет. Или выйдет? А дальше что? Куда ему деться из запертого фургона на скорости примерно в 90 километров? Он даже не знает, где сейчас находится эта консервная банка, внутри которой его заперли, и какое сейчас время суток, и каких по счету суток с момента его похищения? Из-за своего положения «мордой в пол» он даже не мог как следует рассмотреть пространство фургона.
Решив разбирать проблемы по мере их поступления, он принялся активно дергать руками и ногами в попытке нормализовать кровообращение. Когда это ему удалось, он активировал все мышцы лица, чтобы хоть немного ослабить плотный скотч, затем чуть приоткрыть рот, так чтобы немного высунуть язык. Хорошо, что не кляп вставили. Только вот упрямая липкая лента никак не желала расставаться с его ртом. Руки были смотаны за спиной, и это плохо, но в запястьях, что уже лучше. Тяжко вздохнув, Иму кое-как перевернулся на спину, поелозил, удобнее устраивая локти и лопатки, поднял связанные ноги и по миллиметру, кряхтя, как разбитый радикулитом дед, протащил-таки связанные запястья через ноги. Ранее ему никогда не приходилось совершать таких телодвижений и теперь казалось, будто его тянули на дыбе. Трясущимися от пережитого напряжения руками с почти онемевшими пальцами, настолько туго его упаковали, он все-таки сдернул с лица изрядно надоевшую ленту. Пересохшие губы тут же дали о себе знать: ощущения такие «приятные», что аж слезы из глаз, нижняя губа треснула до крови. Не обращая внимания на дискомфорт во всем организме, Лис зубами нащупал кончик клейкой ленты и принялся разматывать руки. Дело оказалось не таким уж и простым, как казалось: скотч путался, местами не желал отдираться и лип к зубам, но он, шипя непроизносимые в приличном обществе словообороты, таки справился. Освободить ноги было уже не сложно.