Сказка о ночном музыканте
Шрифт:
О счастье не сыграет никогда.
Душа его готова обучаться,
И тело к нам затем и привела».
Шестой сказал: «Я, как Хранитель звуков,
Готов забрать его к себе домой.
Научится – пусть нам в ночи играет…»
«Да будет так!» – всё обобщил седьмой.
Они коснулись посохами тела
Звездою, сделав с помощью искры,
Что села на груди у чародея,
Как орден, затаившись до поры.
И
Он не касался телом до земли,
А был внутри подвешенного шара,
Не повредив нигде покров травы.
По очереди каждый, прикасаясь,
Показывал внутри свои дела,
Никто не говорил, ведь было видно
К чему их сила в мире привела.
И в завершенье тех прикосновений,
Шар запылал оранжевым огнём
И улетел. Сверкнули пики молний
В отсутствии туч с проливным дождём.
Серьёзные седые чародеи,
Раскрыв дела, зачем тут собрались,
Всё также смерчем лёгким закружились
И до владений дальних унеслись.
Хранитель звуков жил в большой пещере,
Где было много залов и шкафов.
Вся мебель состояла из ячеек,
Закрытых на серебряный засов.
Он снял с себя звезду, отнёс в центр зала,
Что был всех больше и на редкость пуст,
С высоким потолком, в нём даже поступь
Звучала, издавая сильный «хруст».
Когда звезда легла посередине,
Дотронулся волшебник до неё,
И тут же появился спящий путник,
Что впал в изнеможенье в забытьё.
Он был на самом деле очень молод,
Высок, излишне телом худоват…
Изящные, чувствительные пальцы
Указывали, что он музыкант.
Высокий и широкий лоб. Причёской
Являлись кудри, что касались плеч…
Его, «красив и хрупок», описали б,
Но не о том сейчас идёт ведь речь.
Придя в себя, гость очень испугался.
Он был не там, где вечером уснул.
Нет леса с необычною поляной,
Куда его как будто кто тянул.
Возвысившись, стоял серьёзный старец,
Смотрящий исподлобья на него,
Который ждал вслух сказанного слова,
Что вырвется из парня. Хоть одно.
Хранитель звуков ощутил бы сразу,
Где чистота, а где сплошная ложь.
При силе волшебства, по первой фразе
Властитель знал бы плох он иль хорош.
А юноша, ужасно растерявшись,
Спросил лишь: «Я в пещере? Почему?
По лесу шёл, немного заблудился,
Заснул, но зла не делал никому!»
И
Ты как сосуд не полон, да и чист.
Твоя душа тебя к нам направляла.
Что ж, так и быть распишем её лист.
Возможно тебе небо улыбнулось.
Ты пеплом мог сегодня ночью стать.
Лишь потому, что главный заступился,
Ты можешь предо мной теперь стоять.
Предупреждаю, жить здесь будешь долго.
Пока не разрешу, сам не уйдёшь.
Но знанья, что получишь, уверяю,
Нигде и никогда не обретёшь.
Я вижу, что в котомке лежит скрипка.
Чуть позже попрошу мне поиграть.
Пока же дай услышать твоё имя,
Которым стану дальше величать».
«Меня зовут Давид. Так захотели
Родители, когда я родился.
Я был для них действительно «Любимый»…
Тут юноша слезами залился,
«Теперь их нет, они ушли на небо.
Я странствую, чтоб как-то выживать.
Из состоянья – только эта скрипка.
И это всё, что я могу сказать».
«Понятно. Что ж немного успокойся.
И, как умеешь, что-нибудь сыграй.
Прошу лишь музицировать негромко.
Себя и всё вокруг не напугай!»
Мальчонка инструмент слегка настроил,
И стал, как на базаре исполнять
Мелодию звучанием крикливым –
Так, как привык вниманье привлекать.
От этого пещера задрожала,
Здесь слышалась не музыка, а гром!
Всё слилось в непонятное гуденье
До боли оглушающей притом.
Давид присел, угрозу предвкушая,
Боясь последствий, что он наиграл!
Ведь, чтобы напугать, могли так звуки
Любимой скрипки, он не ожидал.
«Я ж говорил тебе: «Играй негромко!»
Здесь слышен каждый шорох, каждый шаг.
Ты, как глухой, боишься не услышать,
Что можно тихо высказать в словах.
В лесу мне было многое понятно.
Я лишь определиться захотел
С чего начнём сегодня же занятья.
Да… Ты пока ни в чём не преуспел.
Пойдёт учёба здесь с одним условьем,
Что будешь по хозяйству помогать.
Тебе раз в день до блеска три пещеры
Придётся без роптаний убирать.
Хлеб просто так, поверь мне, не даётся,
Его придётся делом заслужить.
Ты будешь сыт, одет, но самым главным,
Послужит то, чему буду учить.
Сейчас я покажу тебе пещеры,