Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Ты меня прекрасно поняла. Ты не испортишь мне праздник подобными играми, кукла. Поняла?
— Ничего я не поняла.
Мы двигались немного не в такт. Вторая моя рука лежала на его локте, сохраняя дистанцию. Нос к носу не будет.
— Хочешь, чтобы Валерка сам тебе объяснил или меня хватит для начала?
Во время танца я краем глаза успела заметить их у одного столика. Так. Стоп.
— Что он тебе сказал?
— Мне ничего не надо говорить. Тебе от него реакция нужна? Получишь от меня, ясно? Здесь мои самые близкие люди, и им это ни
— Именно с Волковым? — я пыталась не рассмеяться.
— Можешь с Терёхиным. Можешь с двумя сразу, мне по барабану.
— Спасибо за танец.
Не дожидаясь окончания песни, я вырвала руку и пошла к столику. Своему не своему, мне уже было фиолетово. Хотелось согреться в шиншилле и свалить с чужого праздника. Терёхин не поднял на меня глаз, но тихо сказал:
— Тебе звонили. Два раза или три.
Я перекинула через голову сумочку и только потом открыла, чтобы достать телефон.
— Черт…
— Что? — поднял глаза Терёхин. — Мама?
— Хуже…
Глазами я успела пробежать сообщение от Леши: «Катя без голоса. Нам завтра нужна замена. Ты — единственный вариант. Иначе отменяем спектакль. Перезвони…»
Я схватила шиншиллу.
— Ты куда?
— У меня личный разговор. Не смей за мной идти.
Волков пошел покурить? Отлично. Мне его стыдиться нечего. А ты… Поревнуй, поревнуй… Подсылать ко мне дружка низко. Устраивать на людях спектакль — детский сад. Чего сам не подошел? Испугался драки? Тогда получай от меня. Получайте оба. Два идиота! Три! Вместе с Волковым. И вся ваша компашка.
Глава 49 "Стыдно быть таким влюбленным"
Не знаю, сколько взглядов за мной следило, но я плыла, как учит нас Пушкин. Только на улице перепрыгнула ступеньку. Волкова в обозримом пространстве не наблюдалось. Отлично!
— Леша, я текст не помню, — проговорила я в телефон без всяких «Здравствуй!»
— А ночь у тебя на что? — ответили мне тут же. — Алька, я все сделаю. Распечатаю текст в красивую папочку. Свет тебе проведем — будешь читать по бумажке. Я тебе сейчас выделю все, что нужно будет знать наизусть. Песни ты знаешь. Мы на тебе лампочки включим, а остальное сами вытянем. Аля, ты не можешь подвести детей. Больших и маленьких…
— Во сколько ты сможешь приехать? Нам нужно пройти мизансцены. Я не буду с бухты-барахты играть, не смогу…
— Полчаса максимум. Маринка придет со смены, сразу скидываю ей Еву и лечу. Я тебе зашерю видео. Все, что есть… Аля, это твой сценарий… Импровизируй нафиг, мне пофиг, реально…
Мне не было пофиг. Я чувствовала спиной присутствие соглядатая. Еще не знала, которого.
— У вас аншлаг?
— А ты думала… Сколько?
— Трое.
— Заметано. Короче, я шлю тебе сейчас все и желаю доброй ночи.
— Твоими молитвами.
— Как в сессию. Слабо?
— Да мне давно ничего не слабо…
— Тебя разбудить утром?
— Чтобы услышать то, что я сейчас тебе не сказала? Давай. До завтра.
— Мы
— Я это заметила. Три. Понял?
Я сунула телефон в сумочку, застегнула ее и только потом обернулась. Терёхин. Пиджак расстегнут, пуговицы на месте…
— Завтра ты играешь в хорошего папу. Идешь с детьми в театр. Или с ними идет Геля. Выбирай. Мне без разницы.
Шея болела, но Терёхин продолжал стоять на крыльце и приходилось смотреть на него снизу вверх. Он молчал.
— Посмотришь, на что пожертвовал деньги. Ну и на меня заодно посмотришь на сцене.
Молчит.
— Можешь принести мою гитару?
— Мы уходим? — нарушил он наконец свое дурацкое молчание.
— Меня твой приятель выставил. И у меня нет никакого желания возвращаться.
— Что он тебе сказал?
Вопрос прозвучал глухо.
— Вот только не надо драк устраивать. Принеси гитару. И… Хочешь оставайся. Я поеду домой. Мне нужно роль учить.
— Куда домой?
— Туда, где мне откроют дверь. У меня никаких ключей с собой нет.
Для пущей наглядности я потрясла крохотной сумочкой.
— Что он тебе сказал?
— Кто он? Волков или Тихомиров? Волков сказал, что я ужасно играю. А твой Тишка, что я ужасно себя веду. Валер, у меня завтра тяжелый день. И я очень хочу, чтобы этот вечер быстрее закончился. И я не хочу орать на улице про свои дела. Ты либо иди за гитарой, либо спустись с крыльца.
Он сделал шаг на ступеньку, потом второй, затем… Был, скорее всего, прыжок.
— Что это было? — спросила, когда кислород снова начал поступать мне в легкие.
Впрочем, рот по-прежнему не открывался: Терёхин после поцелуя продолжал сжимать мне щеки.
— Печать собственника. Непонятно? Могу повторить.
Я мотнула головой, и его руки переместились с лица на талию.
— Надеюсь, завтра действительно детский спектакль. Взрослый перформанс я еле выдержал.
Я запахнула ему пиджак и застегнула на все пуговицы.
— В любом детском спектакле есть взрослый подтекст. Никита послушает отличный джаз. Сенька посмотрит на кукол. Ты — на меня. И потом оставишь все комментарии при себе, потому что будет очень плохо. Я не актриса.
— Еще какая актриса! Теперь сыграешь в мою девушку, ладно? — прошелся он носом по моему лбу. — Договорились? Некрасиво уходить.
— Пусть Тишке станет стыдно? Так, что ли?
— Воспринимай это, как бурные аплодисменты. Я ему ничего не говорил.
— Но подумал?
— Да, подумал дать Волкову в морду. А потом решил, а за что? Он ведь как бы разрешения попросил. Тебе он нравится?
— Как музыкант? — я улыбнулась. — Не мой типаж. Ты реально приревновал?
— Ну, а ты как думала… Серпом по яйцам. Еще б минуту и отрезала б совсем. Если, конечно, по закону жанра надо дать в морду, то дам… Но вам же как бы нельзя товарный вид портить… Не бей, ладно? — заметил он мою поднятую коленку. — Твой разрез уже сделал дурное дело, а сейчас ты заявляешь, что променяешь меня на сценарий.