Сказка зимнего Синегорья
Шрифт:
Имя прежнее чужим Снежке показалось, само звучание его было незнакомым и тревожным. Надо же, как быстро все людское от нее отходило, оставляя по себе лишь дымку воспоминаний. Кажется, скоро она вовсе забудет, кем была…
Наутро, проснувшись с первыми солнечными лучами, Снежка бросилась поспешно собираться, чтобы к бабе Фене пойти — соскучилась по ней да сестрам, да и родителей нужно дождаться, вот-вот приедут. Кот мяукал, терся возле девушки, сверкал желтыми глазищами — словно прощался. Марейка тоже непривычно тиха была да печальна. Сидела на своем диване под окошком, а на подоконнике — чудо какое! — лилия тигровая в горшочке расцвела. Словно прощальный подарок лета для Снежки.
— Не печалься, — Снежка обняла
И Снежка достала из небольшого холщового мешочка, который с ней все время был, нитки и спицы для вязания. Спицы были серебряные, а нитки такие белые и пушистые, словно бы из снега сотканы.
— Чудо какое, — улыбнулась Майрека.
— Муж мой сказал, что из этих ниток можно шаль связать теплую, и будет она греть в самый лютый мороз, и еще — здоровья прибавит! — Снежка чмокнула старуху в щеку и бросилась дальше собираться.
— Спасибо тебе, — расчувствовалась та, слезы кончиками платка утирая, но так, чтобы внучка этого не заметила. — И Мороз Ивановичу передай, что я рада, что он с нами породнился. О таком зяте только мечтать!
Уходить не хотелось — но времени было мало, нужно всех повидать успеть. И Снежка, тепло простившись с Марейкой, пошла по сверкающему белому насту в сторону Медведь горы, под которой стояла изба бабы Фени. По дороге девушка любовалась огромными сугробами, которые казались присыпанными алмазной крошкой, небо было чистое, глубокое, такого пронзительного синего цвета, который только зимой в горах бывает. По нему изредка плыли перистые облака, а солнце распускалось янтарным цветком, рассыпаясь медовыми брызгами по белому снегу, и так радостно было, так хорошо. Дышалось легко, пахло свежестью морозного утра, дымом, что столбами поднимался из труб — и Снежке показалось, что это прозрачные стволы тополей виднеются над крышами, занесенными снегом. Потом она вспомнила, что уходила к жениху аккурат в конце недели, а это значило, что сейчас суббота, банный день. Вот отчего слышен так сильно запах распаренного дерева, березовых веников…
Девушка лишь улыбнулась, глядя, как возле одной из бань возится с дровами хозяин, надеясь, видимо, как можно быстрее протопить. Раньше Снежка любила ее, но не слишком паркую, и всегда опасалась заходить в баню по-черному, у одной из теток такая была. Махонькая, кривобокая, заросшая травой до самой крыши. Внутри темно всегда, окошечко узкое и низкое, света оно не давало почти, а если еще вечером идешь… лампочка там тусклая была, едва горела, и все в пару и дыму… жутковато даже становилось. Как раз там она с банником и познакомилась — когда в обуви зашла, подзабыв, что нужно ее оставлять за порогом. Он из-под полатей как выскочил, как зарычал-зафырчал, весь в саже и листочках березовых, пропахший дымом. Бросался угольками и веточками от веника, пытался напугать. Удалось ему это — Снежка после того долго сама в баню не ходила, все с сестрами или матерью, при них дух егозливый не трогал ее, вообще не показывался. Когда она про то взрослым говорила, они лишь смеялись — мол, угорела девка, нечего был в первый пар идти-то! Только бабушка Феня шепнула потом тихонько, чтобы никто не слышал, что банник с женкой своей первыми любят париться, оттого не стоит сразу, как затопили, идти. Поверила ей бабушка, не стала смеяться, как другие.
Снежка не понимала никогда, почему только она видит чудеса эти, и никто ей объяснить не мог, а теперь, когда побывала она в колдовской чаще, осознала — уже тогда суждено ей было уходить от людей.
Жаль вот только, что в баньке не попариться — при одной мысли об этом дыхание спирало и сердце колотилось, а по коже мурашки бегали, и покалывало ее так, как тогда, когда банник угольками
Дорогу уже расчистили, и наносы остались только по краям, идти было легко, только скользко — Снежка то и дело взмахивала руками и дергалась, когда попадался лед и ноги ее по нему в пляс пускались. Дошла до горки, где детвора каталась на санках или вовсе на досках и картонках — шум, хохот стоял, визг. Девушка в толпе разглядела Кристинку, племяшку, и подбежала к ней, а та ее кататься потащила — едва ли не силком на санки усадила, подтолкнула, и Снежка едва не задохнулась от восторга и полузабытого ощущения счастья, когда ты летишь с горы, снег колкий тебе на лицо попадает, и ветер свистит в ушах. Мир перевернулся, закружился, и девушка улетела в сугроб под хохот каких-то мальчишек, раскрасневшихся от мороза и явно замерзших, но домой не спешивших, потому что знали — загонят, больше на улицу не пустят. Выбралась Снежка из сугроба, отряхнулась, вернула санки Кристинке и, улыбаясь, дальше пошла — всего две улицы оставались.
И показалось, что еще ярче сверкает на снежном насте солнце, и ещё морозней стало, но от этого лишь приятнее. А где-то в небе пронеслась на снежных крыльях Матушка Метелица, рассыпая над миром свои сказочные видения, и огромная ажурная снежинка, изящная, словно вырезанная из блестящей серебристой фольги, опустилась девушке на раскрытую ладонь. И не растаяла. Она сверкала и искрилась своими хрустальными гранями, и показалось, что она не изо льда, а из прозрачного кварца. Или же это кожа у Снежки так холодна?
И девушка вдруг поняла — это окончательно. Иначе не будет. Нет ей возврата в прежнюю жизнь. И не нужно о ней жалеть. Сейчас нужно зайти в избу, как ни в чем не бывало, и прожить оставшееся среди людей время, как будто ничего не случилось. А потом, как почувствует, что пора в дорогу, пустит Снежка свой волшебный клубок на снег, и приведет он ее туда, где в тумане чародейском ждет подруга. И спокойно вдруг стало, и тихо на сердце, будто улеглись все вьюги и все метели.
— Снежанка пришла! — Светланка, двоюродная сестра, выскочила из ворот ей навстречу, радостно хохоча и кидаясь снежками. — Я тебя заждалась уже, приехала, а тебя нет. Где ходишь!
Снежка увернулась от снаряда и бросилась обниматься — Светланка жила в Уфе вместе со страшим братом, они, конечно, иногда приезжали в гости к бабушке Фене, но не так часто, как хотелось бы, да и не всегда удавалось одновременно с ними попасть в Усть-Катав. Девчонка, которую Снежка видела последний раз года два назад, вытянулась, похудела, совсем тростиночка стала. Красавицей растет!
Тут же, едва Снежка с сестрой во двор зашла, высыпали из избы остальные сестры — их у Снежки было семеро, и еще четыре брата. Большая семья. Когда вместе собирались у бабушки шум стоял, визг, за качели шутливая возня вечно шла. Сейчас-то подросли все, остепенились.
Аришка стояла в сенях, поджидала Снежку. Едва та показалась, схватила ее за руку, в чулашек оттащила, двери за ними захлопнула, ещё и щеколдой звякнула, запирая, чтобы точно никто не зашел. Встала, сверкая глазами, нахмурилась.
— Ну, хлынка, рассказывай, где была? — прошипела обиженно.
А девушка только ресницами захлопала, сжимая в руке снежинку — как это Аришка поняла, что ее не было здесь, что уходила она? Неужели тоже видеть что-то может?
— Что молчишь? Бросила нас с Любаней, а сама в вихрь кинулась, и нет ее — что это за чары были, рассказывай!
— Какой еще вихрь? — вполне искренне удивилась Снежка, отступая. Попался сундук, она на него и уселась, растерянно на сестру глядя. — Не помню я никакого вихря…
И тут же подумалось — а ведь она тогда аккурат к Метелице в гости попала! Со стороны, может, и правда показалось, что в вихрь попала, и он унес ее? Как же теперь оправдаться? Да и странно, как это Ариша все смогла увидеть…
— Не ври мне! — наступала сестра. — Мы никогда друг от друга ничего не скрывали. Я обижусь!
— Я не знаю, как тебе объяснить… — сдалась Снежка. — Но вот смотри…