Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Воспринимай, как хочешь.
Ну да, какие уж тут могут быть варианты, если только…
— Ты сейчас меня обидеть хочешь, чтобы я сказала, что могу вызвать такси?
Он не отвечал.
— Знаешь, подкинь меня до электрички. Я никуда не спешу.
— А я спешу!
Он так и не повернул ко мне головы, хотя ворота у них такие, что в них можно выехать с закрытыми глазами. Мне бы тоже зажмуриться и представить себя в другом месте и с другим человеком. Хотя бы с другим Валерием Терёхиным — что с ним сделала жизнь? Мозги напрочь отбила!
— Спешишь поругаться со мной, чтобы я отказалась проводить
Молчит.
— С бабой Ягой это не пройдёт. Баба Яга не из обидчивых. К тому же, у неё хорошая память, и она помнит Валеру другим…
— Каким?
— Нормальным.
— Я никогда не был нормальным, — выплюнул он в лобовое стекло.
— Но твоя ненормальность хотя бы не была стопроцентной, — сжимала я пальцами ремешок сумки, которую в этот раз специально оставила на коленях.
Впрочем, мои руки Терёхина сейчас не интересуют, он мне словами рёбра пересчитывает!
— Ты мог облить меня водой, но никогда — помоями.
Ну вот, наконец он и усмехнулся, хоть и не отвёл взгляда от дороги.
— Помнишь, что ли?
— Такое не забудешь! — теперь я смогла свободно улыбнуться. Валерка Терёхин скинул маску хама. Йоху! — На улице градусов пятнадцать было. Не больше.
— Так я же сказал тебе раз десять пойти одеться, чтобы не простудиться. А ты ответила, что тебе тепло. Оделась бы вовремя, не пришлось бы полностью переодеваться. Ах да, забыл… Тобой же нельзя было командовать, — теперь он почти что в голос смеялся. — Вот возьму тебе назло заболею и умру. Ну да, детский сад, ясельная группа… Ничего не поменялось за десять лет. Потому тебя из Смоленска и погнали поганой метлой. Как и Марьяну из Москвы. Да, типа там театры неправильные и каналов нет… Это в вас, девочки, нет того, что ищут в женщинах нормальные мужики.
Во, прямо Ленин на броневичке или на балконе особняка Кшесинской!
— Думаешь, стану оправдываться? Неа… Я научилась не спорить по таким пустякам. Мне не тепло, не холодно от твоего мнения. Как и Марьяне, думаю.
— Вот и правильно. Не надо меня ни в чем убеждать. Ты там главное самообманом не занимайся. Свободная феминистка фигова… Да просто никому вы с Марьяной не нужны больше чем на пару ночей, а не наоборот.
— Окей, окей…
Где-то я это уже слышала… А, от мамочки каждый божий день! А Терёхин аж в руль вцепился, точно в соломинку — ну и правильно, а то утонет еще в своей желчи. Мать вон в пятьдесят вся седая. А завела бы вовремя мужика — да хоть на пару ночей — еще бы девочкой бегала.
Ну что смотришь? Не говори, что боковое зеркало проверяешь. Тебе машина все подсказывает без всякого поворота головы… Которым ты меня задалбливал в восемнадцать лет, а я отвечала, что на такой машине достаточно поворотник включить — и путь свободен!
— Давай просвети меня, чего же во мне не хватает, чтобы стать завидной невестой?
Молчит. Не думал, что захочу отрикошетить в него слова. Ну, я для него все еще та, немая восемнадцатилетняя дура.
— Молчишь? — ворчала во мне умудренная жизнью баба Яга. — Покорности, что ли? Вы не можете не командовать женщиной, так, что ли? А не слушается, применяете силу? За шланг с ледяной водой хватаетесь, так выходит?
Терёхин продолжал молчать, но уже давился улыбкой. Да нет, прежний он, прежний… Просто очень хорошо маскируется
— Ты же только что сказала, что мое мнение тебя не интересует. Я ослышался?
Поэтому продолжаешь смотреть на меня ухом?
— Это я сказала лет так двенадцать тому назад, когда ты безапелляционно заявил, что мне нужно вылезти из джинсов и влезть в юбку.
— Это было до волос или после?
— Слушай, Валера, мы всю дорогу такой фигней страдать будем? Ну, я понимаю, что погодка шепчет и обсуждать дождь не имеет смысла… Но…
Моросяка началась, лишь только мы выехали с дачи, но в этот раз летающие по стеклу дворники меня не раздражали. Настроение успело упасть и вернуться на место — Валерка, Валерка… Ты сам не рад, что притащил меня на дачу…
— Не начинай только про Сеньку! — почти что взмолился он.
— А про Никиту можно? — спросила я, поднимая страшно брови, но на меня все равно не посмотрели.
Дорога интереснее, хоть и беспробочная сейчас.
— Про него я буду разговаривать с умной теткой в школе, а не с тобой…
— А я все-таки скажу! — не обиделась я на безобидный выпад.
Но не успела, зазвонил телефон. Была уверена, что мама контролирует. Оказалось нет — впрочем, к счастью! Повторения вчерашнего телефонного разговора не хотелось. Мне ещё напомнят о манерах кисейных барышень по приходу домой.
— Нет, не сплю, но я не дома, — ответила я на вопрос коллеги, может ли он забрать свои отремонтированные куклы. — Через час примерно, но неточно, — Нет, столько он ждать не мог. — Сестра должна уже прийти из школы. Она тебе откроет. Пакет у меня на столе. Два пакета, — исправилась я. — Марионетку я запечатала отдельно.
Валера не скосил глаз — ничего интересного в моем разговоре не было, но после следующей фразы звонившего началось…
— Ты о… — я не сумела сдержаться и заменить глагол, который прыгнул на язык, когда Игорь сообщил, что забрал из ремонта мою гитару.
Собака! Не в плане, что кобель, а в плане, что мужик, который не имеет права лезть в мою жизнь с деньгами, которых у самого нет. Мы детьми учились в театральной студии. Потом он женился на одной из наших девчонок и теперь в них уже двое своих и четверо приёмных детей. Они бы взяли, кажется, и больше, если бы позволяла квартира. Вместо этого оба работали в детском доме и дарили свою любовь тем, у кого ее не было совсем. Вели театральный кружок, и я раз в полгода подкидывала в него новую куклу собственного производства. Бесплатно! Это была моя помощь их благому делу. На большее меня не хватало — заниматься с сиротами не могла, смотреть в их глаза…
И вот, когда я согласилась обновить обветшавших кукол, Игорь, зная, что я на мели, все пытался всучить мне деньги. И получив от ворот поворот, отыскал мастера, взявшегося выправить вмятину на моей Ямахи, и заплатил за ремонт гитары.
— Это свинство! — перешла я на более-менее литературный язык. — У меня сейчас желание размозжить гитару о твою дурную башку и вернуть ее в мастерскую.
Игорь молчал — а что ему оставалось, гадость мне он уже сделал. И озвучил.
— Только заикнись хоть раз про кукол! Ничего не получишь. Не ценишь дружбу, будут чисто деловые отношения. А ценник мой ты знаешь, я за бесплатно не работаю. Так что я тебе больше не по карману!