Сказка про белого бычка
Шрифт:
— Плавать, говорю, умеешь?
— Конечно!
— Тогда беги в воду и заплыви на средину озера. Надеюсь, здесь глубоко.
— Ни за что! — возмутилась девушка. — Я не ты, я тебя одного не брошу!
— Мать твою! — выругался журналист по-русски. — Ты что, не понимаешь, что, вертясь у меня под ногами, будешь только мешать мне?!..
— Но…
— Беги же!..
Наконец, гордая патрицианка послушалась и, подобрав подол столы, [50] засверкала пятками по направлению к озеру. У самой воды незаметным, исконно женским движением сбросила с себя
50
Длинное, до лодыжек одеяние римских женщин, одевавшееся поверх туники.
Всплеск, решительные взмахи сильных рук, и вот она уже рыбкой плещется на средине царского озерца.
Питерец удовлетворенно кивнул головой и повернулся лицом к врагу. На его лице заиграла кровожадная ухмылка.
— Ну, соколики, вы попали, — изрек зловеще.
Всадники, покончив с легионерами, наконец обратили внимание на оставшуюся парочку.
Вернее, маневр девушки заметил сначала один из них, который остался в седле и, повернув лошадь, помчался к озеру. Прямо на Романа. Как видно, принял его за кого-то из местных жителей, насчет которых у бандитов, скорее всего, не было инструкций сохранять жизнь.
И не боится же копья, сволочь, поразился журналист. Небось, надеется на свой кожаный нагрудник, покрытый металлическими бляхами.
Ладно, родной. Держи саечку.
Когда конник почти поравнялся с ним, питерец быстро сделал выпад тупым концом пики, угодив «черному» в кадык, и отскочил в сторону.
Пролетев мимо парня, всадник, бросивший поводья и схватившийся за горло, не удержался в седле и рухнул на землю. Конь потрусил дальше, но потом остановился и подался к воде.
Роман подбежал к поверженному противнику. Тот, все так же продолжая держаться за горло, вертелся на затылке по кругу, роя ногами землю. «Вуаль» спала, и по его выпученным от страха покрасневшим глазам и такого же цвета лицу было видно, что человек задыхается.
Ничего, пускай помучается, решил Градов. Парням, которых он бил по головам, тоже не сладко пришлось.
Отвернулся и пошел было назад, приметив, что остальная троица «басмачей» уже опять в седлах. Но хрип несчастного стал уж вовсе похож на предсмертную агонию. Обагрять же свои руки кровью Ромка без крайней надобности не хотел. Потому на мгновение обернулся к падшему врагу и аккуратно ткнул его все тем же тупым концом пилума под левое ухо. Бандит дернулся и отключился. Но дыхание его стало спокойным и ровным, а не надсадным хрипом астматика.
Хорезмийцы (или кем они там были), подумав, что он прикончил их приятеля, разразились гневными криками.
Двое, идя грудь в грудь, вырвались вперед.
Не дожидаясь, пока они сомнут его, Градов метнулся в атаку.
Пробежав несколько шагов, русский прыгнул навстречу всадникам, крепко сжимая в руках пилум, будто держался за весла. Когда журналист оказался между двумя лошадиными крупами, он оттолкнулся от земли и резко повертел древком туда-сюда, как рулем. При этом один край попал в челюсть тому «басмачу», который скакал справа от питерца, а второй заехал прямо в пах левому.
Разумеется, оба свалились в траву. «Правый», треснувшись головой, так что аж зубы щелкнули по-волчьи, сразу вырубился. «Левому» повезло приземлиться на ноги. Но он тут же опустился на колени.
Четвертый конник летел на Градова, угрожающе размахивая клинком.
Роман тоже решил на этот раз не миндальничать. Примерился и метнул пилум прямо в грудь последнему из «басмачей». Наверное, этот мерзавец сегодня хорошенько помолился Ахура-Мазде, который простер руку над своим нерадивым сыном.
Дротик не пробил парню грудную клетку, отраженный панцирем. Однако таки вышиб вражину из седла, выбив заодно и дух. Питерец на всякий случай «пощупал пульс» конника, чтоб быть уверенным на все сто в его отключке.
Окинул поле боя горестным взглядом и пропел фразу из оперы Глинки «Руслан и Людмила»:
— О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?..
Да уж, живописное зрелище, нечего сказать.
Вон, шагах в пятидесяти лежат спеленатыми по рукам и ногам его «коммилитос». А вокруг, то здесь, то там, крестообразно раскинув ноги и руки, пялятся в небо пустыми очами четверо «басмачей».
А кони…
Кони преспокойненько себе пьют воду в компании длинноухого серого ослика, хитро посматривающего одним глазом на безобразие, творящееся на берегу.
Ну, это оно с точки зрения ишачка бесчинство. А для молодого, разгоряченного битвой парня зрелище обнаженной девицы, вылетающей из воды и бросающейся ему на грудь… В общем, можно считать, что это самый лучший утешительный приз.
— Как? — причитала Валерия, покрывая жаркими поцелуями лицо, плечи и грудь Романа. — Как ты сумел сделать это? Один против всех?!
— Да просто, — пожал плечами журналист и отшутился. — Ты же не мешала…
— Нахал! — ткнула его кулачком и тут же, охнув, поцеловала в «больное» место. — О, я знаю, — отстранилась и посмотрела серьезно в глаза. — Я видела. Ты — бог!
— Ладно тебе, — неловко усмехнулся парень. — Какой из меня небожитель? Видишь же, я весь из мяса и костей.
— Не спорь, — прикрыла ему рот ладошкой римлянка. — Можешь не открываться. Но ты точно Он!
— Кто?
— Этот ваш Танцующий бог. Как его, Шива?
«Ом!» — произнес про себя Градов, но дальше ваньку валять не стал.
— Давай-ка посмотрим, что там с нашими, — охладил богоискательский пыл римлянки. — И нужно поскорее уносить отсюда ноги, пока на помощь этим еще кто-нибудь не пришел. Средств передвижения у нас теперь на всех хватит…
Глава восьмая
ГНЕВ БОГОВ
Город Топрак-Кала, Хорезм, Кушанское царство, 118 г.
Так мобедан мобеда [51] давно никто не унижал. С тех самых пор, как он из простого жреца-мобеда стал дастуром, [52] никто не смел разговаривать с Вазамаром в подобном тоне. А уже больше двадцати лет минуло.
51
Верховный жрец в зороастризме.
52
Главный жрец в зороастризме.